Из-за сапог она чуть было не отказалась от своего замысла. Понадобилось три пары чулок, чтобы сапоги безумца подошли ей. Когда, в конце концов, она посмотрела на себя в зеркало, то поняла, что ее вполне можно принять за молодого человека, если бы не одна деталь. Елена вернулась к камину, взяла с подноса нож и принялась завершать свое преображение.

Глава 4

Его разбудил утренний свет безжалостной ясности. Он поднял веки, но даже этого движения оказалось достаточно, чтобы понять — все прочие части его тела протестуют против приключений прошлой ночи. Хардинг топтался где-то в наружном помещении, передвигал чайники, а девушка не издавала ни звука. Неудивительно. От одних последствий снотворного можно было устать.

— Кофе, сэр? — Хардинг прошел во внутреннюю комнату Уилла.

— Наша гостья все еще спит?

— Она исчезла, сэр.

— Исчезла? — Уилл резко сел на кровати. Куда она могла уйти босиком, в облике распутной девки? Он встал, не обращая внимания на отчаянные протесты всех частей своего организма.

— Она оставила записку.

— Записку?

Он бросился через дверь и оглядел всю комнату. На скамье валялось испорченное полотенце, покрытое красными пятнами. Платье за ненадобностью было брошено на пол. Дверцы шкафа распахнуты. На кровати лежали куртка и рубашка.

— Неглупая особа. — Хардинг стоял рядом с ним.

— Не так уж она и умна, если снова отправилась на эту чертову Халф-Мун-стрит.

Уилл окинул взглядом комнату и увидел, что Елена поела. Хотя бы это разумно. Потом он остановился. Второе полотенце валялось на плите камина, в его складках лежали золотисто-каштановые локоны, та самая прелестная масса волос, в которую он вчера ночью на мгновение спрятал лицо. Он взял в руку один из длинных локонов и увидел нож. Отрезать себе волосы таким инструментом — воистину варварство. Это означает, что она твердо решила добиться своего, чем бы оно там ни было.

— Где записка?

Хардинг подал ему записку и чашку кофе.

«Я расплачусь с вами», — прочитал он.

Для женщины Елена была немногословна. Почерк красивый, такой почерк может принадлежать только образованной женщине. Значит, она училась в школе или у нее была гувернантка. Уилл уже выяснил, что Елена знает греческую литературу. Он не мог не оценить ее бесшумного исчезновения, но Елена не знала, что каждое действие, которое она совершила, пока он спал — благородно спал отдельно от нее на отвратительной койке, — даст ему возможность выследить ее.

Он допил кофе, повернулся и начал перебирать содержимое шкафа.

— Чего здесь не хватает, Хардинг?

— Пары простых сапог, трех пар чулок, одной рубашки, шейного платка, одного серого фланелевого жилета, куртки из грубой ткани и темно-коричневых штанов.

— Здесь тоже чего-то нет. — Уилл указал на пустой крючок.

— Коричневого кепи, сэр.

Уилл чувствовал, что Хардинг вот-вот добавит что-то еще.

− И?

— Пары серебряных подсвечников. — Хардинг держал в руке две выброшенные свечки.

— Чертовски основательна, а? — Уилл думал, что она, униженная и измученная, свернется калачиком на его кровати. Елена ведь испытала потрясение, увидев в зеркале, на что она похожа. Полотенце в пятнах было еще одним доказательством ее смятения. Она безжалостно уничтожила попытки Лири превратить ее в шлюху. Но Уилл тоже хорош — мысль о том, как она стирала с грудей красную кошениль, пока он спал в соседней комнате, возбудила его самые низменные чувства.

Прочесть мысли Хардинга по его гранитному лицу было невозможно. Им не нужно было много слов. Они жили вместе с тех пор, как полк сержанта Хардинга был уничтожен у реки Бидассоа и Веллингтон завербовал их обоих в тайные агенты.

— Следите за газетами, не появится ли там сообщение о том, что пропала чья-то дочь или подопечная.

— Вы думаете, что она убежала из дому, сэр?

Уилл кивнул. Она собирается вернуться на Халф-Мун-стрит. В этом борделе есть что-то такое, что она твердо решила добыть. Досье Марча? Его самого интересовало, не хранит ли Марч свои бумаги в этом доме. Не могла ли Елена Троянская оказаться в одном из его досье? Уилл еще раз посмотрел на ее записку. Он полностью согласен с тем, что в ней было написано.

