Мерсер обнял её, прежде чем она поняла, что он подошел.

— Эй, — грубо сказал он, когда его руки добрались до талии, прижимая её. — Я не

имел в виду ничего такого, Анника.

Она упорно прижимала изношенные книги к груди. Школе нужно больше, чем

несколько жалких томиков, поделенных между учениками, но книги были дороги.

Джеймс выудил дополнительные средства из школьного совета.

— В книгах много ценного, — сказала она сухо, игнорируя возрастающее тепло в

груди, которое всегда появлялось, когда он прикасался к ней. — Это дает этим детям шанс

стать кем-то другим, а не…

— Мной? — закончил он сурово, развернув её и вторгаясь в её рот. Мерсер знал, как

целовать таким образом, чтобы не было возражений. Анника обняла его широкие плечи, все равно она не хотела ему возражать.

Он провел руками по ее плотно ужатой груди, и ее дыхание стало учащаться. Мерсер

ощутил соски под тканью и улыбнулся. — Я ждал этого весь день, — сказал он, оставаясь

грубияном. Удивительно, но Анника выяснила, что ей нравилась его грубость.

Она расстегнула его порванную рубашку и восхитилась крепкой мускулистой

грудью. Она хотела ощутить больше.

— А что включает в себя твой день, Мерсер?

Он провел пальцем по ее губам. — Не разбойные нападения, если это то, о чем ты

спрашиваешь. Банда сейчас рассредоточена, и временно я — честный человек. Провожу

день, выслеживая диких лошадей. Но время, проведенное верхом лучше, чем почти все

альтернативы. Почти, — усмехнулся он, лаская ее. — Ад намного лучше, чем

выворачивать легкие, оставленные в этой шахте или позволить нежить свои ручки в

компании этих вороватых бизнесменов. Это был хороший день. Приручил парочку диких

скакунов.

Анника выгнулась, когда он проник под юбку. В его прикосновениях всегда была

страсть. — А теперь ты собираешься приручить меня?

Он поднял ее. — Я уже приручил тебя. Давай посмотрим как крепко.

— Не здесь, — прошептала она.

Мерсер знал, что она имела в виду. Он отнес ее в темную учительскую.

— Нам это не нужно, — сказала ему Анника, возражая, когда он зажег фонарь.

Масла было мало и не нужно было впустую тратить его.

— Мне чертовски это нужно, — сказал он, срывая с себя рубашку. — Теперь ты.

Она знала, чего он хотел. Мерсер смотрел, как она расстегнула платье, и оно упало.

Она зашнуровалась не крепко, и трудностей со снятием корсета с себя не было.

— Волосы, — приказал он. Анника аккуратно вытянула шпильки, позволяя мягким

волнам лечь облаком ниже плеч.

— Теперь остальное, — сказал он, проводя рукой по крепкой выпуклости джинсов.

Она предстала перед ним совершенно обнаженная, и улыбнулась, когда он,

раздевшись, схватил ее.

— Мерсер, — застонала она, когда он затянул ее на кровать.

— Знаю, дорогая. Я буду осторожен.

Анника чувствовала, как влажнеет между ног, пока они неистово целовались. Ей

нравился вкус его кожи, ощущение его веса.

— Святой ад, — застонал он, склонив голову ниже, впервые полностью погружая

его напряженный член в её рот. Это то, о чем она думала прошлой ночью, когда в

одиночестве лежала в постели и желала его. Он схватил ее за волосы и показал ей, чего

хотел.

Анника слегка вскрикнула, когда он оттянул её голову дальше. Его взгляд был

возбужденным, когда он раздвинул её ноги и устроился между ними. Все эти ночи, когда

они играли в занятия любовью, он никогда не доходил до самой сути. А сейчас готов. Она

поняла.

— Мерсер, — прошептала она, касаясь его лица, — я так люблю тебя.

Он был у её скользкой щелки. Конечно, Анника слышала шепот почтенных дам, что

это будет больно. Но все будет в порядке, потому что боль мимолетна, если ты в руках

своего мужа. И все же, Мерсер Долан не был ее мужем. Она увидела в его лице, что он

выбрал сегодняшний вечер, чтобы проникнуть в нее и сохранить этот момент для себя.

Она не хотела останавливать его, не совсем так. Анника закрыла глаза и приготовилась.

— Анни, — сказал он с болью голосом, все еще не торопясь войти в неё. Этим

прозвищем только он называл ее. Она удивилась, когда он резко слез, перекатываясь на

спину, и судорожно вздохнул. Он заметил, как она смотрит на него и криво усмехнулся.

