Anne Dar - Полтора года жизни

— Пффф… — гулко выдохнул Роланд. — Давай не будем гнуть палку. У меня еще никогда не было серьезных отношений, но я уже понял залог их успеха — прости, я был не прав.

— Нет, ты абсолютно прав. Я не могу и дальше срывать твои сделки и заставлять тебя нервничать из-за моих капризов…

— Глория, я готов нервничать с тобой всю жизнь, — сделал шаг вперед он, но я отстранилась.

— Нет. Я не готова. Я не хочу. Мне это не нужно.

— Почему?

— Потому что сложно каждый день чувствовать себя недостойной. Сложно чувствовать себя серой мышкой на фоне льва. А еще я начинаю чувствовать себя обузой…

— Глория…

— Это сложно!

— Глория, прекрати, — хотел прикоснуться ко мне Роланд, но я отклонила в сторону своё правое предплечье.

— Из-за силы твоей яркой личности у меня начал развиваться комплекс неполноценности. Я не смогу так всю жизнь, — из последних сил старалась не сорваться на слезы я. — Не смогу каждый день убеждать себя и тебя в том, что я с тобой не из-за денег, не смогу каждый день прятаться от вездесущих репортеров, не смогу каждый день чувствовать себя не тем человеком, который должен быть рядом с тобой. Я сломаюсь.

— Я тебя вовсе не стесняюсь! Ты единственная, кто должна быть рядом со мной…

— Зато я себя стесняюсь! И ничего я Вам не должна, мистер Олдридж.

После этих слов я схватила свою сумку и выпорхнула из квартиры своего работодателя, буквально сорвавшись на бег, чтобы поскорее покинуть пределы этого элитного дома — пределы мира, в котором мне было не место.

Я вернулась в город под утро, оставшись незамеченной для всех. Естественно домой путь для меня был закрыт, так как это было именно то самое место, где меня будут поджидать репортеры, где родители будут уговаривать меня помириться с Роландом и где сам Роланд с легкостью сможет меня найти, если, конечно, захочет. У меня были запасные ключи от дома Дэвида и Сэм, которыми я решила воспользоваться без спроса, будучи уверенной в том, что меня не побьют за подобное самовольство. Пока Дэвид круглосуточно находился рядом со своей женой в палате семейного типа, я могла не переживать о том, что моё убежище рассекретят.

Естественно я отключила телефон, чтобы не иметь искушения слушать бархатный голос Роланда, который в любую секунду мог ворваться в мой мир. До обеда я пролежала на диване, совершенно забывшись в своем омуте. Подобного типа боли я не испытывала еще никогда — казалось, словно из меня выковыряли сердцевину, совершенно забыв закрыть дыру внутри моей опустошенной души. Было настолько больно, что я, сидя на диване в гостиной, боялась пошевелиться, чтобы не взвыть от рваных эмоций, разрывающих моё клокочущее сердце.

После обеда я, наконец, сообразила, что о своем отсутствии следует сообщить родителям, которые могут скоро начать волноваться. Подумав о том, что звонок со стационарного телефона — не лучший вариант, так как номер сиюсекундно сдаст моё местонахождение, я открыла свою электронную почту и замерла, увидев письмо от Роланда Олдриджа. В отличие от Джейка, ежедневно проверяющего свою почту (привычка, связанная с работой), Роланд никогда не писал мне на E-mail и до сих пор я вообще сомневалась в том, что он его знает.

Не буду говорить, что я идиот, так как это слишком очевидно.

Я обзвонил всех твоих родственников, даже успел их объехать, но никто ничего не знает о твоем местоположении. Пожалуйста, включи телефон — не своди меня с ума.

Трижды перечитав это сообщение со слезами на глазах, я, наконец, решила написать ответ:

Ты не идиот, это я… Тупица. Эта концовка была очевидной, но я всё равно потянулась за запретным плодом, в чем сейчас искренне раскаиваюсь. Для того чтобы избежать пафоса, я не буду говорить, что в случае продолжения наших отношений буду усложнять тебе жизнь, я скажу, что мы будем усложнять её друг другу. Можешь не искать меня у родственников — я осталась в Лондоне.

Твои слова о том, что с хорошими парнями не дружат — чистая правда. Поэтому я не буду предлагать тебе остаться друзьями. Пожалуйста, давай на этом остановимся.

Это конец.

Прощай.

