– Пит прислал меня к вам, потому что ваше кислое лицо отпугивает посетителей. – Ханна Брок стояла у стола с беспечным выражением лица и держала в руке кружку пива.

Зак удивленно выпрямился и на мгновение потерял дар речи. Ханна глотнула пива и показала на груды бумаг и папок, лежащие вокруг него:

– Что это? Ваша книга?

Она постучала пальцами по лежащему сверху каталогу, и Зак обратил внимание на жирные полосы грязи у нее под ногтями.

– Может, когда-нибудь и станет ею. Если я только не свихну на этом себе мозги.

– Не возражаете, если я присяду?

– Конечно нет.

– О Чарльзе Обри уже написано множество книг. Вы в курсе? Может, просто переписать одну из них? – Ханна улыбнулась, и ее улыбка показалась ему похожей на волчий оскал.

– О, этим я уже занимался. Когда много лет назад я взялся за эту затею, то прочитал сперва все написанные о нем книги, потом его письма, затем посетил все места, связанные с его жизнью. Где он родился, вырос, учился, жил, работал и так далее и тому подобное. И после того, как я все это проделал, я понял, что моя книга… моя книга, которая должна была стать совершенно новой, незаменимой и провиденциальной…

– В точности похожа на все остальные книги?

– Вот именно.

– Тогда зачем вы приехали сюда, чтобы ее закончить? – спросила она.

– Мне показалось, что данное место подходит для этого как нельзя лучше, – ответил Зак и с любопытством посмотрел на нее. – Для человека, который еще недавно не захотел мне уделить хотя бы немного времени, вы что-то вдруг слишком заинтересовались моей работой.

Ханна улыбнулась и снова отпила из кружки, наполовину полной.

– Ну, я решила, что вы, может быть, плохи не до конца. Димити хорошо разбирается в таких вещах, а вам все-таки удалось ее разговорить. Возможно, я была чересчур…

– Враждебной и грубой? – улыбнулся он.

– Подозрительной. Но, знаете ли, многие появляются здесь лишь для того, чтобы вскоре уехать. Отпускники, владельцы домов, которые приезжают на лето или на уик-энд. Маньяки, одержимые навязчивой идеей под названием «Обри». – Она бросила взгляд на Зака. – Все это непросто для людей, которые здесь живут. Вы тратите время и силы на то, чтобы познакомиться с новичками, радушно принять их, а они вдруг берут да и уезжают. Через какое-то время вам становится на них наплевать.

– Димити рассказала мне, что здесь жило несколько поколений вашей семьи.

– Это правда. Мой прадед купил эту ферму на рубеже прошлого века, – подтвердила Ханна. – А что еще она вам про меня рассказала?

Зак поколебался, прежде чем ответить.

– Она сказала, что… некоторое время назад вы потеряли мужа. – Он поднял на нее глаза, но ее лицо оставалось спокойным, невозмутимым. – И еще, что вы трудитесь не покладая рук, чтобы ферма держалась на плаву.

– Что ж, это верно. Одному Богу известно, сколько приходится работать.

– Но не сегодня? – снова улыбнулся он, когда она опорожнила свою кружку.

– Порой выдаются дни, когда овцы безмятежно щиплют траву, а вы вдруг понимаете, что список одних только самых неотложных дел неимоверно длинен, закрома полны паутины, а единственное, что вы можете сделать, – это напиться в обеденное время. – Ханна встала и кивнула в сторону его пинтовой кружки, пустой от силы на треть. – Еще по одной?

Пока она ходила к стойке, Зак снова рассматривал рисунки и удивлялся тому, насколько иначе стала к нему относиться Ханна. Возможно, причина была именно такой, как она объяснила, – он на это надеялся… Портреты Денниса. Три юноши, все похожи, все приятной наружности, все с выражением доброты и невинности на почти детском лице, как будто художник хотел доказать, что изобразил человека, которому никогда в жизни не приходила в голову ни одна низкая мысль. Он никогда ни над кем не издевался, никогда не пользовался чьей-либо слабостью. Никогда не вел себя эгоистично и не обманывал, побуждаемый похотью, или завистью, или жаждой наживы. Но Зак никак не мог отделаться от мысли, что с молодым человеком все же что-то не так. В деталях каждое лицо было неуловимо другим, либо в физическом плане, либо эмоционально. Словно это были три разных человека, а не один и тот же. Либо три разных юноши, нарисованных Обри и названных одним именем Деннис, либо один и тот же юноша, нарисованный трижды, но не Обри, а кем-то другим. Ни один из этих вариантов не имел смысла. Зак смущено провел рукой по волосам и подумал, не сходит ли он с ума. Ни у кого другого не могло возникнуть сомнений в их подлинности.

