И вдруг торжественную тишину разорвал взволнованный крик:

– Грейс! О Грейс! Как здорово тебя видеть!

Это была совершенно не изменившаяся Дейзи, хоть и успевшая стать гордым членом Вспомогательных транспортных войск ВВС.

Девушки бросились друг другу в объятия, как голубки, нашедшие родной дом, и заплакали, отстранились, чтобы взглянуть друг на друга, и снова обнялись.

– Ну, Салли, – вздохнула Роуз, притворяясь обиженной. – Можем вполне идти в церковь вдвоем, поскольку, вижу, тут мы не нужны.

И тут, конечно, все началось снова: объятия, болтовня и очередной показ снимков бабушки и матери Грейс.

– Они прекрасны, – заверила Дейзи, отдавая снимок Грейс. – А ты просто копия своей бабушки.

Грейс снова обняла Дейзи и быстро посмотрела на снимок в поисках сходства, прежде чем пошутить, что, поскольку их с Дейзи все считают близнецами, та тоже должна походить на прелестную Абигейл.

Девушки, не выдержав, стали допрашивать Дейзи:

– У вас был сказочный ужин?

– Где Томас проводит Рождество? Полагаю, он католик и не посещает англиканские службы?

– Когда мы его увидим?

– Я уже видела. Устроила на беднягу засаду прошлым Рождеством, – призналась Роуз. – Высокий, очень представительный и с совершенно шикарным акцентом, верно, Дейзи?

Дейзи отказалась отвечать на вопросы, за исключением того, куда уехал Томас. Объяснила, что он проводит Рождество с Хамблами, местными друзьями-фермерами, и поскольку Алф и Нэнси встанут очень рано, не хотел беспокоить их поздно ночью.

Четыре подружки вошли в древнюю церковь, вдыхая запах благовоний, свечей, только что срезанных ветвей ели и остролиста. Церковь была освещена так же хорошо, как обычно, и девушки несколько секунд постояли на пороге, прежде чем со слезами счастья войти и слушать рождественскую службу.

Потом Грейс и Салли не вернулись в дом Бруэров, а вместе с подругами отправились в большую квартиру Петри над маленьким чайным магазинчиком. До войны в квартире всегда толклись молодые люди, друзья семьи, потому что у близнецов было трое старших братьев. Теперь Рон мертв, Фил, судя по письму, был «где-то в море», Сэм как бежавший военнопленный… бог знает где.

Девушки немного постояли в передней, ошеломленные пустотой квартиры.

– Я никогда не сознавала раньше, насколько велика гостиная, – выпалила Салли и тут же покраснела от смущения.

Дейзи поспешила ей на помощь:

– Я точно знаю, что ты хотела сказать. Мальчики сидели на всех стульях и диванах, как птицы на насесте.

– И никогда не бывали в одиночестве. Мы по комнате пройти не могли, не споткнувшись о чьи-то длинные ноги.

Роуз, почти такая же высокая, как братья, улыбнулась подругам и взяла рождественскую открытку с доски над пустым камином – еще одна особенность войны.

– Вот это да! Взгляните, девушки! Священник… да-да, настоящий священник, отец Петрунегро, итальянец, который работает в Дартфорде, принес ее сегодня утром. Как это ма ухитрилась промолчать и все еще при этом дышит и живет – просто рождественское чудо. Просто не верится! Потрясающе! Грейс, смотри. Это от Сэма!

Грейс с побелевшим лицом взяла открытку дрожащей рукой.

«Скоро увидимся».

Почерк Сэма. Она видела его раньше, в записке матери. Тогда он передавал привет Салли.

– Слава богу, – искренне выдохнула Грейс. – Волшебство. Сэм наконец-то вернется домой. Что за прекрасный рождественский сюрприз! Но, полагаю, вы не знаете когда.

– Ни слова. Мы так…

Глаза Роуз наполнились слезами, но она нашла в себе силы не заплакать.

– Девочки, давайте склеим бумажные цепи, как всегда на Рождество. У папы есть серебряная бумага из коробок с чаем.

– Фу, – наморщила нос Дейзи. – Она пахнет чаем.

– А когда в этой квартире пахло чем-то другим? Брось, Дейзи! Неси ножницы и горшочек с клеем. Грейс, сделай нам какао. Салли, помоги мне убрать остатки завтрака со стола.

Им снова было по четырнадцать.

Роуз и Салли настелили на стол бумагу и стали резать ее на длинные полоски. Потом подруга раздала каждой пригоршню полосок и наказала:

– Режьте на полоски по три дюйма, склеивайте в кольца и клейте цепи, Жаль, что все будут серебряными.

