– Держитесь от них подальше – вот мой совет, – проговорил Пит.


Заку наконец удалось войти в свою почту, он нашел там сообщение от Пола Гиббонса из аукционного дома в Лондоне. Зак открыл его с нетерпением. После короткого вступления Пол писал, что покупательница одного из предыдущих портретов Денниса, миссис Анни Лэнгтон, оказалась старым другом его семьи и с радостью согласилась принять Зака у себя и показать рисунок. Приятель также прислал ее контактные данные. Зак посмотрел на часы. Было еще только семь часов вечера, не слишком поздно, чтобы ей позвонить. Как обычно, мобильный телефон не ловил сигнал, поэтому он, не откладывая, положил монеты в находящийся в пабе таксофон и позвонил Анни Лэнгтон. Судя по всему, она была стара, но с ясным умом и очень состоятельна. Зак договорился, что нанесет ей визит в следующий четверг. Миссис Лэнгтон жила в графстве Суррей, и он ввел адрес, который она ему дала, в строку поиска, чтобы навести в Интернете справки о том, как до нее добраться. Выяснилось, что на поездку к ней уйдет два с половиной часа, и Зак мысленно пожелал, чтобы это путешествие не оказалось напрасным. Он знал, что должен до чего-нибудь докопаться. Чувствовал это нутром. Его не оставляло труднообъяснимое, но явное ощущение, будто в рисунке что-то не так. Словно он вошел в знакомую комнату и заметил, что мебель в ней переставлена. И он молился о том, чтобы портрет Денниса, принадлежащий Анни Лэнгтон, помог разгадать не дающую покоя загадку.

6

Димити стояла и смотрела. Перед «Литтлкомбом» был припаркован автомобиль. Великолепного синего цвета, с изогнутыми черными крыльями над передними колесами и с блестящей металлической решеткой радиатора. Ничего общего со старыми машинами, потрепанными и грязными, которые грохотали по улицам Блэкноула, или с широкими неуклюжими автобусами, проезжающими на восток и на запад по верхней дороге, оставляя позади себя облака черного дыма. Эта машина словно явилась из сказки или из тех фильмов, что изредка смотрел Уилф, когда бывал в гостях у своего дяди в Уэрхэме [55]. Возвратившись, он рассказывал истории о состоятельных мужчинах и изящных женщинах в шелковых платьях, которые живут в чистом и дивном мире, где никто не ругается и не болеет. Димити приблизилась и через окошко заглянула внутрь автомобиля. Сиденья были обтянуты темно-коричневой кожей, по которой шли ровные швы. Ей захотелось провести по сиденьям руками, уткнуться в них носом и вдохнуть их запах. Под левым углом бампера застряли веточки лесного купыря, и Димити наклонилась, чтобы вытащить их, а когда сделала это, то принялась вытирать пальцами мазки зеленого сока, оставшиеся на изогнутой металлической поверхности, отполированной до зеркального блеска. С бампера на Димити уставилось ее собственное отражение, искаженное и уродливое. Сияющие карие глаза и спутанные волосы цвета бронзы, запачканное лицо и запекшаяся корочка на губе – след, оставленный ногтем Валентины. Димити уворачивалась от пощечины, но немного не рассчитала.

– Прямо красавица, правда? – произнес совсем близко знакомый голос. Димити сразу же узнала его, и у нее перехватило дыхание. Чарльз. Она отошла от автомобиля.

– Я ничего не делаю! Только смотрю! – крикнула она.

Чарльз улыбнулся и протянул к ней руки:

– Все в порядке, Мици! Можешь смотреть. Если хочешь, я как-нибудь тебя прокачу. – Он шагнул вперед и быстро поцеловал ее в щеку. – Хорошо выглядишь. Рад снова тебя увидеть. – Он сказал это спокойно, как будто не знал, что именно о встрече с ним она только и мечтала десять долгих месяцев. Чарльз посмотрел мимо нее на автомобиль с выражением вины и восхищения. Димити не могла вымолвить ни слова. Его поцелуй словно опалил ей кожу, и она подняла руку, будто для того, чтобы пощупать место ожога. – Я не должен так сильно любить этот автомобиль. Это всего-навсего механизм. Но разве не может машина или еще что-то, созданное руками человека, быть невероятно прекрасным? – Он говорил почти сам с собой, проводя пальцами по крыше автомобиля с восторженным выражением на лице.

– Это самая чудесная машина, которую я когда-либо видела, – задыхаясь, выдавила из себя Димити.

Чарльз улыбнулся, взглянув на нее оценивающе.

