– Вы родственница?

– Не совсем. Мы оба работаем в Корт.

– Я называю это семьей. У него проломлен череп но, он силен и еще молод, так что все будет в порядке.

Грейс никогда не слышала о проломленных черепах и, когда осознала, что это такое, побледнела.

– Это же кость, она зарастет, но потребуется время. Ему еще долго не придется копать канавы.

Сестра глянула в глубь коридора и произнесла:

– Доктор ушел. Можете зайти. Но не волнуйте его и не оставайтесь долго.


Грейс поспешила к другу, открыла дверь отделения и вошла. Почти на пороге стояла монахиня. Волна радости омыла Грейс.

– Сестра, – выдохнула она. – О сестра, это так чудесно…

И сконфуженно осеклась.

– Я не монахиня. Просто медсестра. Кого вы навещаете?

Грейс молча уставилась на неестественно огромные глаза на белом лице.

– Ну что вы, детка, садитесь, иначе упадете в обморок. Ищете сестру Харт? Боюсь, она ушла на обед.

Женщина осторожно толкнула Грейс на стул у двери, но та, сбитая с толку и чувствуя себя ужасно глупо, вскочила.

– Простите, я только… Со мной все в порядке, и я бы хотела видеть своего друга, Гарри Макмануса.

Медсестра с сомнением глянула на нее.

– Хорошо, – решила она наконец, – только не вздумайте терять при нем сознание.

Грейс заверила сестру в своем абсолютном здравии.

– Просто я приехала на велосипеде и немного устала, простите.

– Шестая палата по левой стороне.

Следуя ее наставлениям, Грейс без особых трудностей нашла комнату Гарри. Около кровати стоял стул. Она подвинула его поближе к забинтованной голове друга.

– Гарри, ты как?

Глаза его были закрыты. Он не ответил.

Грейс смотрела на него, морщась при виде уродливого синяка на лице. Гарри, и так не толстый, выглядел исхудавшим после единственной ночи в больнице. Непонятно, спит он или без сознания. И знает ли, что она здесь?

– Все шлют привет, Гарри: Джек, Хейзел и остальные, и даже леди Элис. Миссис Лав дала мне плитку шоколада для тебя. Это очень мило с ее стороны, верно?

Она не добавила, что это леди Элис приказала миссис Лав передать Гарри шоколадку.

– Приехал его светлость, граф, и, думаю, Джек должен с ним поговорить. Он скажет ему, что ты не сделал ничего плохого.

Она подождала, но неподвижная фигура на кровати не ответила.

– Я возвращаюсь в Корт. И может, на неделе удастся тебя увидеть.

Она быстро подошла к дверям, повернулась, на случай если он вдруг пошевелится, и ушла. За столом была уже другая медсестра.

– Мистер Макманус. Мой друг. Он совсем не шевелится. Так нужно?

– На этом этапе лишние движения вредны. Попытайтесь навестить его на неделе, только вечером, после чая. Может, тогда он начнет есть твердую пищу. Но для этого нужно очнуться, верно?

– Сестра, это нормально?

– Как и то, что за ночью придет день. Ваш друг в неплохом состоянии.

Облегченно вздохнув, Грейс ушла из больницы, отыскала древний велосипед и поехала обратно.

К концу дороги она ужасно устала. Ставя велосипед, она мысленно спрашивала себя, сколько времени потребуется, чтобы привыкнуть к этому «чудовищу» – допотопному велосипеду.

«Нужно будет положить сена на седло, как мне советовали с тракторными сиденьями».

Она едва не хихикнула, представив, как едет по шумным улицам с торчащим во все стороны сеном, но тут же вспомнила, что леди Элис велела ей прийти к четырем.

«Десять минут пятого. О господи, она взбесится!»

Грейс разгорячилась. Хотелось пить, а ноги, отвыкшие от езды, грозили в любую секунду подломиться. Она была также уверена, что волосы в ужасном беспорядке. Не лучше ли бежать… или потащиться наверх, чтобы умыться и причесаться? Или сразу идти в контору?

И она, конечно, приняла неверное решение.

– Господи, Грейс, как вы смеете входить в мой дом в таком виде? Выглядите так, словно весь день рыли канавы. Нет, – сказала леди Элис, когда Грейс собралась уйти. – Вы все равно уже тут, так лучше покончить со всем сразу. Садитесь, вы просто валитесь с ног.

Она показала на стул, а сама села за чудесный письменный стол, главный предмет мебели в комнате.

– Насколько я поняла, вы видели Гарри. Ему лучше?

– Не могу сказать, леди Элис. Он… он вроде бы лежал без чувств, но сестра сказала, что это нормально. Она велела приезжать вечером, после чая.

