– Как майский цвет, – прошептала она в отчаянии, когда день подошел к концу и солнце село. – Ты пахнешь, как благоухающий боярышник, мой любимый.


Дверь фермерского дома открыла Делфина. На какой-то миг Димити приняла это как должное, но затем удивилась, потому что этого не могло быть. Она видела, как много лет назад Делфину вынесли в гробу. Это была не Делфина, а та черноволосая девчушка, которая, совсем маленькой, иногда стучалась в дверь «Дозора», чтобы попросить денег на День Красного Носа [104]или продать лотерейные билеты для «домовых» [105]. Угловатая малышка с поцарапанными локтями и коленками, а теперь вот какая стала, серьезная и красивая. В ее дыхании чувствовались пары алкоголя, взгляд казался растерянным и смущенным. Но Димити взяла ее за руку и потащила в «Дозор». Сама она Чарльза поднять не могла. Коттедж сотрясался от голосов умерших, но Ханна, похоже, их не слышала. Димити же они так пугали, что доводили до отчаяния, до безумия. Они должны уйти, скорее уйти, забрав с собой все связанные с ними тайны. Да, тайны, ни одну из которых нельзя раскрыть. Их слишком много, и они лежат тяжелым грузом. Расскажешь только одну, и та, словно маленький брошенный камешек, может вызвать ужасный обвал. Никакой полиции, никакого гробовщика, никакой процессии. Только они двое и покойник. Когда они вошли в комнатку справа от лестницы, Ханна приложила руку ко рту и замерла, онемев. В ее глазах зажегся темный огонек страха.

Взявшись с двух сторон, они подняли Чарльза с кровати. Он оказался тяжелей, чем могло показаться с первого взгляда. Высокий, с крепким костяком. Они вынесли его из «Дозора» и потащили вниз, к утесам. Не к тем, что у пляжа, а к скалам сразу за коттеджем, практически отвесным, под которыми плескалась вода небольшой бухточки. Димити понимала, что прилив должен быть высоким. Она знала такие вещи настолько хорошо, что ей даже не пришлось задумываться. Ей были знакомы и откат прибоя, который сразу утянет тело под воду, и приливные течения, которые унесут его далеко в море. Дул сильный ветер, на волнах поднимались белые гребни. Его порывы уносили прочь запах цветущего боярышника. Рыдания Димити они уносили тоже. Взяв тело за руки и за ноги, они принялись его раскачивать. Раз, два… На счет «три» они его бросили. На секунду, всего лишь на одну секунду Димити показалось, что она последует за любимым. Хотелось не отпускать его, полететь вместе с ним, потому что оставаться на берегу без него не имело смысла. Но ее тело решило иначе и отказалось повиноваться хозяйке – видимо, в силу животного инстинкта самосохранения. Ее руки разжались, и он упал в темноту. Бушующая вода поглотила тело. Его больше не стало. Димити стояла на утесе еще долго. Девочка оставалась с ней. Ее дыхание источало запах виски, волосы развевались на ветру, а руки крепко держали Димити, как будто соседка понимала, на что может пойти безутешная женщина. Куда она хочет спрыгнуть. Потом старушка вернулась в «Дозор», не помня о том, куда ходила, и коттедж стал мрачным и тихим, как могила.

12

Утро застало Зака на кухне у Димити, он дремал, положив голову на стол. Лучи яркого солнечного света ударили в глаза, и Зак осторожно приподнял голову. Она потяжелела от загруженной в нее за последние сутки информации, а также от недосыпа и мучительных раздумий. Череп напоминал хрупкую яичную скорлупу, готовую треснуть под их напором. В кухне он был один. Вокруг стояли грязные липкие чашки, от которых воняло кислым молоком и бренди. Зак выпил целую пинту воды, потом наполнил чайник, поставил его кипятиться и прошел в гостиную. Когда он в последний раз видел Ханну, она спала, свернувшись калачиком в кресле, стоящем напротив дивана, на котором расположилось семейство Сабри. Она натянула рукава джемпера на свои кулачки и поджала губы так сладко, что он едва поборол желание их поцеловать. Теперь комната была пуста. Зак потер глаза и постарался окончательно проснуться.

– Ханна? Илир? – крикнул он, думая, что все поднялись наверх, но ответа не последовало. Потом он услышал шум снаружи и вышел из дома.

Джип Ханны стоял перед коттеджем с работающим двигателем и открытыми дверцами. Розафа и Беким сидели на заднем сиденье, а Ханна клала в багажник два холщовых портпледа [106].

– Эй! Что происходит? – спросил Зак. Его бил озноб от усталости и прохлады раннего утра.