– Тебе нравится, да? Она совершенно новая. Мой друг разогнал свою такую же до шестидесяти миль в час! До шестидесяти! Это «Остин десять» [56], новая модель, называется «кембридж» [57]. Двадцать одна лошадиная сила. Четыре цилиндра, двигатель с боковым расположением клапанов… – Он замолчал, прочитав на ее лице полное непонимание. – Не бери в голову. Рад, что тебе нравится. Я даже не был уверен, что мне нужен автомобиль. Собственно, эту идею выдвинула Селеста, но теперь, когда он у меня есть, я не понимаю, как мог без него жить. Сейчас мне кажется таким старомодным ездить на поездах и такси. Они так сильно ограничивают свободу передвижения. Когда у тебя есть автомобиль, перед тобой лежит весь мир. Можно поехать куда захочешь в любое время. – Чарльз сделал паузу и посмотрел на Димити, но та не смогла придумать ничего, что можно было бы добавить к его словам. Однако видела, что он ожидает от нее именно этого, и почувствовала отчаяние, от которого у нее запершило в горле и засвербело в носу. – Хорошо, я скоро возьму тебя проехаться на нем, обещаю. Иди в дом, Делфине до смерти хочется тебя увидеть.

Димити сделала, как он сказал, хотя ей очень не хотелось уходить от Чарльза и его божественного синего автомобиля. Из дома доносились громкие голоса. Димити постучалась, но могла поручиться, что ее не услышали. Она осторожно проскользнула на кухню – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Элоди, которая теперь стала гораздо выше, чем прежде, топнула ногой по полу, сжав кулаки. Когда она кричала, ее черные волосы, остриженные до плеч, колыхались и касались подбородка.

– Мне уже восемь лет, и я стану носить, что захочу! – заявила она пронзительно громким голосом.

Селеста отошла от раковины и уперлась руками в бока.

– Да, тебе восемь лет, и ты будешь делать то, что тебе велено. Laisse moi tranquille! [58]Это твое лучшее платье и туфли. Мы в Дорсете, на море. Сними это и подбери что-нибудь более подходящее. – Голубые глаза Селесты всегда приковывали к себе внимание Димити, но теперь она буквально не могла оторвать от них взгляда. Казалось, они горели, когда их хозяйка гневалась.

– Я ненавижувсю мою одежду! Она такая уродливая!

–  C’est ton problàme [59]. Иди и переоденься.

– Не хочу! – завопила Элоди. Селеста так посмотрела на дочь, что, окажись на ее месте Димити, у нее бы кровь застыла в жилах, и это притом, что она успела привыкнуть к вспышкам гнева у своей матери. Постепенно напряженные руки Элоди обмякли, девочка приоткрыла рот, и яркий румянец залил ее лицо. Она повернулась, чтобы выбежать из комнаты, и налетела прямо на Димити. – О, великолепно! Ты снова здесь. Просто замечательно! – произнесла она, отталкивая гостью.

–  Merde [60]. Вот так всегда. Вечно этот ребенок бунтует! – вздохнула Селеста, запуская пальцы в свои густые волосы. – Она слишком на меня похожа. Упрямая как осел и такая же раздражительная. Мици! Иди сюда, давай поздороваемся. – Она широко расставила руки, и Димити шагнула в ее быстрые, неожиданные объятия. Делфина встала из-за стола, улыбаясь. – Как поживаешь? – спросила Селеста, рассматривая гостью. – Ты выросла! Стала еще красивей, чем была.

Они и вправду приехали? Димити вспомнила о долгой холодной зиме, о своих обмороженных ногах, о том, как ветер обжигал щеки, и о том, как долго она и Валентина оставались без хорошей, сытной еды. Взволнованная Делфина стояла рядом с матерью, и, как только Селеста ослабила объятия, девочка шагнула вперед, чтобы тоже обнять подругу. Димити ощутила прилив счастья и что-то вроде чувства облегчения. Настолько мощного, что на секунду ей показалось, что она может заплакать. Димити не привыкла к тесному общению, их с Делфиной взаимная привязанность была похожей на некий едва знакомый иностранный язык.

Димити быстро потерла глаза кончиками пальцев, и Делфина, заметив, насколько та тронута, засмеялась от радости.

– Как приятно тебя видеть! Нам нужно так много друг дружке рассказать… – проговорила она.

– Ты сыта, Мици? – спросила Селеста.

– Да, спасибо.

– Но я готова спорить, ты не откажешься поесть, правда? – отозвалась Делфина и заставила Димити взять ее под руку.

Димити переминалась с ноги на ногу и не желала отвечать, потому что, по правде говоря, в кухне чудесно пахло, как, впрочем, всегда. Селеста улыбнулась.