Отправив письмо-ответ и порыдав в подушку с пятнадцать минут, я, наконец, ответила на сообщение Джейка, который просил ему сообщить, что со мной всё в порядке. Повторно открыв почту лишь вечером, я поняла, что все просекли, что со мной можно общаться по E-mail. Я получила сообщение от Дэвида с указаниями от родителей (в основном просьбы сообщить своё местонахождение и не пренебрегать нормальным питанием), от Мэрилин, которая жаждала помочь нам с Роландом «всеми силами», от Джейка, который «передал родителям моё послание» и еще одно от Роланда, над которым я замерла. Я обратила внимание на время получения письма — его ответ пришел мне спустя пять минут после того, как я ответила на его первое послание. Задержав дыхание, я открыла письмо:

Когда я найду тебя (а я тебя найду!), тебе придется весьма тяжело, наглая, самоуверенная девчонка!

Снова и снова перечитывая сообщение длиной в одну строчку, я пыталась понять, с какой именно интонацией эти слова были написаны и какую смысловую нагрузку они несли. Не знаю почему, но внутри меня что-то содрогнулось, однако что именно и из-за чего — я никак не могла понять. Едва ли это можно было назвать страхом… Или, всё же, можно?

В самом начале наших отношений я задавала себе три вопроса:

1) Как долго я смогу продержаться в друзьях Роланда Бернарда Олдриджа, прежде чем попаду в его персональный черный список?

2) Во что выльется вся эта история?

3) Я потеряю работу прежде, чем успею ему надоесть, или всё-таки после?

Пожалуй, сейчас я уже могла сама себе ответить на все эти вопросы.

* * *

Следующие четыре дня прошли как в тумане. Я периодически писала письма родным, доказывая им, что я абсолютно здорова и питание у меня отличное, хотя, на самом деле, душевное здоровье у меня было на пределе и питалась я тем, что могли мне позволить небольшие запасы продовольствия в закромах семейства Прайс.

За эти четыре дня мне пришло пять писем от Роланда, которые я решила проигнорировать:

05.10. — 05:07 Прости.

06.10. — 10:05 Не вышлешь адрес своего подполья?

07.10. — 19:00 Нанял лучших детективов. Давай будем честны — рано или поздно мы встретимся. И поверь мне, можешь начинать бояться этого дня.

07.10. — 21:00 Либо можешь сдаться добровольно и заработать помилование.

08.10–00:00 Если узнаю, что ты скрываешься у какого-нибудь «друга», а не у подруги — всю оставшуюся жизнь тебе придется расплачиваться со мной.

За эти четыре дня я выплакала все слёзы, по глупости, с головой зарывшись в интернет-ресурсы, чтобы изучить мельчайшую гадкую ложь в отношении моего происхождения и сексуальных пристрастий Роланда. Казалось, словно на мелкосортных форумах все с ума посходили, критикуя наши отношения. В основном, естественно, критиковали меня, цитируя мои же мысли о том, что рядом с таким мужчиной, как Роланд Олдридж, должна быть настоящая королева, а не её жалкое подобие.

Наконец, когда слёзы в моем организме и последняя еда в холодильнике закончились, я решилась сделать вылазку. Впервые за прошедшие несколько дней я посмотрелась в зеркало — опухшее от слез лицо, розовые глаза, бледная кожа… Я выглядела более чем просто ужасно — я выглядела неприлично запущено. Приняв душ, я решила слегка накраситься, на случай, если меня узнают вездесущие папарацци, после чего надела на голову капюшон ветровки и отправилась в ближайший магазин. Когда я уже выходила из него, будучи уверенной в том, что моя вылазка удалась, я натолкнулась на Мэрилин, которая жила на соседней улице. Увидев меня, блондинка округлила глаза и, неожиданно, обняла меня с невероятной, мужской силой.

— Дорогая, как я переживала! Как ты могла пропасть и ничего не сказать мне? Я ведь твоя лучшая подруга — как ты можешь не доверить мне своё местоположение?!

Уже спустя полчаса мы сидели на кухне дедушкиной квартиры и пили чай из мяты с пустырником, рецепт которого она раздобыла в поместье. Мэрилин заставила меня поверить в то, что она ни за какие коврижки не расскажет Роланду о том, что я осталась у нее ночевать, и я со спокойной душой легла с ней спать.

— Ты даже во сне пахнешь духами, — улыбнулась я.