Ханна тревожно взглянула на него.

– Я отвезу их на станцию. Не хотела тебя будить, – объяснила она, опустила в багажник дорожные сумки и подошла к нему, засунув руки в карманы.

Зак поднял ладонь и заслонил глаза от солнца.

– А это безопасно? Что, если полиция начеку?

– Не думаю. Я разговаривала с Джеймсом. Прошлой ночью его квартиру обыскали тоже и убрались восвояси ни с чем. Он сомневается, что эти ребята до сих пор караулят где-то поблизости. Мне даже принесли извинения. Конечно, скрепя сердце, но, раз они ничего не нашли, что им еще оставалось?

Она одарила Зака быстрой улыбкой.

– Ты надолго?

– Нет, мы только доедем до вокзала в Уэрхэме. Илир повезет семью на север, в Ньюкастл. У него там друзья. В общем, знакомые по Митровице. Он остановится у них на первое время, и они помогут ему обустроиться на новом месте. А еще там живет мой деверь. Он врач, обещал посодействовать в подаче ходатайства о предоставлении убежища, а потом начать лечить Бекима хелированием… [107]

– Чем?

– Знаешь, нет времени объяснять: надо успеть на поезд, который отходит через сорок минут. Сперва планировалось, что они останутся у меня на несколько дней и отдохнут перед отъездом, но после прошлой ночи мы решили, что лучше не мешкать, – сказала Ханна.

Зак взял ее руку в свою и принялся разглядывать. Маленькая, покрытая шрамами, ногти короткие, обломанные, с грязью на кутикулах, а на ладони, у основания каждого пальца, мозоли. Жесткая рука женщины, привыкшей работать на земле, живущей в мире, совсем не похожем на его мир.

– Хочешь, я поеду с вами? – спросил он.

– Спасибо, в этом нет необходимости. Оставайся с Димити. Рассматривай рисунки и картины, – проговорила Ханна со странной ноткой в голосе.

– Хорошо. Тогда увидимся, когда ты приедешь обратно.

– Я вернусь, как только их провожу. Часа через полтора. Тогда и поговорим. – Она повернулась и пошла обратно к машине.

Внезапно перед ним появился Илир.

Зак нервно ждал, что скажет ему цыган. Челюсть все еще болела от удара, полученного прошлой ночью. Инстинктивно он поднял руку, чтобы ее потереть, и от прикосновения почувствовал в подбородке неприятное ощущение. Илир слегка улыбнулся.

– Прости, что ударил, Зак, – извинился он. – Но, сам понимаешь, я был очень напуган.

– Да ладно, забудем.

– Нет, так не пойдет. Ты нам помог, и… я это помню. – Лицо Илира выглядело усталым, но, несмотря на синяки под глазами, он казался сияющим и очень счастливым. По нему было видно, что теперь, когда ноющая боль, вызванная разлукой с женой и сыном, ушла, у него в душе царит мир, невзирая на всю трудность его положения. – Пожмем руки. Это самое меньшее, что я могу… Я так рад, что мои родные в безопасности.

Зак протянул ладонь, которую Илир горячо стиснул. Потом они обнялись, торопливо и неловко. У отъезжающих не оставалось времени, чтобы помыться или переодеться, а потому от них пованивало. Это был запах вчерашних страхов и треволнений.

– Илир, нам пора. Нет времени, – позвала из автомобиля Ханна.

– Не обижай ее, – проговорил Илир совсем тихо. – Теперь, когда я уеду… Она выглядит сильной, но ей нужно, чтобы кто-то находился рядом. Хотя она не всегда готова это признать. Так что без меня ей понадобится твоя дружба. Иногда с ней непросто иметь дело, но она славная.

– Я знаю, – сказал Зак. – Удачи.

Илир похлопал его по плечу, кивнул, повернулся к машине и забрался на переднее сиденье. Дизельный двигатель кашлянул, и джип, тронувшись с места, исчез в облаке сизого дыма.

Зак немного постоял на крыльце, вбирая в себя весь лежащий перед ним необъятный простор – от морского горизонта с одной стороны до зеленеющего хребта с другой. Отчасти ему хотелось немедленно отправиться на второй этаж, еще раз просмотреть все рисунки и картины, чтобы сразу же, по горячим следам, сделать записи относительно сюжетов и цветовой палитры. Но, к своему удивлению, он колебался, вдруг почувствовав, что у него, пожалуй, нет на это права. Во всяком случае, теперь, когда Ханна уехала, а Димити так сильно огорчена. Все-таки картины и рисунки, как бы сильно они его к себе ни влекли, ему не принадлежали. К тому же Заком овладевали другие мысли, возникшие после признания Ханны о том, кем являлась ее бабушка. Он выждал некоторое время, покусывая губу и раздумывая. Но все попытки убедить себя, что все сказанное ею ничего не значит, не удались. Делать вид, будто ничего не произошло, не имело смысла. На подгибающихся ногах он поднялся на второй этаж.