– Но, Роуз, серебро – это так элегантно. Бьюсь об заклад, такие будут только в Блумсбери. Тише, – внезапно сказала Грейс, – это любимая песня твоей мамы.

Они прекратили работу и стали слушать передачу, состоявшую из песен и рождественских гимнов, выбранных военнослужащими.

– Слушайте! «Мы встретимся снова».

– О, я тоже люблю эту, – оживилась Салли и стала подпевать Вере Линн.

Цепь становилась все длиннее. Музыка играла тихо, зато все громче становились вопли «а ты помнишь?».

Прежде чем девушки наконец собрались спать, неимоверно длинная цепь покрывала каждую свободную поверхность гостиной.

Это был один из счастливейших вечеров, проведенных вместе. Но все-таки Салли и Грейс пришлось вернуться к Бруэрам.

Салли заснула мгновенно, а к Грейс сон не шел. Она думала о дружбе, обо всем, что узнала о семье, гадала, где сейчас Сэм, здоров ли и думает ли о ней.

О, родиться в семье Петри! Какой контраст с жизнью в доме Меган! Иногда здесь происходили ссоры и родители резко разговаривали с детьми, но буря быстро проходила.

«Не смей издеваться над сестрами», – журила мать, и все на этом заканчивалось. Дальше следовали слова утешения:

– Вот и молодец, хороший мальчик, мальчики должны заботиться о тех, кто младше. Так они становятся настоящими мужчинами.

Грейс попыталась вспомнить хоть одно нежное слово Меган. Но вспоминались только злоба и в лучшем случае равнодушие.

– С чего это я обязана терпеть тебя? Ты никому не нужна и никуда не годишься. Где была семья твоей ма, когда ты нуждалась в доме? Нигде. Пришлось законной дочери твоего отца взять тебя.

И потом, одной холодной зимней ночью, как раз после того, как Грейс стала работать на фабрике, Меган добавила:

– Если бы не разговоры о деньгах, которые оставила тебе бабка, я бы давно тебя утопила.

Двадцатиоднолетняя Грейс ни на секунду не верила, что сестра утопила бы ее, но восьмилетняя девочка наверняка поверила бы каждому слову.

Глава 15

Март 1942 г.

– Не верю своим ушам, Грейс! – рассердилась леди Элис, и девушке стало нехорошо. Она расстроила хозяйку, которая всегда была невероятно добра к ней.

– Не хочу перечислять все поблажки, которые вы получили в этом доме, но придется. Отпуск на похороны сестры, рождественский отпуск в прошлом году. Продолжать?

– Я знаю, со мной обращались очень хорошо, леди Элис, и я благодарна за это, но я прошу всего один день, даже двенадцать часов. Я смогла бы добраться до Дартфорда и вернуться, при…

– При попутном ветре и отсутствии немецких налетов, – перебила леди Элис. – Неужели это так важно, что вы набрались храбрости, чтобы просить об отпуске за несколько месяцев до того, как он вам полагается?

– Простите. Мне не следовало ничего говорить.

Леди Элис улыбнулась:

– О Грейс, я прекрасно сознаю, как трудно вам просить. Случилось что-то необыкновенное? Скажите мне.

Девушка понимала, что леди Элис прекрасно осведомлена о том, как трудно ей просить об одолжениях. Она действительно прекрасная хозяйка.

– Сэм. Дейзи написала мне. Простите. Моя подруга Дейзи Петри написала мне и рассказала, что объявился ее брат.

Леди Элис села за стол и вздохнула:

– Не торопитесь. Начните сначала и попытайтесь говорить связно.

Грейс глубоко вздохнула:

– Сэм Петри был военнопленным. В прошлом году он сбежал из лагеря и сумел добраться до севера Италии, где работал на ферме. Но потом попал к партизанам, или как там называют их в Италии. Те переправили его во Францию. Сэма забрал французский самолет, вместе с другими беглецами, и доставил домой.

– Но почему вам требуется отпуск, чтобы видеть его? У вас с ним какие-то отношения?

Как она может все объяснить?

– Нет, леди Элис.

– В таком случае идите работать, Грейс. Сегодня вы пашете, не так ли?

– Да.

– В таком случае увидимся за ланчем.

Она подождала, пока Грейс подойдет к двери.

– Судя по моему ограниченному опыту, – мягко добавила она, – пока что вашему Сэму вообще не захочется никого видеть. Поверьте, ему нужно время.

– Да, леди Элис, – бросила Грейс и, не оглядываясь, вышла.

Она обсудила вспашку с Хейзелом, который был счастлив приветствовать ее в Уайтфилдз-Корт.