— Почему вы с Роландом разругались?

— Мы не ругались, — прикусила губу я. — Просто… Это я решила порвать наши отношения.

— Из-за чего?

— Я чувствую себя… Убогой и даже… Недостойной.

— Что за бред?! — повернулась в темноте ко мне лицом блондинка.

— Это не бред. Мы из совершенно разных миров…

— Не из таких уж и разных. Тебе ли не знать, что Роланд до совершеннолетия рос в относительной бедности…

— Это всё не то. Даже если он понимает, каково быть в том же социальном статусе, в котором пребываю я, то я даже не представляю, каково это пребывать в статусе, в котором пребывает он. Ему нужна спутница, а не предмет для насмешек со стороны.

— Ты не права, но сейчас бесполезно тебе это доказывать. Давай подождем до завтра и на свежую голову всё обсудим.

Я провалилась в глубокий сон, разукрашенный иллюзиями о Роланде, которые поутру никак не могла вспомнить, морща лоб в тщетных попытках.

На следующее утро Мэрилин всячески пыталась доказать мне, что я не права, говоря мне о том, что только Роланд вправе решать, кого хочет видеть рядом с собой. Она оставила Софи на Джонатана, поэтому была в полной боеготовности, чтобы выносить мне мозг на протяжении всего дня.

Вечером, когда я вышла из душа и не застала её в квартире, я запаниковала, подумав, что она не выдержала и выдала меня Роланду. Я уже даже начала панически одеваться, когда Мэрилин объявилась с пятидесятидолларовой купюрой в руках, объяснив своё отсутствие походом к соседке по этажу, которая отдала ей долг, и я снова успокоилась. Мэрилин включила телевизор и принесла из кухни свежий попкорн с карамелью, как раз успев к началу её любимой передачи «Звездные гости».

— Совсем как «Звездные воины», — усмехнулась я, потерев и без того красные глаза.

— Не смотришь такое?

— Нет, подобным страдает только моя мама.

— Я тоже страдаю, — закинув попкорн в рот, пробубнила Мэрилин и я поняла, что мы не переключим этот канал. Решив отлучиться на кухню за диетической колой, я уже возвращалась обратно, когда Мэрилин истерически прокричала: «Глория, иди сюда!!! Это он! Смотри!». Когда я вбежала в гостиную, я еще несколько секунд пыталась понять, почему Мэрилин кричит словно резаная. Вначале я всерьез подумала, будто в нашу квартиру пытаются ворваться грабители, как вдруг перевела взгляд на телевизор, над которым блондинка буквально нависла. В студии телешоу находился весело улыбающийся Роланд Олдридж, отпускающий шутки по поводу своего пристрастия к шахматам, связывая его с желанием контролировать весь мир.

— То есть ты хочешь сказать, что шахматы — это чистая тренировка?

— Именно.

— Погоди, выходит я стану частью будущего мира, который будет принадлежать тебе? Гхм… И кем же я в нем буду?

— Если рассматривать тебя, как шахматную фигуру, тогда ты был бы конем (смех зала).

— Оу, досадно. Я думал, что способен на большее, чем просто ржать (смех зала).

— Кого ты пытаешься обмануть? Ржать у тебя получается лучше, чем у кого бы то ни было, именно поэтому ты и ведешь это шоу (смех зала). И потом, быть конем куда более выгодно, нежели слоном.

— Должен с тобой согласиться. Пить собственные сопли посредством заглатывания воды хоботом отвратительно (смех зала). Но мы не о соплях слона сейчас говорим. Я хотел узнать у тебя подробности состоявшегося соглашения твоей компании с крупнейшей корпорацией США, что весьма неплохо скажется на экономике Британии, однако для начала я не могу тебя не спросить по поводу того, что наболело у всех наших телезрителей.

— Ты имеешь в виду Глорию?

— Да (поджал губы ведущий).

— Мы с Глорией действительно являемся парой. Она моя официальная девушка и я с уверенностью могу заявить, что она бесподобна и я её недостоин.

— Воу, почему же?

— Потому что я, в отличие от нее, далеко не ангел (смех в зале). Но давай перейдем к обсуждению договоренности…

Больше я не слушала. Аккуратно опустившись на диван, я застыла под пристальным взглядом опустившейся рядом Мэрилин.

— Ну что? — наконец прошептала блондинка.