Руби Джексон - Помаши мне на прощанье

Она снова повернулась на спину и представила уютную кухню вроде той, что в доме Петри. Два удобных, хоть и старых стула у огня.

«И кошку, славную кошку… нет, собаку. Я была бы счастлива иметь собаку. И двое обитателей, двое»…

Но образ второго так и не всплыл в воображении.

Письма! Она снова забыла про письма!

Рассердившись на себя, Грейс откинула одеяло, встала с постели, нашла бумагу и конверты, вернулась в теплое убежище постели и стала писать.

Слова так и лились с кончика карандаша. Она написала скорбящей Дейзи, миссис Бруэр, Салли, миссис Петри, Роуз и Джеку. Рассказывала о своей работе. О ненавистной истории с убийством крыс, о красоте земли, радости жить с девушками из различных стран и возможности у них учиться. Всем, кроме Джека, она рассказала о тревоге по поводу письма поверенного и каждое закончила: «Надеюсь скоро увидеть вас. С любовью, Грейс».

Ответ Джеку был почти резким. Из его письма стало ясным, что он беспокоится, не беременна ли она, хотя прямо написать об этом он не осмелился. Даже не сказал, как относится к этой возможной ситуации и ни словом не упомянул о своих чувствах к Грейс.

Дорогой Джек!

Ты будешь рад узнать, что мне не понадобится ничья помощь. Я в полном порядке, и мне очень нравится работа на ферме, если не считать необходимости убивать крыс. У нас работают две беженки-польки, которые обучались на ферме, но не любят говорить о войне. Зато много рассказывают о своей стране, особенно о еде, и одна прекрасно поет, но на польском. Надеюсь, никто в тебя не стреляет.

Грейс.

«Может, последнее предложение немного глупое? Ведь он на войне», – напомнила она себе. Но она не может написать всего, что пожелает. Ей хотелось спросить, по-прежнему ли он к ней неравнодушен… вернее, был ли вообще неравнодушен, но… этого писать нельзя.

«Ты обнимал меня, и я чувствовала себя любимой. Но ты не любил меня».

Перед ней встало другое лицо. Сэм. Сэм, который никогда ее не подводил. И никого не подводил. И даже теперь, когда она стала настолько взрослой, что обнимать и утешать ее нелепо, мысли о Сэме неизменно вызывали ощущение безопасности.

Грейс разложила письма по конвертам. Она отправит их, когда вместе с другими девушками поедет на велосипеде в деревню.

Она легла, и когда остальные потихоньку вернулись в спальню, то посчитали, что подруга крепко спит.

Урожай созрел, крысы были отравлены, собраны и сожжены, но на их место пришли новые. Летние ягоды, малина, клубника, крыжовник, зрели и наливались, а смородина всех цветов покачивалась на ветках, как драгоценные камни. Фермеры по всей Британии, которых просили делать невозможное, ворчали, но делали с помощью работниц Земледельческой армии, отказников и даже военнопленных практически невозможное. На ферме не было таких вещей, как пятидневная рабочая неделя или восьмичасовой рабочий день. Лампы свисали с деревьев и кустов живой изгороди, чтобы сбор урожая мог продолжаться до поздней ночи. Нацию нужно кормить!

Письма с полей сражения были редкими и нерегулярными, а иногда в тех, что приходили, содержались не слишком добрые вести, но Грейс и ее подруги на ферме Ньюриггс писали и отправляли маленькие записки в надежде, что они дойдут до родных и близких. Все девушки вместе с миссис Флеминг волновались за полек. Они почти ничего не знали о них, кроме того, что те бежали в Британию до падения Польши, оставив родителей, бабушек и дедушек.

Если вести между югом Англии и маленькой фермой в Шотландии путешествовали слишком медленно, англичанки брали пример с полек, державшихся храбро и работавших не покладая рук, и старались им подражать.

«Завтра, мы получим письма завтра». Эти слова повторялись по всей стране.

Грейс перестала думать об отпуске, который позволил бы ей вернуться в Дартфорд и поговорить с поверенными о таинственной запертой шкатулке сестры. Она дала им письменное разрешение вскрыть шкатулку и проверить содержимое. Миссис Петри будет ее представительницей на официальном вскрытии. Грейс знала, что, если отыщется что-то важное, миссис Петри сохранит шкатулку, и решила не думать об этом. И тут миссис Флеминг сказала, что ей дали сорокавосьмичасовой отпуск и разрешение на поездку. Мистер Флеминг отвез ее на вокзал и пообещал позвонить в офис поверенного и сообщить приблизительное время прибытия. Он, в свою очередь, свяжется с супругами Петри.

