Anne Dar - Полтора года жизни

В ответ Мэрилин лишь тяжело выдохнула и отправилась в сторону кухни. Я же, сев напротив Роланда, постучала по его журналу.

— Ты бы хотя бы выслушал её.

— Ты попросила устроить её на работу, и я устроил. О большем для нее ты не можешь меня просить.

— Ты невыносим, — встала со своего места я и хотела отправиться за Мэрилин, но Роланд меня оборвал.

— Твоя работа — присматривать за Софи, — твердо произнес он, приподняв бровь, но даже не взглянув на меня.

Я развернулась и нарочито сердитым шагом отправилась в комнату спящей Софи.

Весь день так и прошел: Роланд читал журналы и выходил в интернет через планшет, Мэрилин драила полы, а я играла с Софи. В десять часов вечера Роланд поднялся с дивана, проверил каждый уголок в доме, при этом ни к чему не придравшись и ничего не похвалив, после чего холодным тоном распрощался с нами и ушел в главный дом, хладнокровно закрыв за собой дверь. Мы еще с минуту стояли посреди гостиной и смотрели на дверь, в которую он вышел, после чего отправились в ванную, чтобы отмыть от сажи блузку Мэрилин.

— Так не пойдет, — кусала губу блондинка, когда мы уже спускались с холма. — Ты не должна за меня заступаться, поняла? Мой сын думает, что я не выдержу и сбегу, но нет… Я докажу ему, что колючая тряпка для меня не проблема! Я сдеру весь свой маникюр и обмажусь сажей, но я завоюю его уважение к себе. Не мешай ему выдавать мне задачи. Я хочу выполнить самые тяжелые из них! Завтра я буду в лучшей форме. Не мешай мне делать мою работу — сиди рядом с ним и попивай чаек. Вызов принят, Роланд Бернард Олдридж! Вызов принят!

На следующий день Мэрилин и вправду выглядела иначе: хлопчатобумажные штаны шоколадного цвета, темно-синяя футболка с рукавами фонариками и никаких украшений. Она была полным энергии бодрячком, пахнущим Шанель № 5, с минимумом косметики на лице. Когда Роланд вошел в гостиную Мэрилин, уже во всю драила палубу. Увидев это, Олдридж лишь вздернул брови, что определенно не могло означать удивление или восторг, и отправился на террасу. После того, как я сводила Софи в туалет, я присоединилась к нему, сев за стол из эпоксидной смолы. Начав заплетать волосы девочки, я решила начать непринужденную беседу:

— Какое у тебя сегодня настроение?

— Хочешь снова меня о чем-то попросить? Только не говори, что у Мэрилин аллергия на моющие средства, иначе я воспользуюсь ситуацией и обработаю им всё поместье.

— Не смешно, — сощурила глаза я.

— Конечно не смешно — ты ведь толкаешь меня на преступление.

— Нянетька, мозна я поиглаю лядом с Мэлилин? — поинтересовалась Софи. В основном она называла меня Глолией, но иногда прибегала к слову «нянетька».

— Можно, — отпустила девочку я.

— Это её «Мэлилин» ласкает уши, — ухмыльнулся Роланд.

— Всё равно это не сравнится с «Лоландом».

— Ты о чем-то хотела со мной поговорить? — встретился со мной взглядом собеседник.

— Раз уж я согласилась на эту работу, я хочу, чтобы она была застрахована.

— Ты о чем?

— Нужно произвести полную диагностику здоровья Софи, — напрягшись, заключила я. — Я не хочу, чтобы это были грабли. Я знаю, что она здорова, но… — я осеклась. — Если вдруг выяснится, что с ней что-то не так… Я уйду. Гхм… Это эгоистично, ведь у Софи никого кроме нас нет, но… Я не… Не хочу повтора, — я хотела сказать «не выдержу повтора», но решила сгладить острые углы.

* * *

В этот же день, после обеда, я, Роланд и Софи оказались в коридоре поликлиники, в которую прежде мы привозили Мартина. От нахлынувших воспоминаний у меня сдавливало горло. Именно здесь мы узнали о том, что Мартин обречен. Я тогда потеряла сознание в кабинете у терапевта. Хорошо, что сегодня мы были на другом этаже, на приеме у другого доктора. Я наверняка была уверена в том, что Роланд позаботился о том, чтобы избежать лишних дежавю, поэтому он специально записался на прием в другом крыле поликлиники.