Леди Элис издала неопределенный звук, могущий означать как согласие, так и несогласие с мыслями персонала больницы.

– Сегодня днем приезжал отец, – объяснила она, помолчав. – Уверена, Джек расскажет вам о результате их беседы, но пока что я должна думать о вашем будущем, будущем Гарри и, что самое главное, о том, что лучше всего для поместья. Хорошие отношения с деревенскими жителями чрезвычайно важны, и, откровенно говоря, они пострадали…

– Но Гарри тут ни при чем, – перебила Грейс.

– Вы закончили?

Видно было, что леди Элис рассердилась, но тон ее был сдержанным.

– Придется научиться доверять нам. Мы лучше вас понимаем, что лучше для поместья. Гарри нужен уход. Мы это устроим. Человек, который его ударил, несомненно, пойдет в тюрьму за драку. Но многим это не понравится. Видите ли, это означает, что женщина с детьми останется без кормильца бог знает на сколько времени. Придется искать для нее работу, возможно, здесь. Вследствие весьма неприятных угроз всяких подонков в адрес Джека, боюсь, Грейс, придется вас перевести.

– Нет, пожалуйста, вы должны поверить, что мы ничего дурного не сделали. И нас не за что отсылать. Это неправильно! Знаю, мне многому нужно учиться, но я делаю это быстро и честно тружусь. Обещаю, что буду работать еще лучше. И я поверить не могу, что вы отошлете Джека. Он вдвойне наказан из-за своих принципов.

Леди Элис встала. Она побелела от гнева, но, очевидно, была намерена держать в узде свои эмоции. Несколько секунд она оставалась молчаливой и неподвижной, но потом сказала:

– Неужели никто не дрался за вас, пока вы росли, Грейс? Именно поэтому берете на себя роль защитника всех остальных? Предлагаю позволить мне заботиться о людях этого поместья, как меня учили с детства. Идите в свою комнату, и мы поговорим, когда научитесь придерживать язык.

Грейс попыталась гордо выйти из комнаты. В душе боролись стыд и гнев. Что произошло с ней с тех пор, как она решила покинуть Дартфорд? Словно оставила позади тихую, покорную Грейс. На учебной ферме ссорилась с мисс Райленд. Здесь, в красивейшей части Англии, которую успела полюбить, сначала восстановила против себя миссис Лав, а теперь приобрела врага в лице леди Элис.

Она пыталась успокоить себя, твердя, что хочет остаться тут. Пахать, сажать растения и наблюдать, как они растут.

Она наклонила голову и прошептала: «Я хочу остаться с Джеком».


– Не ребячься, Грейс. Нужно поесть.

Миссис Лав принесла ужин в спальню на подносе, но теперь заметила, что даже чай не выпит.

Грейс взглянула на еду.

– Не могу.

– Не можешь… Не желаешь или неспособна есть?

– Ваш отец тоже учитель английского, как у Джека?

Перед тем как ответить, миссис Лав шумно и глубоко вдохнула.

– Ее светлость хочет, чтобы ты смогла завтра встать в пять утра и подоить коров. А теперь съешь ужин, прими горячую ванну и слушайся старших и тех, кто стоит выше тебя.

– Старших? Может быть. Тех, кто выше? Объясните. Я не сделала ничего дурного, а меня отсылают.

– Для твоего же блага, глупая девчонка. В деревне поговаривают, что ты поощряла Арчера.

Увидев, что Грейс снова готова взорваться, она продолжила:

– Да-да, все думают, что это вздор, но лучше, чтобы ты уехала, пока мы не увидим, как себя чувствует Гарри, и не услышим, что скажет полиция. А теперь ешь суп.

Грейс спокойно взглянула на миссис Лав. Кажется, она чем-то похожа на дорогую миссис Петри?

– Он в горле застревает.

– У томатного супа нет такой неприятной особенности. Давай, все остальные уже поужинали. Спустимся в кухню, и я подогрею его для тебя.

Миссис Лав ждала, и Грейс наконец встала.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже, в основном из-за абсурдной ситуации; должно быть, что-то важное привело его светлость из Лондона.

– Джек что-то сказал? – взбодрилась Грейс.

– Не мне. Но есть вероятность, что скажет что-нибудь утром. А пока речь шла только о делах.

Они спустились на кухню и удивились при виде сидевшего перед камином Джека.

Грейс на мгновение пожалела, что не успела причесаться, но потом стоически решила, что это значения не имеет.

– Привет, Джек, – сказала она. Он стал расспрашивать о посещении Гарри.