Поезд задержался всего на тридцать пять минут, и то при отбытии, так что она оказалась в Ньюкасле как раз вовремя, чтобы сесть на лондонский поезд, если таковой придет. Он пришел, через семь часов после назначенного времени. Грейс, пока ждала, дочитала роман Вальтера Скотта, позаимствованный на ферме, и съела сэндвич, который миссис Флеминг, предвидя трудности путешествия, намазала яичным салатом, толстый слой которого лежал между двумя ломтями домашнего хлеба. Кроме того, миссис Флеминг наполнила маленький стеклянный кувшинчик огромными красными ягодами клубники, и каждая прекрасно сохранилась. Восхитительная еда приободрила Грейс, хотя ждать пришлось долго. При таком коротком отпуске надежда на то, что удастся повидать поверенного, таяла с каждым часом.

Миссис Петри, как всегда, приготовит ей что-то особенное, приберет спальню близнецов и сделает все, чтобы кровать Дейзи, на которой в прошлый раз спала Грейс, выглядела безупречно и была как можно удобнее.

– А я так и не доберусь туда, – простонала она.

Оглядела станцию: солдаты, матросы, летчики, медсестры, и все ждут поезда до Лондона. Едут на новые базы или домой, в отпуск или за границу?

СЭМ!

Высокий худой солдат с выбеленными солнцем светлыми волосами стоял, опустив голову, словно отдыхал. Как чудесно! Сэма освободили, и он возвращается домой!

Она не подумала, насколько неправдоподобно это выглядит. Военнопленный, возвращающийся из Франции или Германии, вряд ли может оказаться в Ньюкасле.

Подбежав, она коснулась руки солдата.

– Я Лоренс, дорогая, но если хотите, чтобы я был Сэмом, буду счастлив угодить.

Мужчина был совсем не похож на Сэма. Грейс вспыхнула до корней волос, желая, чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Но ничего не произошло.

– Как глупо, – пролепетала она. – Со спины… простите, вы так…

Ей хотелось плакать.

– Со спины я похож на Сэма, и вы надеялись… и снова надеялись, – закончил Лоренс. – Сожалею. Но он обязательно вернется. Я бы вернулся, если бы меня ждала такая девушка.

От необходимости ответить и дальнейшего унижения ее спас голос диктора, который, перекрывая шум, терпеливо пытался объяснить пассажирам об ожидаемом прибытии очень сильно запоздавшего лондонского поезда. Грейс снова извинилась перед солдатом и быстро пошла по перрону, проталкиваясь сквозь толпу. Ей было необходимо сесть в поезд и оказаться как можно дальше от Лоренса.

В поезде было полно народа еще до того, как он прибыл на станцию. Множество людей, уставших, голодных и чрезвычайно раздраженных, сели на него в Эдинбурге и почти шесть часов спустя оказались в Ньюкасле, хотя должны были бы уже подъезжать к Лондону. Грейс, слишком миниатюрная и слишком вежливая, чтобы толкаться, оказалась зажатой между двумя солдатами, здоровяками, которые о чем-то спорили поверх ее головы. Зато они были настоящими мастерами устраиваться как можно удобнее и часть путешествия на юг позволили Грейс сидеть на их рюкзаках, а сами все продолжали давний спор.

На первой же остановке, когда с поезда сошли несколько человек, они совершенно невинным образом загородили проход в вагон, пока Грейс не удалось втиснуться на освободившееся в купе место. При этом они ни словом с ней не обменялись.

Два часа спустя поезд остановился снова. Поскольку на платформе не было названия станции, пассажиры понятия не имели, где находятся.

– Где мы? – раздавались встревоженные голоса.

– Даже представить не могу, дружище, – Йорк, Дарлингтон, кто знает? Но я точно, уверен, что мы в веселой старой Англии.

Что же, по крайней мере смешно…

Еще час спустя Грейс убедила пожилого, плохо одетого мужчину занять ее место. Возраст и его необычный акцент напомнили ей одного из покупателей Петри, мистера Фишера. Роуз много рассказывала ей об истории мистера Фишера, которую выпытала у старика Дейзи, и на секунду Грейс показалось, что это он и есть, умница-беженец, работающий под прикрытием, но вскоре она опомнилась. Разумеется, от человека, работающего на правительство, не может так дурно пахнуть.

Она вернулась в коридор, где нашла своих рыцарей не в таких уж сверкающих латах, которые отдали места на рюкзаках двум женщинам средних лет.

– Предпочитаю видеть тебя сидящей у моих ног, – сказал один из них с веселой улыбкой.

Это были последние слова, которые она слышала, потому что в следующую секунду раздался оглушительный взрыв.