Зак еще раз прочел информацию, указанную на обложке брошюры, выпущенной аукционом «Кристи». Продажа должна состояться через восемь дней, демонстрация прошла два дня назад. Он знал специалиста в области изобразительного искусства, работающего в «Кристи», его звали Пол Гиббонс, и Зак учился вместе с ним в Голдсмитском колледже. Еще один художник, который распрощался с попытками зарабатывать себе на жизнь, продавая свои работы, и решил, что больше преуспеет, продавая картины других людей. Зак уже пытался с помощью Пола раскрыть инкогнито продавца последних рисунков Обри, но его приятель недвусмысленно объяснил, что главным условием продажи являлась строгая конфиденциальность. Теперь он послал Полу по электронной почте срочное письмо, спрашивая, нельзя ли как-нибудь связаться с кем-то из новых обладателей портретов Денниса. Зак хорошо понимал: эта ставка рискованная, но имелся небольшой шанс, что, когда он увидит саму работу, а не фотографию, кое-что сможет проясниться.

– Пейте, – велела Ханна после того, как снова села за столик и поставила перед Заком еще одну кружку пива, несмотря на то что он запротестовал против попытки его угостить. Затем, взглянув на каталог, она спросила: – Кто это?

– В этом-то и есть главная загадка, – объявил Зак и сделал несколько больших глотков из своей кружки. Внезапно идея напиться в середине дня с этой непростой, яркой женщиной, от которой пахнет овцами, но которая купается в красном бикини, показалась ему не хуже любой другой. – Это Деннис. Нет ни фамилии, ни упоминаний о нем в письмах Обри, ни соответствующих ссылок в монографиях.

– А это важно?

– Еще как. Обри был человеком с фантазиями. Если ему в голову приходила мысль, она овладевала им целиком. Когда он влюблялся во что-то или в кого-то – в место, в человека или в идею, – то писал маслом или рисовал предмет своей страсти многократно, пока не получал все, что мог, не исчерпывал свой творческий потенциал. А потом Обри…

– Выбрасывал их на свалку?

– Двигался дальше. В художественном отношении. И во время подобных «погружений» он писал о них в своей корреспонденции, а иногда и в своей рабочей тетради. В письмах друзьям, или другим художникам, или своему агенту. А вот что Обри написал в одном из них о Димити – я ей должен обязательно показать. Думаю, ей понравится. Вот, послушайте. – С минуту он рылся в записях, пока не нашел листок, который искал, помеченный розовым бумажным ярлычком. – Это письмо послано одному из его постоянных клиентов, сэру Генри Идесу. «Здесь, в Дорсете, я встретил поистине чудесное дитя. Девочка, похоже, выросла полудикаркой и никогда за всю свою небольшую жизнь не покидала родной деревни. Она знает только эту деревню да побережье на пять миль в ту и в другую сторону от коттеджа, где выросла. Редкая птичка, во всех смыслах нетронутая, и излучает невинность, словно свет. Это действительно самое прекрасное существо, которое я когда-либо видел. Она привлекает взгляд, как чудесный пейзаж или как солнечный луч, прорвавшийся сквозь тучи. Прилагаю карандашный набросок. Я планирую большое полотно с этой девочкой, воплощающей в себе саму сущность природы или весь английский народ».

Зак оторвал глаза от бумаги, поднял их на Ханну и увидел, как она подняла бровь.

– Не думаю, что стоит показывать это письмо Димити.

– Почему нет?

– Оно ее огорчит. У нее есть свои собственные воспоминания и… представления о том, что произошло между ней и Чарльзом. Пожалуй, ей не понравится, что он описывает ее так беспристрастно.

– Но… здесь говорится, что она самое прекрасное существо, которое ему когда-либо доводилось видеть.

– Но это не то же самое, что быть влюбленным в нее, правда?

– Вы думаете, он не был в нее влюблен?

– Понятия не имею. Откуда мне знать? Может, и был. Я просто говорю, что в данном письме он пишет совсем о другом, разве не так? Лично я бы его ей не показывала, но дело ваше, – проговорила она.