– Садитесь, я сделаю какао. «Борнвил» или «Раунтри»?

– «Борнвил», пожалуйста, – попросила Грейс в тот момент, когда Джек произнес: «Раунтри».

– Договорились, – кивнула миссис Лав и взяла жестянку с «Оувалтином».

Каким-то образом глупая шутка смягчила атмосферу, и парень подошел к столу и выдвинул стул для Грейс.

– Видела его?

– Посидела у кровати в надежде, что он очнется.

Она нагнула голову, чтобы скрыть слезы.

– Повреждение черепа?

– Сестра сказала, что кости проломлены, но зарастут…

Джек ничего не ответил. По его лицу было невозможно что-то прочитать.

– Как он выглядит?

– Очень похудел.

– Похудел? – вмешалась миссис Лав. – Он тощий, как палка!

Джек подался вперед и накрыл руку Грейс своей.

– Я понимаю, о чем ты. Не волнуйся: похоже, его держат на успокоительных и снотворном. Дай его черепу возможность зажить.

Миссис Лав поставила перед ними чашки.

– Уж не знаю, почему балую вас, но в одной «Борнвил», а в другой – «Раунтри».

Джек улыбнулся и поменял чашки местами.

Миссис Лав принялась разогревать суп Грейс. И, не оборачиваясь, спросила, как долго Гарри может пробыть в больнице.

– Это серьезное увечье. Возможно, несколько недель, – ответил Джек.

– Но как он сумеет вернуться к работе? – встрепенулась Грейс. – Он же не сможет копать канавы.

– Ради бога, девочка, ты не в состоянии отвечать за всех. Пей какао.

Миссис Лав повернулась к Джеку:

– Что будет делать ее светлость без работников? Земля сама себя не вспашет. Когда ты уезжаешь?

Джек встал, взял у кухарки миску с супом и поднес ее к столу.

– Захватите с собой ваш «Оувалтин», миссис Лав, и я расскажу все, что смогу.

Он подождал, пока все сядут.

– Лорд Уайтфилдз позволяет мне остаться здесь и работать, пока он не найдет приемлемого решения. Это вы уже знаете, миссис Лав. Леди Элис беспокоится за Грейс, и его светлость считает, что она должна находиться в обществе женщин своего возраста. Он вернулся в Лондон, чтобы поговорить с различными чиновниками о том, чтобы дать приют беженцам, нанять трудармеек и сделать меня кем-то вроде фельдшера. Когда придет время, нас обо всем уведомят. А пока, Грейс, мы будем продолжать работать с Хейзелом, прилагая все силы, чтобы в поместье жилось как раньше.

– Мне ни к чему находиться в обществе женщин моего возраста.

Но собеседники проигнорировали ее.

– Здесь слишком много работы для меня и нескольких стариков. Я не могу в одиночку стричь кусты и чистить канавы. Кто знает, может, нам пришлют еще…

Он поколебался. Словно не хотел произносить «отказников», но все-таки нашел другой вариант.

– …таких, как Гарри и я. Если это произойдет, ты по-прежнему будешь единственной хорошенькой молодой леди в доме, полном мужчин всех возрастов.

– Я знаю, как вести дом! – вспылила кухарка. – Они и близко к ней не подойдут!

– Прошу вас, миссис Лав! Мы это знаем, а остальные могут и не знать.

Он встал и нерешительно взглянул на Грейс, а потом на кухарку:

– Мне рано вставать. Спасибо за какао.

И он ушел.

Грейс доела ужин, правда, без всякого аппетита.

– Ты раньше его не знала, Грейс? Уж слишком быстро он тебе понравился… Лучше выкинь его из головы!

– Спасибо за… – Грейс показала на остатки еды. – Пойду подышу воздухом, приму ванну и лягу.

– Так будет лучше. Все пройдет и забудется, поверь.

Грейс вышла из кухни и встала на улице, прислонившись к древним камням здания. Они каким-то образом успокаивали ее. Что они видели и вынесли за сотни лет своей истории? Она всей душой пожелала, чтобы ни один немецкий бомбардировщик не нашел это чудесное место. Куда бы ее ни послали, она навсегда запомнит его силу, его стойкость.

Она уже хотела зайти внутрь, но услышала шорох и подскочила от страха.

– Не хотел тебя пугать.

Это был Джек.

– Я вышла немного подышать… просто чувствовала, что мне необходимо хоть минуту побыть здесь.

– Бедная Грейс. Ты ни в чем не виновата, и мне жаль, что тебя в это впутали.

Как грустно это звучало…

Ей хотелось обнять его. Разве он не нуждается в ободрении так же сильно, как и она?