– У новых девочек нет почти никакого опыта, Грейс. Их нужно обучать каждой мелочи. Вспашка – это для них слишком много, и думаю, что попрошу Исо потихоньку ввести их в курс дела. Лиз несколько недель проработала на ферме в Девоне, пока не заболела. Ее послали домой. Подумать только, что бедняжка ничего не ела, кроме овсянки и хлеба с маслом, да еще в поле ей давали бутылку с холодным чаем. Ее бабушка подала жалобу, в которой писала, что этого допускать нельзя. Некоторые фермы изнуряют девушек работой и платят всего несколько шиллингов. Туалеты на улице, ванна раз в неделю в хозяйственной постройке, и то если повезет. Пользуются тем, что идет война, как спекулянты на черном рынке. Попытайся сделать так, чтобы она немного расслабилась. Она очень боится ее светлости. Прячется при ее приближении.

– Вначале мы все боялись ее, Хейзел. С Лиз все будет хорошо. Она умеет доить?

– Да, и любит животных. Странно: боится леди Элис, а большие волосатые зверюги совсем ее не трогают, хотя могут раздавить ее, как муху на подоконнике. Но интересно, что и они ее любят. Даже эта зловредная старая стерва Молли и то ни разу не опрокинула ее ведро.

Хейзел засмеялся и покачал головой:

– У нее настоящий дар.

– Разве Сельскохозяйственный комитет не будет удивлен тем, насколько больше молока мы ему посылаем? Лиз, секретное оружие.


Грейс нравилось быть одной на поле. Тут она чувствовала себя полной хозяйкой. Маленький трактор был удивительно легок в обращении, и она не могла ни с чем сравнить эмоции, испытанные при виде длинной прямой линии идеально вспаханной земли. Голуби, а иногда и морские птицы следовали за ней и чудесной металлической лошадкой.

Но работа была утомительной. Особенно когда плуг с трудом резал землю. Затвердевшая корка грязи, камни и даже толстые корни испытывали ее терпение и остроту плуга. Камни могли его покорежить, так что приходилось постоянно быть настороже.

Она честно проработала несколько часов, а потом, разгоряченная, уставшая и умирающая от жажды, остановилась немного отдохнуть.

– Грейс, хочешь чая?

Она рассмеялась, вытирая с лица пот. Да у Кати почти безукоризненное произношение!

– Да, очень хочу.

Полька перелезла через ограду и пошла по полю с корзиной в руке.

– У нас чай и такая штука… восхитительно.

– Лепешки?

– Смотри, Грейс, на деревьях уже цветы.

Девушки сидели на пригорке, сбоку от поля, прислонившись к каменному столбику. Миссис Лав послала ей чай в термосе. Он был еще горячим, а лепешки, толсто намазанные свежесбитым маслом, были, как сказала Катя, восхитительными.

Грейс посмотрела на деревья, куда указывала подруга.

– Эти две яблони очень старые. Когда-то поле было фруктовым садом.

– В польских садах много деревьев. И цветы такие красивые.

– Ты счастлива здесь?

– Счастлива? Какое странное слово. Если имеешь в виду, что я способна на одну секунду забыть, что не знаю, куда исчезла моя семья, тогда нет, не счастлива. Если же ты имеешь в виду, что я могу смотреть на розовые и белые цветы и… влюбиться в них, тогда да, в это время я счастлива.

Грейс стало не по себе. Как она могла быть такой бесчувственной, такой тупой?

– Мне так жаль…

– Знаю, – улыбнулась Катя, – и да, мне нравится жить в прекрасном доме и работать на этом прекрасном поле. Нравитесь ты и Ева, особенно когда она поет. Этот Гитлер помешал ей поступить…

Она немного подумала:

– Знаешь, что такое «консерватория»?

– Наверное, это музыкальная школа.

Катя ничего не ответила, только смахнула крошку с бриджей, прежде чем встать.

– Когда война закончится.

Грейс, которой хотелось выть от ужасов войны, неожиданно для себя кивнула:

– Верно. Когда война закончится.

Катя зашагала к дому. Корзинка, значительно полегчавшая, свисала с руки. Грейс снова завела трактор. Ее радость от вспашки куда-то исчезла. Теперь она работала только по обязанности, хотя мысленно упрекала себя. Сэм дома, он в безопасности, но она грустит, потому что не может поехать в Дартфорд, встретиться с ним. А Ева, потерявшая все, по-прежнему поет за работой… и Катя печалится о потерянных возможностях подруги.

Она продолжала пахать и под конец почувствовала себя немного лучше. Леди Элис привезла полек сюда. Почему? Ньюриггс была примитивна по сравнению с этим домом, где они теперь жили, но Флеминги делали все возможное для девушек, и по сравнению с фермой, где бедная Лиз провела несколько кошмарных недель, Ньюриггс выглядела почти дворцом.