под жесткий корсет, за раз снимая его. Затем он умело и грубо схватил ее грудь, Анника

еще крепче прижалась к его рукам, смутно расслышав свой тихий стон. Мерсер заставил

ее замолчать, засовывая ей в рот свой язык, у него был вкус виски.

Остальная одежда не так быстро снималась, пока его руки были повсюду,

нетерпеливо и уверенно. Она ахнула, и он вклинился ей между ног, а затем прижалась к

нему с большим рвением, подталкивая его в направлении своего хлопкового белья.

— Мерсер, — выдохнула она, когда их рты ненадолго разъединились. В ответ, он

поднял ее своими мощными руками и бесцеремонно бросил ее на кровать. Затем он

опустился на неё, а она инстинктивно обняла его ногами вокруг талии.

— Ты так прекрасна, — сказал он, и его голос обволакивал страстью, пока он гладил

ее грудь, живот, внутреннюю поверхность бедер. Он положил руку ей между ног, и она

стала беспомощна против возбуждения. Анника не сомневалась, что до этого момента

Мерсер делал это уже много раз, для многих женщин. Даже такие мысли возбуждали.

Она провела руками по его широкой мускулистой спине, удивляясь его

совершенству. Его кожа была гладкой и загорелой, как будто он часто подвергался

солнечному воздействию.

— Дай мне посмотреть на тебя, — вдруг сказала она, пытаясь приподняться на

локтях. Даже сейчас, когда просьба сошла с её губ, это шокировало ее.

Мерсер дразнил ее груди ртом, пока его руки были у нее между ног. При звуке ее

голоса он остановился, поднял голову. Когда он улыбнулся, будто невидимая рука сжала

сердце Анники.

— Пожалуйста, — прошептала она.

Не отрывая глаз от ее лица, Мерсер расстегнул джинсы и снял их. Он, казалось, наслаждался ее взглядом. Его член был крепкий и огромный. Анника не могла

представить его внутри себя, и все же, она хотела его больше, чем что-либо.

— Возьми его, Анника, — строго приказал Мерсер. Когда она начала колебаться, он

взял ее за руку, подвигая к своему стояку. Стон восхищения сорвался с его губ, когда ее

пальцы нашли его. Потом он вдруг оттолкнул её руки, поднимая их над головой,

удерживая ее запястья сильной хваткой. Сменное белье Анники было единственным, что

находилось между ними, пока он толкался об неё. Она видела свою собственную

открытую плоть, поверхность своей обнаженной груди, жаждущую его прикосновений.

Мерсер ненадолго приостановился, пробежавшись языком по ее твердому левому соску, а

затем потянулся к ее подбородку, жестко хватая ее, так что ей пришлось встретиться с

ним взглядом.

— У тебя никогда до этого не было мужчины.

— Нет, — забормотала Анника, желая вернуть его губы туда, где были. — Конечно, нет.

Мерсер кивнул на ее ответ, и огонь в его глазах немного приугас. Когда он

целомудренно поцеловал ее в лоб и медленно скатился, она была, так сконфужена, как той

ночью.

Анника села, не до конца прикрыв грудь руками. Чувство стыда пронизывало её.

— Мерсер, у тебя это было со многими женщинами?

Он вопросительно поднял брови, а затем медленно улыбнулся.

— Сотни, — подтвердил он, хрипло смеясь и притянув ее к себе так, что их голые

груди оказались на одном уровне.

Впервые Анника увидела четкую уязвимость в преступнике, когда он вынимал

шпильки из ее длинных светлых волос и говорил томным, неторопливым голосом.

Некоторые из вещей, которые он рассказывал ей, она уже слышала от Джеймса, такие как: долгий путь на запад, смерть его близких. Имя его брата между ними не всплывало в

течение очень долгого времени, затем ночь углубилась и они лежали в объятиях друг в

друга.

— Вы двое не ладите, да? — наконец, спросила Анника.

Рука Мерсера перестала гладить ее нежную кожу и его тело напряглось.

— У нас свои разногласия, — вздохнул он. — Но он моя кровь, и я бы рискнул

многим ради этого человека, — Мерсер замолк, а затем направил свой стальной взгляд в

ее сторону. Фонарь в углу комнаты чуть сгорел, и она едва могла его видеть. Его слова

были откровенными, когда он отодвинулся на несколько дюймов от неё, не прикасаясь к

ней. — Анника, если ты скажешь мне, что ты предпочитаешь Джеймса, я уйду из твоей

постели прямо сейчас, и никогда не попрекну тебя этим. Черт, я смогу понять, почему

порядочная женщина будет тосковать по комфорту пребывания с судебным исполнителем

больше, чем в компании шумного гангстера.