– Димити? – позвал он. В последний раз он видел хозяйку «Дозора» прошедшей ночью. Тогда она стояла, прильнув к двери в маленькую пустую спальню, где жил Чарльз Обри. Но сейчас Димити в ней не оказалось. Зак осторожно постучал в дверь второй спальни, а потом заглянул в нее. – Вы не спите? – произнес он тихо.

Ответа от старушки, свернувшейся калачиком на кровати, не последовало. Она лежала, подогнув колени и прижав к животу руки в грязных красных митенках. Увидев их, Зак ощутил внезапный прилив нежности к этой женщине, даже восхитился ею. Не всякий на ее месте сумел бы с такой верой в свою правоту и так успешно оберегать тайну «Дозора» в течение стольких лет. Он вспомнил, как много часов провел, разговаривая с Димити, старательно записывая рассказы о Чарльзе Обри, о его жизни в Блэкноуле в тридцатые годы. Оказывается, Димити все это время тщательно скрывала от Зака правду, невероятную и немыслимую. Ему всегда казалось, будто она чего-то недоговаривает, боится сболтнуть лишнего, дать ему чересчур явные ключи к пониманию прошлого. Верно, эта мысль постоянно присутствовала у нее в голове… И все-таки Зак отошел от двери с ощущением, что Димити не спит, хоть старушка и не отозвалась, а ее дыхание было тихим и ровным.


Зак постарался как можно скорей отделаться от Пита Мюррея, потому что хозяину паба явно хотелось обсудить в подробностях полицейский рейд, устроенный минувшей ночью. Зак пожал плечами и притворился, будто ничего не знает. Хотелось поскорей отправиться в путь, чтобы повидаться кое с кем, способным пролить свет на тайну, разгадать которую ему было необходимо. В течение двухчасовой поездки на север он с трудом мог сконцентрироваться на дороге, постоянно прокручивая в голове варианты разговора, в ходе которого предстояло наконец узнать правду, которую от него скрывали всю жизнь.

Его бабушка жила в старинном городке неподалеку от Оксфорда, в небольшом доме для престарелых, выстроенном еще во времена королевы Виктории. Стоящие впритык опрятные коттеджи с традиционными фасадами, отделанными кирпичом и камнем, обступили полукругом безупречный большой газон, тщательно отделенный от улицы оградой, вдоль которой цвели поблекшие поздние розы. Зак назвал свою фамилию охраннику у ворот и прошел к знакомой двери. Она оказалась незапертой. Он постучал и сам открыл ее, чтобы бабушке не пришлось лишний раз вставать.

– Привет, – поздоровался он, войдя в гостиную.

Бабушка посмотрела на него немного хмурым взглядом и улыбнулась, только когда он поцеловал ее в щеку.

– Милый мальчик, – сказала она и прокашлялась. – Как славно, что ты заехал меня навестить. Напомни, кто ты.

– Я Зак, бабушка. Твой внук. Сын Дэвида.

При упоминании имени отца старушка улыбнулась уже более уверенно.

– Ну конечно же, это ты. Вылитый отец. Садись-садись. Я приготовлю чай. – Она попыталась встать с кресла, опираясь тонкими трясущимися руками сразу на две трости.

– Я все сделаю сам, бабушка. Сиди.

Из маленькой кухоньки он продолжил за ней наблюдать. Прошло четыре месяца с тех пор, как он видел ее в последний раз, и за это время она стала еще более бесплотной, чем раньше, похожей на бледную тень прежней женщины. Ее поредевшие волосы не шли ни в какое сравнение с кудрями, которыми она некогда обладала. От стройной пластичной фигуры остались одни кости. Она увядала с каждым днем, перемены становились все более разительными, а он был чересчур поглощен своими собственными заботами, чтобы это замечать. Только почувствовав неожиданный укол совести, он понял, что ему следовало приехать в гости к бабушке вместе с Элис до того, как девочка уехала в Америку. И Зак пообещал себе, что непременно привезет сюда дочь, как только она снова вернется в Англию. Оставалось только надеяться, что бабушка до этого доживет и сможет увидеть правнучку. Впрочем, это было весьма вероятно. Она выглядела немощной, но глаза ярко сияли. Зак принес чай, после чего они минут десять болтали о его работе и о том, как живут члены семьи.