– На мой взгляд, оно является проявлением любви. Хотя, возможно, любви совсем другого рода… Димити разожгла… его творческий пыл. На какое-то время стала его музой. На довольно долгое время. Но этот Деннис… Обри никогда о нем не упоминал. И когда я показал Димити один из его портретов, она сказала, что никогда прежде не видела этого юношу и не знает, кто он такой. Я решил, что это… очень странно.

– Но вы же знаете, что Обри бывал здесь только два или три месяца в году. Этого молодого человека он мог встретить в остальные десять месяцев где-нибудь… в общем, не здесь.

Она замолчала, а Зак покачал головой:

– Посмотрите на даты. Июль тридцать седьмого, потом февраль и август тридцать девятого. Известно, что Обри в июле тридцать седьмого находился здесь, в феврале тридцать девятого – в Лондоне, а в августе тридцать девятого был здесь, а потом в Марокко. Получается, этот Деннис ездил вместе с ним? Из Лондона в Блэкноул или наоборот? Ясно, что, если Обри так коротко был с ним знаком, что брал его с собой на отдых, этот юноша где-то должен быть упомянут. Вы согласны? Но это не единственная странность. Все три рисунка происходят из анонимной коллекции в Дорсете. Все представлены на аукцион одним и тем же продавцом. Но я не думаю… я не думаю, что они созданы Чарльзом Обри. С ними что-то не так.

Он пододвинул иллюстрации к Ханне, но та едва взглянула на них. Между ее бровями появилась небольшая морщинка.

– Это действительно имеет значение? – спросила она.

– Имеет ли это значение? – повторил Зак более громким голосом, чем собирался, и понял, что пьян. – Разумеется, имеет, – сказал он уже тише. – Неужели Димити его не знает? Как может она не знать, кто такой этот Деннис, если его портреты были нарисованы в Блэкноуле? Она говорит, что проводила с Обри и его семьей столько времени, сколько могла…

– Но это не означает, что Димити была с ними все время или что ей было известно все, что он делает. Она ведь была еще очень молода, не забывайте.

– Да, но…

– И если вы думаете, что Чарльз Обри не рисовал эти портреты, то кто, по-вашему, мог это сделать? Вы считаете, что они подделка? – спросила она небрежно.

– Вполне вероятно. Хотя, с другой стороны… типичная штриховка, характерная прорисовка… – Он замолчал в замешательстве.

Ханна, похоже, основательно задумалась и на какой-то миг забарабанила ногтями по странице одного из журналов. Быстрое непродолжительное стаккато, длившееся не больше секунды и выдававшее скрытое волнение. Затем она взяла себя в руки и, когда Зак продолжил говорить, сжала пальцы в не слишком крепкий кулак.

– Я думаю, – сказал он, все еще погруженный в раздумья, – я думаю, что эти рисунки хранились здесь, в Блэкноуле, до того, как были проданы. Мне кажется, их может быть больше.

– Это далеко идущие выводы. Вы ведь, насколько я поняла, имеете в виду Димити? Вы полагаете, Мици Хэтчер является достаточно опытной художницей, чтобы подделать работы Обри настолько искусно, что они могут сойти за подлинные?

– Ну, должно быть, все обстояло не так. Обри, верно, передал ей свои рисунки… или она взяла их сама. Это может объяснить, почему Димити не хочет рассказывать кое о чем…

– Да пулно вам, Зак. Мици? Маленькая старая Мици с ее благородным горбом? Неужели ее существование напоминает вам жизнь человека, у которого в тайнике хранятся бесценные произведения искусства?

– Нет, конечно нет. Но если ей действительно понадобились деньги, она могла начать их потихоньку продавать… конечно, с неохотой. Ей хотелось бы хранить все связанное с ним у себя.

– И по-вашему, она просто отщипывает кусочки от своей коллекции, время от времени возит их в Лондон и получает там тысячи фунтов стерлингов?

– Что ж… – продолжал спорить Зак. – Когда вы так говорите, это звучит не слишком вероятно. Но Димити могла позвонить по телефону в аукционный дом и попросить направить к ней курьера, который забрал бы рисунки. В общем, что-нибудь в этом роде.

– Это звучит не слишком вероятно, потому что это совершенно невозможно. У нее даже нет телефона, Зак. Знаете, здесь поблизости есть множество богатых домов. И существует гораздо больше шансов, что коллекция произведений искусства, подобная той, о которой вы говорите, находится в одном из них. Что заставило вас предположить, что работы Обри хранятся в Блэкноуле?