— Нет, — она покачала головой, наклоняясь над ним и целуя в губы, позволяя ее

языку проникнуть в его рот так, как он научил ее. Хотеть Джеймса Долана так просто. Но

она не хочет, да поможет ей в этом Бог. После короткого поддразнивания она

отстранилась, глядя на него серьезно. — Несмотря на то, что это не имеет никакого

смысла, и я буду жить, в итоге сожалея, я хочу тебя, Мерсер. Ты хитроустроеный человек.

Есть вещи в тебе, которые ужасают меня, и кое-что чего я не хочу знать. И мне все равно.

Боже, я хочу тебя.

Мерсер Долан усмехнулся и аккуратно сдвинул длинные волосы с её груди. — Моя

маленькая учительница. У тебя есть представление о том, насколько скверно то, что я

хочу погрузиться в твою сладкую девственность, Анника? У меня никогда не было

женщины, которую я хотел больше, чем на несколько часов, — он стал серьезным и

перекатившись своим крепким телом на нее, яростно удерживая своим взглядом её. — До

сих пор. Я не просто хочу лишить тебя девственности, Анника.

— Чего же ты хочешь, Мерсер? — спросила она, постанывая от ощущения его

мужского достоинства напротив её нетронутой щелки, в возникшей тишине.

— Всего, — ответил он, подталкивая её. Даже без его дальнейших объяснений,

Анника поняла. Эти глубокие связи между мужчинами и женщинами когда-то доходили

до неё. Она не чувствовала этого даже с мужчиной, за которого она когда-то согласилась

выйти замуж. Она доверяла Мерсеру, когда он сказал, что не будет довольствоваться ею

один раз. Она тоже не будет довольствоваться этим.

Мерсер оставался с ней в течение нескольких часов. Они иногда засыпали и затем

просыпались, чтобы упиваться каждым прикосновением. Она знала, что для него это было

высшей степенью, держаться, сохраняя небольшую дистанцию между ними, что отделяла

его от того, чтобы овладеть ею. Хотя она отчаянно хотела, Анника не спрашивала его о

Дэйнсах. Она знала, что вопрос не обрадует его или даже останется без ответа.

Когда первые лучики утра начинали освещать небо, она застенчиво завернулась в

халат и проводила его до двери. Мерсер нежно коснулся пальцем её губ и пообещал

вернуться.

— Хорошего дня, Анника Ларсон, — небрежно сказал он, поправляя джинсы, и

потопал в сторону реки.

Пока она смотрела на него, кутаясь в халат, плотно прижимая его около горла, она

размышляла: любовь ли это ноющее чувство в её сердце. Даже будучи девочкой в школе, она никогда не была глупышкой, утопающей в сантиментах. Анника не знала всего о

Мерсере Долане, и она не была уверена в том, чего хотела. Она пыталась выбросить

пугающую картинку с ним верхом на коне, с пистолетом в руке и маской на лице. Но, когда она неохотно закрыла дверь перед сумерками еще раннего утра, она скучала по

нему. Она ужасно скучала по нему.

Глава 9.

Раздор-Сити, штат Аризона

Наши дни

Священник то приходил в сознание, то уходил обратно. Иногда он спрашивал, где

Тильди. В другой раз он сказал, чтобы Мэддокс был уверен, что сделал свою домашнюю

работу и держался подальше от гор. Священник снова и снова предупреждал его о шахте.

Он сказал, что там слишком опасно для юноши.

Габи делала все, что могла. Мэд неохотно поблагодарил её за нежную заботу,

которую она оказывала его отцу. Она сказала ему, что взяла на работе в медицинском

центре отпуск по семейным обстоятельствам. Работник Хосписа прибыл во второй

половине дня и дал им немного отдохнуть от присмотра за умирающим.

Мэддокс наблюдал из окна гостиной, как Мигель, с мальчишеской неусидчивостью

исследовал двор. В один момент он опустился на колени, жадно наблюдая за беготней

чаквеллы (прим. Ящерица)

по песку и до мескитового дерева. Мэддокс наблюдал за цепким

интеллектом мальчика, поглощенного окружающим его миром. Ему вспомнились,

бесконечные исследования тайн этого же двора много лет назад. Чувство симпатии, которое он почувствовал к племяннику, удивило его.

