Брэндон приобрел в Индийском океане небольшой благоустроенный островок, на котором новоиспеченная семья проводила всё своё время, когда не проживала в Нью-Йорке или не гостила в Британии. И всё-таки Мэрилин приложила руку к раскрутке удочеренной Софи. В свои семнадцать девочка стала популярным фото-блогером, а еще через шесть лет вышла замуж за голливудского актера португальского происхождения. Спустя пять месяцев после свадьбы Софи родила дочь, а еще через два года сына.

Софи Роша (в девичестве Пасс) общалась со своими братьями и сестрами (по линии общих родителей у нее был старший брат и младшие тройняшки (два брата и сестра), а по линии отца еще имелась старшая сестра), однако особо-близких связей с ними не поддерживала. Со своей же биологической матерью Софи и вовсе не контактировала. Мэрилин стала для нее лучшей мамой на свете, а для меня лучшей свекровью, обожающей встречать нас с Роландом коктейлями на своем личном пляже.

Мой дедушка ненадолго пережил бабушку, в конце своей жизни окончательно зачахнув от потери второй половинки. Он был похоронен рядом со своей любимой, о чем мечтал последние месяцы своей жизни.

Вырастив двойняшек, родители согласились немного попутешествовать за наш счет и, впоследствии, стали соседями Рика и Тэмми, купив небольшой домик сбоку от них. Двойняшки разошлись в разные стороны — Дин переехал в Канаду и со временем стал одним из лучших кардиохирургов в северной Америке, а Элис, изначально желающая построить карьеру балерины, стала профессиональным фотографом, после чего переехала в Ирландию. Дин женился в тридцать лет, на девушке, которая была младше него на шесть лет. Пара долгое время откладывала прибавление в семье, но в тридцать пять лет мой племянник, наконец, стал счастливым обладателем тройняшек — все мальчики. Элис же вышла замуж на два года раньше брата, за популярного в Ирландии пианиста. Через три года она родила сына, впоследствии решив ограничиться одним ребенком.

От Роланда я узнала, что Доротея с мужем вернулась обратно в наш город, а Лео каким-то образом смог найти своего отца (который даже не подозревал о существовании сына), с которым он в итоге наладил дружеские отношения. Также парень поддерживал связь с единоутробной сестрой, однако он так и не смог найти общий язык с матерью.

Первое время Лео жил и работал в Лондоне, и я даже пару раз виделась с ним, пересекаясь в благотворительном фонде Роланда, где он трудился. При каждой нашей случайной встрече я, с завидной регулярностью, не узнавала в этом красивом парне маленького мальчика с ампутированной рукой. После женитьбы Леонард переехал в пригород Лондона, купил просторный коттедж и обзавелся двумя сыновьями, двумя дочками и четырьмя кроликами.

Роланд сказал, что у нас всё всегда будет хорошо, и всё действительно так и произошло. Через полгода после того, как мы помирились, он сделал мне предложение, и мы организовали тайное венчание. Сразу после венчания мы переехали из Британии, а еще через год и семь месяцев у нас родился сын. Всю беременность Роланд не отходил от меня ни на шаг, буквально контролируя потоки ветра, обдувающего мой живот. Еще через пять лет мы решились на второго ребенка, и у нас родилась дочь, с глазами папы и носом мамы. У нас получилось создать счастливую, дружную, крепкую семью, которой было наплевать на мнение окружающих, потому что своё счастье мы всегда ставили на ступеньку выше мнения общества.

Однажды осенью, еще перед рождением сына, мы с Роландом гуляли по саду, мимо которого я когда-то бегала на работу в поместье своего будущего мужа. Случайно наткнувшись на вещь из далекого прошлого, в моем воспоминании вспыхнули огненные мотыльки, возродившие образ Мартина из пепла. Это была лопатка Якоба, всё также лежавшая под деревом, под которым покоился Гектор Второй вместе с воспоминаниями о тех днях, когда Мартин учил меня жить по-настоящему. Это были замечательные дни, но они прошли. На смену им шли новые дни, наполненные новыми, яркими впечатлениями и знакомствами, в которых не было голубоглазого мальчика из прошлого. То, что сделал Мартин для меня — неоценимо, и я уже никогда не смогу отблагодарить мальчика за щедрость его дара, отчего мне до сих пор зачастую становится печально и где-то в области моего сердца щемит притупившаяся боль.

* * *

Как ловко я Вас провела? Теперь Ваша судьба в моих руках, — наигранно злорадно ухмыльнулась я. — Чувствую себя властительницей. Пожалуй, первые три пункта я пожелаю Вам с выгодой для себя… Гхм… Итак, мистер Роланд Олдридж, я желаю Вам: здоровья — чем дольше Вы проживете, тем больше я заработаю; понимания, чтобы Вы понимали окружающих и окружающие понимали Вас — зная себя, уверена, что этот дар Вам сильно пригодится; и еще желаю Вам терпения — на всякий случай, если я вдруг начну косячить, — с этими словами я ловко завязала три миниатюрных узелка на его запястье. — Теперь перейдем конкретно к Вам и Вашим желаниям. Желаю Вам любви — чтобы вы познакомили Мартина с его невесткой до его совершеннолетия; преданности — чтобы не ходили с разбитым сердцем и не разбивали сердца другим; успеха — чтобы не исчерпали своё богатство; и… Чего Вам еще пожелать?

— Пожелайте мне взаимности, — невозмутимо ответил Олдридж.

— Хорошо, последний узел будет узлом взаимности, — произнесла я и, завязав последний узел на его запястье, отстранилась. — Теперь у Вас либо всё будет хорошо, либо на Вас будет обыкновенная, красная нитка с моим именем, всякий раз глядя на которую Вы будете вспоминать о глупой няне, чьи заклинания не работают.


— Итак, семь узлов для тебя от меня: первый — здоровье, чтобы я мог подольше пользоваться твоими услугами няни; второй — понимание, чтобы ты могла понимать меня с первого слова; третий — преданности, себе и своим близким; четвертый — любви, чтобы ты, наконец, нашла «того самого»; пятый — взаимности, тут всё понятно; шестой — чтобы три буквы из имени твоего возлюбленного совпадали с тремя буквами из твоего; седьмой — проницательности, чтобы ты, наконец, научилась видеть дальше своего носа и мне не пришлось тебе объяснять, почему именно три буквы.


Наши узлы переплелись в один неразрывный, крепкий узел, магия которого сработала на все сто процентов лишь после того, как мы приложили к ней свои усилия.

Пока ты думаешь о том, что «может быть» и чего «может не быть», ты упускаешь то, что «есть сейчас». Вероятность — это вообще опасная штука. Она всегда есть. Больше нуля, но меньше единицы. Так зачем думать о какой-то там туманной вероятности, когда здесь и сейчас ты можешь наслаждаться лучшим, что тебе дано в этой жизни…

Чем?