Когда все анализы и сканирования Софи были завершены, я вдруг похолодела, посмотрев в её голубые глаза. «Как у Мартина», — подумала я, вспоминая цвет глаз своего друга, после чего резко встряхнула головой, чтобы прекратить бредить. Спустя пятнадцать минут после завершения последнего обследования девочки, из соседнего кабинета вышел доктор, который должен был озвучить нам результаты. По его лицу невозможно было определить, хорошие новости он несет или плохие, отчего меня вдруг бросило в мелкую дрожь. Кажется, я слишком сильно переволновалась, отчего сейчас начинала впадать в панику.

— Ваши результаты готовы, — протяжно сообщил доктор, протягивая Роланду бумажный конверт, аналогичный тому, в котором когда-то нам вручали снимки с роковой аневризмой Мартина. Я судорожно сглотнула и вдруг поняла, что у меня всерьез трясутся колени. — Ваша девочка больна, — внезапно произнес доктор, и я в одно мгновение забыла дышать. Снова… Это происходит снова… — У нее детский авитаминоз, — вдруг продолжил человек в белом халате. — Это не страшно. Я прописал вам витамины, которые ей необходимо пропить, после чего потрескавшиеся уголки губ, шелушение кожи и ломкость ногтей пройдут всего за несколько недель.

Внезапно мое сердце бешено заколотилось в ушах, и я поняла, что мне нехорошо. Пожав руку Роланда, доктор ушел в неизвестном направлении, а я на ватных ногах отправилась к полупустому кулеру. Дрожащими руками я подставила одноразовый стаканчик не под тот кран, отчего мне в итоге пришлось пить теплую воду с противным привкусом.

— Всё впорядке? — наливая себе воды, поинтересовался остановившийся рядом со мной Роланд, при этом делая вид, будто он всего лишь тоже хочет пить. Я же знала, что на самом деле он перепроверяет меня.

— Да… Да. Мне нужно в туалет. Я сейчас приду, — рассеянно ответила я.

Спустя пару минут я завернула за угол и сразу же нашла дверь с надписью «Общий общественный туалет». Мне показалось странным то, что в таком месте не было раздельного туалета, однако у меня не было сил заострять на этом внимание.

Кажется, в какой-то момент мой мозг начал незаметно отключаться. В нем роилась хренова куча мыслей, ни за одну из которых я никак не в силах была зацепиться. Пару раз умыв лицо, стараясь не цеплять область глаз, чтобы не смыть тушь, я начала вытираться огромными бумажными салфетками. Воспоминания о том, как нам демонстрируют снимки черепа Мартина, как Мартин смотрит на меня своими большими голубыми глазами, как он умирает у меня на руках — проносились яркими вспышками у меня в голове, заставляя меня жмуриться изо всех сил. Кажется, на меня с новой силой, подобной цунами, нахлынул приступ паники.

Стиснув руки в кулаки, я оперлась о раковину и, жмурясь, начала глубоко вдыхать и выдыхать, словно заядлый астматик. Необъяснимый приступ удушья накрыл меня с головой, и я никак не могла ему противостоять. Открыв глаза, я встретилась взглядом со своим отражением в зеркале и поняла, что моё лицо бледнее салфетки. Дышать становилось всё сложнее, и я снова зажмурила глаза… Снова вспышки: Мартин режет себе палец, я дарю ему Гектора, мы едем на велосипеде, он называет меня тупицей, я бегаю за своим подопечным по саду… Если бы кто-то сейчас был со мной рядом, он бы подумал, будто я умираю от удушья. Лично я так и решила, когда моё горло внезапно начало конвульсивно сжиматься и меня вдруг стошнило прямо в раковину. Сначала из меня полилась недавно выпитая вода, при следующем рвотном рефлексе из меня начал выходить обед. Я стояла над раковиной около двух минут, пока меня полностью не вывернуло наизнанку.

Наконец ополоснув рот, я почувствовала, как на меня снова накатывает нечто необъяснимое. Вспышки: Мартин разбрасывает лего, я распутываю его воздушного змея, мы весело смеемся над его старшим братом, Мартин едва не утопил меня на Виргинских островах… Очередной приступ удушья навалился на меня с новой силой. Я отстранилась от раковины и, прислонившись спиной к стене напротив, сползла по ней вниз. Я выдыхала без проблем, но совершенно не могла сделать вдох. От внезапно навалившегося на меня страха я затряслась, и моё дыхание вдруг превратилось в прерывистый, громкий хрип. Неожиданно входная дверь сбоку от меня открылась, и передо мной остановились чьи-то ноги в докторских брюках. Я схватилась за горло, тем самым пытаясь объяснить, что мне не хватает воздуха.