— Черт возьми, — сказал он.

— Дорогой, — она поцеловала его грудь. — Я хочу этого. Я хочу быть с тобой.

Мерсер отвернулся. — Когда ты так говоришь, Анни, сразу кажется, что нужно

встать и сделать предложение.

Она подумала о Мерсере Долане, как о муже. Картинку не так легко было

представить.

— Это что так страшно? — она поцеловала его грубую щеку, чувствуя щетину на

своей щеке. — Ты мог бы брать меня каждую ночь. Как хотел взять меня с той первой

ночи.

— А я мог ведь, ты же знаешь, — напомнил он ей, улыбаясь.

Анника влепила ему пощечину за его нахальство, и он в ответ жестко прижал её

руки вниз.

— И я могу прямо сейчас, Анника Ларсон, — сказал он с полной уверенностью, а

затем отпустил ее, нагибаясь под кровать, чтобы схватить бутылку виски, которую он там

оставил.

Он сделал несколько глотков, пока Анника наблюдала за ним со смешанными

чувствами. Мужчина был в бешенстве. Так часто она отчаянно хотела, чтобы вместо него

она любила Джеймса. Анника знала, Мерсер по-прежнему с дэйнсами. Её интересовало, посещает ли он Комнату Розы, когда ему приспичит. Да, Мерсер Долан делал так, как ему

заблагорассудится. И, вероятно, всегда будет.

Но потом он осторожно поставил бутылку на пол и прижал ее к своей груди. Мерсер

был жестоким бандитом, преступником. Тем не менее, рассудок исчез, когда она

оказалась в его объятиях. Анника понимала, что он в некотором роде заботился о ней, что

выходило за рамки простых плотских утех. Она понимала это, потому, что он был прав; он мог бы давным-давно лишить ее целомудрия и покончить с этим. Так кто же она для

него? Что может быть у них в будущем?

— Я слышала, Каттер Дэйн вернулся в Раздор-Сити, — сказала она.

Мерсер застыл. Он растягивал слова. — Что ты знаешь о Каттере Дэйне?

Анника приподнялась на локте. Он никогда не был очень откровенным, но сегодня

она подтолкнет его.

— Он ваш лидер, так? Лидер дэйнсов? И парней Таннеров тоже?

Мерсер хмыкнул. — Ты читала ту газетенку, которая приплыла сюда из Феникса. И, скорее всего, наслушалась Джеймса. Каттер Дэйн мой друг, Анника. Нет, он больше, чем

друг. Я доверю этому человеку свою жизнь. Я доверяю ему больше, чем доверяю своему

чертову брату. Я бы поехал с ним, даже если бы мы направлялись прямо в жерло ада. Я не

жду, что ты поймешь.

Анника ухмыльнулась.

— Боже мой, неужели ты думаешь, что есть что-то еще, чем ты бы меня смог

шокировать? Вспомни, как мы встретились, Мерсер Долан. Что было в том ящике, что вы

все равно украли из повозки? Ты никогда не говорил мне.

Мерсер улыбнулся.

— Бумага.

— Бумага? Ты имеешь в виду деньги?

— Я имею в виду бесполезную бл*ть бумагу. И не заговаривай мне зубы сладкими

речами. Я знаю, что это не шокирует тебя.

Мерсер снова лег на нее сверху. Он все еще был в боевой готовности. Своим

кончиком он поддразнивал ее, что сводило с ума. Мерсер это понял. Он улыбнулся и

снова прижал ее руки, когда она начала шевелиться, отчаянно желая удовлетворения. —

Единственное, что действительно стоит этого дерьма — золото. Коробка, полная золота.

Вот это то, ради чего, можно приставить пистолет к голове человека.

Она хотела спросить его о многом, но ее разум отключился. Было только ее тело, и

его тело и то, как они ощущались вместе.

— Мерсер, — простонала она, закусив губу, когда он сдвинул ее ноги и осторожно

заскользил вперед-назад на ее чувствительном местечке. Анника начала двигаться, встречая его, поддерживая ритм. Она чувствовала это с ним и раньше. Она хотела, почувствовать это снова. Волна медленно нарастала, очень медленно, а затем накатила на

нее с сокрушительным блаженством. Она знала, это грех, или, по крайней мере, настолько

близко к тому, что различие было незначительным. Её это не волновало. Анника не могла

себе представить, что акт сам по себе будет намного лучше. И все же Мерсер уверял её, что так и будет.