«Да, милочка, вы расплатитесь со мной». Он мог держать пари на что угодно, Лондон он знает лучше, чем она. Даже если ей удастся выручить деньги за украденные подсвечники, у нее уйдет целый день, чтобы вернуться на Халф-Мун-стрит, а когда она туда вернется, он будет там, чтобы встретиться со своей беглой девственницей.

* * *

Елена брела по Клер-стрит. Эта оживленная торговая улица как нельзя более подходила для ее целей. Люди, не обращая на нее внимания, шли по своим делам. Дождь кончился, повозки и тележки катили по грязи. От улиц исходил металлический запах мокрого камня. Сапоги ее спасителя уже никогда не будут такими, какими были. Она снова отогнала мысль о нем. Со временем она расплатится с ним.

По улице бродили мальчишки, некоторые шли с поручениями, некоторые подозрительно держали руки в карманах. Елена была одной из тех немногих, кто был обут в сапоги, она жалела, что не украла еще и перчатки. От холода руки онемели и стали неловкими.

В своей прежней жизни она почти не замечала лондонских мальчишек, но теперь старалась усвоить их ленивую походку и развязную манеру держаться, а кепку натянула пониже. Ей казалось разумным ссутулить плечи и все время двигаться. Подсвечники в кармане сильно били по бедрам во время ходьбы, и Елена не увидела ни одной лавки, где можно было их продать.

Лавки сообщали о своих товарах на вывесках, вывешивали их на крюках или сваливали в кучу на открытых лотках вдоль улицы, но никто не приглашал покупателей поменять старые вещи на новые, хотя Елена знала, что такая торговля в Лондоне процветала. Елена проголодалась, а ее новый план требовал хотя бы самых скромных вложений в товары, во что-то такое, что она могла бы доставить в заведение на Халф-Мун-стрит.

Она свернула на улицу поменьше, которая шла в северном направлении, и наткнулась на подходящую лавку. Вывеска над дверью гласила: «Господа Уимз и Хагджет, серебряных дел мастера». Через пыльное окно Елена разглядела старые подносы с тусклыми рисунками и почерневшие чайники, нуждавшиеся в хорошей чистке. Мальчишка, который вышел из склада напротив, бросил на нее недружелюбный взгляд, но она повертелась у лавки, пока владелец заворачивал в коричневую бумагу покупку для какой-то женщины. Это был доброжелательный, как ей показалось, человек с седыми бакенбардами, в зеленом полосатом жилете. Покупательница ушла, и лавочник взялся за метлу. Елена решила попытать счастья.

— Сэр, вы не могли бы мне помочь? Я только что приехал в Лондон, чтобы проложить себе дорогу в жизни.

— Ступай, мальчик, ступай. У меня нет для тебя работы. — И лавочник продолжил усердно мести пол, даже не взглянув на Елену.

— О нет, сэр, я не ищу места. У меня есть наследство.

— Вот как, наследство? Значит, ты богат?

— Подсвечники моей бабушки, сэр. Она велела мне продать их, чтобы начать новую жизнь.

Теперь лавочник остановился, оперся о метлу и внимательно посмотрел на Елену:

— Только что приехал в Лондон, говоришь?

— Из Оксфорда, сэр. — Елена изо всех сил старалась держаться так, как держатся мальчишки, за которыми она наблюдала целый день.

— А почему наследство твоей бабушки привело тебя в мою лавку?

— Сдается мне, сэр, что вы имеете дело с серебром. Вы не будете любезны сказать мне, где я могу продать пару серебряных подсвечников?

— Серебряных подсвечников? Из Оксфорда? Они у тебя с собой?

— Да, сэр.

— Покажи. — И лавочник прислонил метлу к дверному косяку.

Елена достала из кармана один подсвечник и протянула его лавочнику. Тот взвесил подсвечник на руке и перевернул его.

— Так твоя бабушка живет в Оксфорде, мальчик? Тогда почему же здесь написано «Раджес с Друри-Лейн, Лондон»? — Он постучал по основанию подсвечника.

Елена инстинктивно попятилась под обвиняющим взглядом лавочника.

— На помощь! Держи вора! — Все головы на улице обернулись. — У меня здесь вор. — Он поднял блестящий подсвечник над головой.

Елена почувствовала, что на нее устремлено множество тяжелых взглядов. Она хотела все отрицать, настаивать на своей невиновности, но слова не шли. Она отступила и столкнулась с мальчишкой — тем самым, что глазел на нее только что, румяным и грубым, с наглой ухмылкой, открывающей крепкие белые зубы.