— Мисс, — раздался обеспокоенный голос молодой женщины, и её лицо вдруг возникло прямо передо мной. — Мисс, вы меня слышите?!

В ответ я лишь положительно кивнула головой.

— Сейчас я Вам помогу! Всё будет в порядке, — доктор аккуратно подняла меня за локоть и вывела в коридор. Я сразу же облокотилась правым боком о стену и согнулась пополам, всё еще держась за горло и пытаясь вдохнуть в себя как можно больше воздуха, но у меня ничего не выходило.

— Что с ней?! — раздался обеспокоенный голос Роланда, возникшего из ниоткуда.

— Приступ удушья. Мисс!.. Мисс, Вы меня слышите? Сложите ладони и дышите в них, слышите? Я сейчас приду!

Женщина куда-то поспешно ретировалась, а я сползла на пол и сложила руки в ладони, старательно дыша только в них. Неожиданно моего правого плеча коснулись, и я вздрогнула, вспомнив о том, что Роланд видит всё это убогое зрелище. Я снова расцепила руки и, зажмурившись, схватилась за горло. Сделать вдох было нереально. Лицо Мартина мелькало у меня перед глазами, ослепляя меня, словно молния. Роланд что-то говорил, но из-за громкости своей одышки я не слышала его слов. Дыхание превратилось в хрип, и я со страхом поняла, что теряю сознание. Перед глазами было темно, словно я ослепла, но я всё продолжала слышать и чувствовать. Люди с громкими голосами меня положили на каталку и куда-то увезли, после чего я окончательно отключилась.

* * *

Когда я очнулась, мне сообщили, что из-за паники у меня случился приступ удушья, на фоне которого произошла гипервентиляция легких, приведшая к потере сознания. Иными словами — я только что успешно пережила гипервентиляционный синдром.

Я осмотрела присутствующих: доктор, сидящий напротив меня и проверяющий мои зрачки с горлом, и Роланд с медсестрой, стоящие над ним. В течение следующего часа я сдавала анализы, проходила компьютерную томографию и, как истинный псих, доказывала психотерапевту, что со мной всё в полном порядке. В конце концов, я, с абсолютной уверенностью в собственном здоровье, оказалась в кабинете терапевта и ожидала прихода доктора.

Вместе с доктором в кабинет вошел и Роланд. Доктор сел слева от меня за свой стол, а Олдридж, скрестив руки на груди, облокотился о подоконник. Я сидела лицом к окну и мне не очень нравилось, что Роланд преломляет собой и без того тусклый свет. Убрав левую руку со стола врача, я нахмурилась.

— Значит, мисс Пейдж, Вы утверждаете, что с Вами всё в полном порядке.

— Именно.

— И что приступ удушья с Вами случился впервые.

— Впервые.

— Однако приступы паники для Вас не впервой. Вы признались, что уже больше года не видите снов и практически каждую ночь просыпаетесь от необъяснимого чувства страха, порой даже кричите во сне. Как же можно после этого утверждать, что Вы в порядке?

Мне стало не по себе от того, что доктор вот так вот просто взял и раскрыл мои тайны перед посторонним человеком, отчего я еще сильнее нахмурилась.

— На самом деле Вы в ужасном состоянии, мисс Пейдж. У Вас диагностировали затяжную депрессию на фоне стресса, которая и привела Вас к вегетососудистой дистонии. Иными словами — к паническим атакам, сопровождаемым удушьем. Мистер Олдридж утверждает, что Вашей психологической травме больше года и, следуя из того, что у Вас признаки удушья проявились только сейчас, я с уверенностью могу утверждать, что Ваше состояние только ухудшается. Вы в запущенном эмоциональном состоянии, мисс Пейдж. Вы можете этого не понимать, не признавать и откровенно отрицать, но это так. Ваша депрессия плохо сказывается и на Вашем физическом состоянии. Я предполагаю, что пониженный гемоглобин в Вашей крови напрямую связан с Вашим резким похудением. И дело не только в пониженном гемоглобине — у Вас в принципе не самые лучшие результаты анализов… Я обязан поставить Вас на учёт.

— На учёт?!

— Вы должны будете подписать бумагу, тем самым соглашаясь на добровольное посещение сеансов психотерапии…

— Вы хотите сказать, что я псих?!

— Я хочу сказать, что Вы нуждаетесь в психологической помощи…

— Нет-нет-нет… Я не собираюсь сидеть на пластмассовом стуле в кругу душевно-травмированных личностей и рассказывать о… — я замолчала.

— О смерти Мартина, — помог мне доктор, за что я хотела его казнить на месте. — Мартин умер у Вас на руках…