Грейс очнулась от воплей и криков, невообразимого скрежета металла о металл и смрада, жуткого смрада дыма, чего-то горящего и смерти. Ее почти раздавила непомерная тяжесть, и все же во рту, глазах и носу щекотало от омерзительной вони. Грейс чувствовала влагу на лице, но не могла понять, откуда она взялась. Попыталась оттолкнуть то, что ее держало, но так и не смогла. Неужели она стонет, эта тяжесть? Неужели это не чемодан, не рюкзак, а человек?

«О боже, кто-то на мне лежит…»

Тяжелые градины барабанили по тому, что осталось от крыши вагона. Снег летом? Нет. Стаккато сопровождалось новым воплями и стонами.

Потом наступила тишина. Вражеские истребители, полные решимости докончить то, что не успели уничтожить бомбардировщики, расстреливали поезд с бреющего полета.

– Вам мало уже совершенного зла, отродья сатаны?! – заорал старческий голос где-то рядом с ней. – Они мертвы, наши солдаты! Но спасли тебя, девушка, прикрыли собой, и если помощь скоро не придет, мы тоже умрем, и их жертвы будут напрасны.

Только сейчас Грейс сообразила, что по лицу бежит не вода, а кровь, кровь храброго солдата.

– Поговори со мной, – прошептала она, – поговори, пожалуйста, будь живым…

Но ей никто не ответил.

– Я тоже мертва? – спросила Грейс, и хотя ответом ей стало молчание, удивилась, обнаружив, что совсем не испугана. Конечно, ей было неудобно и трудно двигаться, когда лицо прижато к металлическому полу вагона, но боль была вполне терпимой, и на уровне пола воздух оставался достаточно чист. Густой дым висел над ними, и даже криков больше не было слышно.

Бессильна. Она бессильна: хорошо знакомое чувство.

– Пожалуйста, неужели здесь никого нет? Поговорите со мной.

Тишина.

Но через несколько минут она услышала скрежет разрываемого металла, и вагон наполнился светом и голосами.

– Настоящая бойня. Никто не выжил, – заявил властный голос над головой Грейс.

Грейс собрала всю свою волю в кулак.

– Помогите! – слабо позвала она. Но кто-то услышал.

– Осторожнее, парни. Там кто-то есть.

Грейс лежала, прислушиваясь к голосам, которых не могла узнать. И наконец разобрала несколько слов:

– Этот бедняга последний. Осторожнее поднимайте, упокой господь его душу. Показалось, что слышал женский голос.

– Раз, два, три – взяли!

Неимоверная тяжесть исчезла.

– Проклятие! Здесь трудармейка. Осторожнее, осторожнее, должно быть, это ее я слышал!

Следующие несколько часов слились в ее памяти. Грейс уложили на носилки и понесли к машине «Скорой», где ее осмотрел очень старый доктор.

– Правда, я выгляжу скорее как Дед Мороз, чем ваш друг врач? Все же, заверяю вас, я достаточно опытен, чтобы сказать: вам очень повезло, дорогая. Несколько глубоких царапин, одну я зашил, и вы покрыты синяками с головы до ног. Ночь в больнице, где мы последим за вами, и утром можете продолжать путь. Упавший солдат прикрыл вас своим телом. Поразительная удача.

Слезы полились по окровавленному лицу девушки. Она рыдала так, словно никогда не сумеет остановиться.

– Это не удача. Он специально упал на меня. Чуть раньше я сидела на его рюкзаке.

Она попыталась подняться и оглядеться.

– Где его друг? Он был с каким-то солдатом.

– Если будет угодно богу и современной медицине, он выживет. Его везут в операционную. Сестра, нельзя ли дать молодой леди одеяло и чашку чая с сахаром?

Грейс пыталась объяснить, что с ней все хорошо и что нужно как можно скорее очутиться в Лондоне. Но никто не хотел слушать, возможно, потому, что все были заняты осмотром и обработкой ран настоящих жертв, и ни один человек не уделял ей ни малейшего внимания.

Счастливая тем, что легко отделалась, Грейс сидела тихо, наслаждаясь чаем, который принесли леди из ЖДС, Женской добровольной службы, и мягкостью одеяла. Она потихоньку отходила от шока и предложила помочь, в чем ей было отказано.

– Знаете, что враг с огромным удовольствием уничтожил поезд и большинство пассажиров? Мы хотим, чтобы вы провели в больнице ночь. Выздоравливали, а не работали. Дамы из ЖДС поговорят с вами. Узнают, можно ли связаться с вашей семьей или подразделением. Поэтому наслаждайтесь отдыхом, пока можете: сейчас ведь время сбора урожая, не так ли? Сберегите силы для этого.