— Хватай свой подсвечник и беги, парень, или Уимз сию же минуту позовет полицейских.

Елена выхватила у лавочника подсвечник и сунула его в карман, а Уимз снова закричал, хватая метлу.

— Давай за мной, — поторопил ее мальчишка. Он побежал по улице, Елена помедлила в нерешительности и бросилась за ним.

Мальчишка оказался на удивление быстрым и отчаянным. Он бежал по улице, петляя между повозками и тележками, которые становились препятствием для преследователей. Крики, казалось, раздавались со всех сторон. Руки хватали Елену за кепку и куртку. Подсвечники бились о бедро, причиняя сильную боль.

Крики «Держи вора!» мчались за ними, словно их приносил ледяной ветер.

— Еще пару поворотов, — крикнул паренек. Бока у Елены болели, перед глазами плясали синие пятна, мышцы от напряжения ныли. Она понятия не имела, куда он ее ведет, понимала только, что он может убежать от погони.

Дорогу им загородил точильщик. Мальчишка побежал прямо на его тележку. Точильщик отступил, как по сигналу, и они промчались мимо него в какой-то заброшенный дом и выбежали через задний ход во двор с множеством выходов. Они бросились в один из них, и мальчишка наконец замедлил бег. Они немного постояли, прислонившись к стене из почерневших кирпичей.

— Ты начинающий, верно?

Елена ловила ртом воздух, ноги у нее дрожали. Она кивнула. Он принял ее за мальчика.

— Первое дело, а?

Елена решила, что лучше утвердительно кивнуть в ответ.

— Зовут как?

— Трои. — То был единственный слог, который она смогла выговорить.

— Нейт Уайлд. А где ты живешь, Трои?

— Нигде, мне надо продать подсвечники.

— Это просто, если знать подходящего человека. Пошли. Давай проделаем все как надо.

Дом, в который отвел ее Нейт Уайлд, имел вход с другого двора. Тяжелая дверь была приоткрыта, изнутри на ней торчали железные засовы. Внутри в крепких деревянных ларях, похожих на корыта для замешивания теста, лежали груды безделушек; в одном ларе были кольца, в другом — брошки, в третьем — серебряные часы, в четвертом — табакерки. На стене размещались скрипки и смычки, а по длинному узкому столу маршировала огромная армия шахматных фигур. Елену охватила необъяснимая грусть. Все эти вещи, сваленные с полным пренебрежением, говорили о чьих-то утратах, радостях, о памятных подарках, и все это было отдано за наличные.

Владелец был совершенно не похож на мистера Уимза. Он был высок и худощав, его бархатный сюртук был заплатан и поношен, нос острый, глаза с тяжелыми веками. Он склонился над толстой книгой, держа в руке перо.

— Не говори мне, что ты принес заклад, юный Уайлд, — сказал он, записывая что-то в книгу.

— Я-то нет, мистер Драй. А вот этот мой друг — да.

Драй отложил перо и устремил взгляд своих полуприкрытых веками глаз на Елену:

— Покажите товар.

Елена достала подсвечники. Они затмили своим блеском все, что было в лавке.

— Какое имя мне записать?

— Трои.

Он записал это в книгу.

— Ваша личная собственность, разумеется?

— Наследство от бабушки, сэр.

Она видела, что Драй поверил ей не больше, чем Уимз, но его вежливый взгляд не дрогнул.

— А ваш адрес?

— Он со мной, — сказал Уайлд. — Вы просто запишите, что из школы Бредселла.

И Драй снова что-то записал в книге.

— Четыре шиллинга.

— Восемь, — возразил Уайлд.

Драй выгнул черную бровь высокой дугой, точно кошка — спину.

— Ну, тогда, скажем, шесть — ради нового клиента?

Елена кивнула. Драй внес в книгу поправку.

Они с Уайлдом снова вышли на улицу.

— У тебя есть где жить?

— Есть. — Это была не совсем ложь. В той, другой, жизни у нее было где жить. — Завтра с утра я начинаю заниматься доставкой товаров. Мне нужно только сегодня где-нибудь переночевать.

— Ночуй в школе, с нами. Там твои монеты никто не уведет.

Елена задумалась. Она удалилась не более чем на две мили от своей цели, но у нее болели ноги. Ее спутник шагал беспечной походкой, как будто их недавний побег совсем не утомил его. Елена чувствовала, что слишком большие сапоги натерли ей ноги, несмотря на три пары чулок.