– Довольно играть в вежливость, Мици. Скажи, что согласна, – сказала она.

– Хорошо. Спасибо. Я поем.

Селеста отрезала два больших куска желтого пирога и завернула каждый из них в салфетку.

– Я тоже поем, – заявила Делфина. – Теперь меня наконец больше не мутит после поездки. Папа вел новый автомобиль так быстро, что нас бросало на заднем сиденье как шарики на доске для пинбола! [61]А в одном месте мы врезались в живую изгородь – навстречу нам прямо из-за угла выехал трактор. Ты бы слышала, как визжала Элоди!

– Я видела, как спереди под бампером застряли веточки купыря, – сказала Димити, и Селеста улыбнулась.

– Так, значит, Чарльз показал тебе свое новое дитя прежде, чем позволил зайти к нам поздороваться? Ничуть не удивлена. Боюсь, он любит машину больше, чем всех нас, – проговорила она.

– А вот и нет. Нас он любит не меньше, – возразила Делфина, шутливо толкнув Димити в плечо, чтобы та не воспринимала слова матери всерьез.

– Он возится с ней, как ребенок с новой игрушкой. Очень скоро острота ощущений пройдет, и все будет в порядке, – успокоила всех Селеста.

– Пойдем! Давай спустимся на пляж! Ужас как хочется пошлепать по воде босиком. Я мечтала об этом все время, пока училась в школе. Там нас даже в теплые солнечные дни заставляют носить ужасные носки, от которых чешутся ноги. – И Делфина потащила Димити к двери.

– Позовите Элоди, пускай пойдет вместе с вами, – крикнула им вдогонку Селеста.

– Ну ладно, – вздохнула Делфина и прислонилась к перилам лестницы, чтобы крикнуть, задрав голову так, чтобы ее услышала сестра, находящаяся на втором этаже. – Элоди-и-и!Где ты пропадаешь? В аду, что ли?

Когда они покинули дом и пошли через сад, Димити обернулась, чтобы поискать глазами Чарльза. Сияющая машина по-прежнему стояла на дорожке, ведущей к коттеджу, но самого хозяина нигде не было видно. Нехотя она отвела взгляд.

Они провели тот день, равно как и следующий, рассказывая друг дружке все, что видели или делали за прошедшие десять месяцев – с той самой поры, как Делфина и ее семья уехали из Дорсета. Димити с Делфиной бродили по полям у живых изгородей, собирали травы и рассматривали птенцов в гнездах. При этом они занимали Элоди тем, что вешали ей на шею ромашковые гирлянды и украшали волосы венками, сплетенными из маков. Потом они сидели на пляже близ линии прилива, где полоса из костей каракатицы и высохшей, невесомой рыбьей икры отделяла песок от гальки, смотрели, как Элоди ходит колесом, и ставили ей оценки, от одного до десяти балов, за каждый кувырок, пока та не покраснела и не стала тяжело дышать. Наконец, когда девочка утомилась и у нее закружилась голова, она смогла перейти к более тихим занятиям – рисовала на песке, собирала красивые морские камешки и с хлопкум давила наполненные воздухом шарики на пучках пузырчатого фукуса [62]. Делфине особенно хотелось услышать об Уилфе Кулсоне, хотя Димити говорила на эту тему нарочито уклончиво.

– Так, значит, он твой парень? – спросила Делфина вполголоса и взглянула на младшую сестру, силуэт которой вырисовывался на фоне сверкающего моря. Та палкой чертила на песке все более и более широкие круги.

– Нет! Все совсем не так! – объявила Димити.

– Но разве ты не говорила, что позволяла ему себя целовать?

– Ну да, позволяла. Не очень часто. Собственно, всего один раз. Когда он был добр ко мне. На самом деле он просто друг, но ты же знаешь, какие они, эти мальчишки.

– Как думаешь, ты выйдешь за него замуж?

Димити рассмеялась беззаботным смехом и попыталась сделать вид, что у нее на этот счет масса возможностей и женихов хоть отбавляй. И вообще, куда спешить. Еще есть время.

– Не думаю, – ответила наконец она. – Он такой тощий, и его мать меня на дух не переносит, это уж точно. Вряд ли он когда-нибудь отважится сообщить своему папаше, что встречается со мной. Хотя, возможно, я сама расскажу ему об этом. Его старик достаточно часто приходит к моей матери.

Едва эти слова сорвались с языка, как Димити пожалела об этом.

– Зачем он к ней приходит?

– Ну, сама понимаешь. Купить лекарственных снадобий и всего такого. Услышать предсказания, – торопливо сочинила Димити, и эта ложь заставила ее лицо вспыхнуть.