— Он хороший парень, — сказал вслух, по сути сам себе, Мэддокс.

— Так и есть, — подтвердила Габи, с гордой улыбкой. Он не ожидал, что она стояла

прямо за ним. Она подошла к окну, чтобы посмотреть на своего сына.

Мигель ухнул и отпрыгнул, когда он, по-видимому, нашел что-то небезопасное под

креозотовым кустом.

— Ты живешь поблизости, да? — спросил Мэддокс.

— Милю вниз по дороге, в той низине недалеко от русла реки.

Он понял, что за место, она имела в виду. Дома там были не больше лачуг,

построенных во времена Великой депрессии для размещения рабочих, привезенных на

работу по реконструкции дамбы, в рамках работы прогрессивного правительства

Рузвельта. Худшее известное бедствие в Раздоре было — наводнение 1890 года, из-за

прорыва плотины Orange Grove. Низину кое-где затопило аж на десять футов, отбирая

надежды и мечты, и несколько десятков жизней. Перестройка, законченная в 1938 году, держалась до сих пор.

— Только ты и ребенок там живете? — осторожно спросил Мэддокс.

— Только мы, — вздохнула она. — Мой отец повторно женился и приезжает, может

быть, дважды в год. И я не знаю, слышал ли ты, но старый Хуан скончался добрых лет

пять назад.

— Звучит одиноко, — сказал Мэддокс. — Для Мигеля, в смысле.

— Это не так, — возразила она. — У меня достаточно кузенов на территории,

которые сейчас обзавелись собственными семьями. И Дженсен хороший отец, — добавила

она.

— Ты же знала, что он будет хорошим.

Она пропустила комментарий мимо ушей.

— Мы чертовски сильно будем скучать по Священнику.

— Он еще не умер.

— Но он умрет, Мэддокс. Совсем скоро.

Он почувствовал, как его плечи упали. Ему не нужно было напоминаний.

— А как насчет тебя? — спросила она, оглядывая его. — Полностью одет в кожу, я

слышала, что ты в банде мотоциклистов.

— Клубе, — он, нахмурившись, поправил ее. — И что с того?

— Похоже на детский лепет и все. Как что-то, что втянет тебя в кучу

неприятностей.

Мэддокс замер от гнева. Он понизил свой голос, не желая взбудоражить работника

Хосписа или потревожить священника. Тем не менее, его слова сочились ядом. Они

пришли, непрошеные, откуда не звали.

— Ты все еще ни х*я не знаешь, Габриэла. Ни обо мне, ни о многом другом.

Осуждающая сука, как и всегда.

Он зашел слишком далеко. Она вцепилась руками в подоконник и отказывалась

ругаться.

Мэддоксу нужно было оттуда убраться к чертям собачьим, подальше от нее. Он

вышел из передней двери, когда она позвала его. Она могла звать сколько угодно, пока ее

голос не охрипнет, его это чертовски мало волновало.

Мигель удивленно смотрел, когда Мэддокс промчался из дома и яростно заскочил на

мотоцикл. Он поедет в горы. Знакомая уединенность была тем, что ему нужно прямо

сейчас.

Доехать не займет много времени. Он вспомнил, сколько часов отнимал поход, когда

он ребенком ходил пешком. Но почему-то тогда его никогда не волновал долгий путь. Там

было сокровище. Он знал. Все знали. Он и Дженсен бесконечное число раз обследовали

там все, тыкая палками в опасные шахты в поиске потерянных укрытий, наполненных

золотом, которое, по слухам, были захоронено где-то на территории столетием ранее. Они

никогда не находили чего-то, кроме змей, ящериц и призрачных останков,

принадлежащих людям, которые уже давно умерли.

В начале весны Возвышенность Скорпиона повсеместно была покрыта зеленым

ковром растительности. Но осенью и летом становилась обычного грубого вида. Все

выглядело коричневым, пересохшим.

Мэддокс припарковал свой байк прямо на грунтовой дороге. Вряд ли кто-то поедет

этим путем, и если осмелятся тягаться с ним или с его мотоциклом — поплатятся. Когда

он поднимался вверх по крутому обрыву, его ботинки скользили по грязи. Он дико

выругался, когда его правое колено ударилось об осколок камня. Когда он взобрался, посмотрел на маленький мирок Раздор-Сити. Он любил это место. Он ненавидел это