— Будет, моя милая. Будет, — он прошептал ей на ухо, прежде чем излить свою

горячую струю ей на живот.

Когда его семя высохло на ее коже, в месте, где не причинит никакого вреда, Анника

беспокойно устроилась напротив. Чем все это закончится? Ничего хорошего не выйдет из

расспросов Мерсера. Он улыбнется и бойко ответит, прикасаясь к ней, и таким образом

заставит замолчать. И все же, иногда она видела нежность, в которой было мало общего

со страстной горячкой. Анника отвернулась от него, желая обрести необходимый покой, а

другой половиной желая того, чтобы она влюбилась в другого.

Вскоре после того, как он заснул, как она думала, она услышала, как он выдохнул ее

имя в темноте.

Глава 11.

Раздор-Сити, штат Аризона

Наши дни

Когда Мэддокс открыл глаза, он задался вопросом, какой, черт возьми, сейчас год?

Сколько тысяч раз он смотрел утром, спросонья, на вздутый потолок и панельные стены?

Дом его детства застрял во времени.

Но на самом деле, это было не так.

Время гнало вперед в своем нещадном темпе, и его отец делал последние вздохи в

своей комнате. Мэддокс выпрыгнул из узкой кровати, которая была куплена для ребенка и

не подходила для мужчины. Он взглянул на экран своего телефона и увидел, что прошло

четыре часа с тех пор, как он отошел от постели Священника и, окунулся в беспокойный

сон.

Мэддокс натянул свои сползшие боксеры и поспешил в комнату отца. Дыхание

старика было неровным, и его кожа была такой же болезненно-бледной, цвета близкой

смерти, но он был жив. Мэд деликатно коснулся пергаментного лба и вздохнул с

облегчением. Он был не совсем готов противостоять неизбежному.

Он мочился в туалете, когда испугался до усрачки, увидев ребенка в комнате,

соседствующей со старой спальней Дженсена. Мэд выругался, обрызгав стену. Он забыл о

присутствии Мигеля.

— Доброе утро, Мэд, — зевнул Мигель. Он не стал ждать ответа, тихо перешагнув

за порог комнаты деда и тихонько заглядывая внутрь, Мэддокс вытер мочу со стены.

Когда он закончил, он подошел к ребенку и похлопал его по плечу. Было не хорошо

для Мигеля так близко смотреть в лицо смерти.

— Эй, тебе сегодня не надо в школу?

— Нет. Суббота.

— Ну, да. Давай, я приготовлю тебе завтрак.

В доме священника не нашлось подходящей еды. Мэд догадывался, что старик

питался не совсем правильно в течение достаточно долгого времени. Он нашел

наполовину пустую коробку рисовых хлопьев и залил миску с хлопьями водой, поскольку

молока не было вообще. Всыпав три столовые ложки сахара, он поставил миску перед

племянником.

Мигель посмотрел в миску, потом на дядю, пожав плечами, прежде чем приступить

к трапезе.

— Как случилось, что ты никогда не приезжал? — спросил он, перед тем как

зачерпнуть.

Мэддокс взгромоздился на краю выщербленной кафельной стойки и вынул сигарету

из пачки Marlboro, которую кто-то оставил. Он прикурил от спички и попытался

придумать, что ответить.

— Просто был занят, полагаю, — сказал он, выдыхая струю дыма. Очевидно,

ребенок многого не знал о нем. Это, вероятно, было лучше всего.

Мигель прожевал и уставился на него. Строгий взгляд его глубоких карих глаз

напомнил Мэддоксу Габи. — Чем ты занимаешься, Мэд? Это реально нормально, если я

буду звать тебя Мэд?

— Конечно. Я водопроводчик. Так же, как твой дедушка.

— С твоей бандой байкеров? Отступниками?

Мэддокс нахмурился. Так значит, малыш все-таки слышал парочку вещей о нём.

Может быть, Священник что-то рассказывал, а может и нет.

— Это клуб, Мигель. Братство.

— Но у тебя есть брат. Мой папа — твой брат.

Мэд выкурил сигарету и быстро закурил другую. Он чувствовал, что его напряжение

растет, но не хотел слишком много говорить мальчику. Это было не для его ушей.

— Так и есть. Но мы не можем выбирать родных братьев. Однако мы вольны

выбирать людей, с которыми идем по жизни.

Мигель перемешал кашу. — У меня вообще нет братьев. У меня есть двоюродные