— Я ненадолго, — предупредил он. — Я приехал, чтобы принести вам обоим извинения за все свои слова и поступки — Барбара ввела меня в заблуждение.

— Может, теперь ты прекратишь преследовать меня? — насмешливо осведомился Коул.

Дуг разозлился, услышав подобное предположение.

— Ни в коем случае! — пренебрежительно заявил он. — Ты построил империю, глотая крепкие, достойные, старые компании вроде Кушманов, которые не могли бороться с тобой потому, что не выдерживали твоей тактики.

— Ты и вправду такой ханжа или просто доверчивый глупец? — поинтересовался Коул, умышленно прибегая к почти забытому оскорбительному акценту.

Дуг стиснул кулаки, но Коул не отступал:

— Интересно: ты позабыл упомянуть о людях, которым принесли пользу мои действия, — знаешь, об акционерах тех «крепких и достойных» компаний с паршивым руководством и древним оборудованием, не устраивавшим никого, кроме совета директоров, — тех самых, которые успевают растранжирить прибыли прежде, чем они дойдут до акционеров.

Тебе наплевать на мои принципы, методы или мотивы. Чтобы поддержать свой политический имидж, тебе нужен поединок с известным соперником, и ты совершил ошибку, избрав меня. Даже если бы я смог доказать тебе, что невиновен по всем выдвинутым статьям, ты по-прежнему настаивал бы на своем — в надежде, что федеральный суд вынесет обвинение.

— А значит ли для тебя хоть что-нибудь выражение «преследование за клевету»? — спросил Дуг зловеще.

— Разумеется, — ухмыльнулся Коул, — вызывает желание посоветовать тебе заткнуть его себе в задницу.

— Прекратите! — выкрикнула Диана, забыв, что он уже не тот беспечный юноша, который учил ее водить машину. — Коул ни в чем не виноват. И, черт побери, я сама видела доказательство!

— Ему нужны не доказательства, — пояснил Коул, смерив Дуга пренебрежительным взглядом, — а поддержание собственного престижа.

По какой-то причине в эту минуту Дуг заколебался.

— И ты можешь доказать, что не распускал слухи о ненадежности чипа? — спросил он.

Коул скрестил руки на груди и оглядел его скорее с презрением, нежели с гневом:

— Ты адвокат. Докажи мне, что за последние три месяца ты ни разу не отпускал комплименты ни единой женщине. Сделав многозначительную паузу, Коул продолжал:

— Предстать завтра перед судом следовало бы братьям Кушман и их прихлебателям. — Коул хотел было закончить разговор, но, взглянув на Хэйуорда, понял, что на лице молодого адвоката отразилось неподдельное удивление.

— Из чистейшего любопытства я не прочь узнать, — добавил Коул уже мягче, когда Хэйуорд собрался уходить, — что бы ты сделал, если бы я доказал тебе виновность Кушманов?

Дуг был всецело убежден в обратном, но остановился и ответил на вопрос.

— Я поднял бы судью среди ночи, чтобы заставить его подписать повестку, — отчетливо и твердо выговорил он. — А затем лично проследил бы, чтобы виновные отправились в тюрьму — прежде всего за попытку манипулировать правительством США.

Коула настолько позабавила уверенность молокососа, что он решил подыграть ему — хотя бы для того, чтобы отомстить за страдания, причиненные Хэйуордами Диане в последние две недели.

— Ты уверен, что поступил бы именно так?

— И это только для начала, — подтвердил Дуг.

— В таком случае следуй за мной.

Коул проводил его по коридору отеля к комнате, возле двери которой двое прилично одетых мужчин, по-видимому, поджидали друга. Они отступили в сторону, когда Коул кивнул им.

— Я представлю тебя мистеру Бретлингу, — пообещал Коул. — Он расскажет тебе много интересного о твоих союзниках Кушманах и их хваленом чипе. А потом я покажу тебе спутницу Бретлинга. Она здесь, на столе, — вон в той небольшой плоской коробке.

* * *

Переодеваясь к ужину, Диана услышала, как в номер вернулись ее муж и друг детства. Сгорая от любопытства, она открыла дверь и выглянула в гостиную.

Дуг пребывал в ярости. Он сорвал трубку с рычага, дернул тугой узел галстука и начал лихорадочно набирать номер. Диана вздохнула с облегчением. Мысль о том, чтобы выдвинуть против Дуга давний случай с дорожной аварией, вызвала у нее отвращение. Кроме того, пристрастие к алкоголю у этого преданного своему делу и высоконравственного политика исчерпывалось редким похмельем.

Коул вошел в спальню и притянул Диану к себе, сцепив руки у нее за спиной. Ленивая усмешка тронула его губы. В ответ на невысказанный вопрос Дианы он сообщил:

— Сенатор изъявил желание поужинать с нами.

— И что ты ему сказал? — опасливо спросила Диана.

— Из вежливости я согласился, — с притворным сожалением пояснил Коул.

— Ну разумеется, — закивала Диана, делая вид, что огорчена.

— Но только после того, как он вызвался оплатить трапезу.

Глава 62

На следующее утро, в половине одиннадцатого, Кендолл и Прентис Кушманы и трое спонсоров предстоящего судебного процесса против Коула Гаррисона и «Объединенных предприятий» пробрались сквозь толпу любопытных у входа в большой зал, где должно было состояться заседание.

Их друзья и союзники, сенаторы от штата Нью-Йорк Лонгтри и Кажински, оставили для них места в первом ряду.

Без двадцати одиннадцать помощник сенатора Хэйуорда подошел к первому ряду и вежливо вручил двум сенаторам и пяти членам свиты Кушманов конверты. В каждом из них содержалась повестка, требующая присутствия вышеназванных лиц на сегодняшнем заседании.

— Что, черт побери, все это значит? — обратился сенатор Лонгтри к Прентису Кушману.

Прентис не ответил — он во все глаза смотрел на старика со знакомым лицом и сутулыми плечами, усевшегося за стол Гаррисона.

Диана следила за разворачивающимися событиями из глубины зала, где стояла рядом с сенатором Байерсом: он убедил охранников КЦБ, что Диана — одна из его помощниц и должна присутствовать на заседании. Периодически Байере брал Диану за руку и ободряюще пожимал ее.

На первый взгляд казалось, что действие разворачивается с мучительной медлительностью. Адвокат Коула объявил, что судья согласился на некоторые незначительные уступки в ведении данного заседания. Судья оглядел двести присутствующих в зале с таким видом, словно хотел оправдать свое преждевременное решение. Диана знала, что судья уже убежден в виновности Коула.

После этого слово было передано Коулу. Он заявил, что не распускал никаких слухов о надежности микрочипа Кушманов — ни лично, ни с чьей-либо помощью. Он предложил девятнадцать долларов за акцию, и члены совета директоров «Кушман электроникс» со всей ответственностью заверили его: результаты первых испытаний подтвердили, что чип обладает большим количеством преимуществ, чем все уже существующие.

Судья дважды перебивал Коула, и это раздражало Диану. Сенатор вновь сжал ее руку.

В заключение своей речи Коул упомянул, что Кушманы фальсифицировали записи испытаний чипа. Судья счел это заявление таким нелепым, что Диана показалось, будто он вот-вот разразится хохотом.

— Давайте выясним, правильно ли я вас понял, мистер Гаррисон, — произнес он, постукивая карандашом по блокноту. — Вы хотите сказать, что Кушманам было известно о недостатках чипа?

Коул подтвердил его предположение. Судья ухватился за высказывание, которое счел явным промахом:

— Тогда не могли бы вы объяснить, почему бывшие владельцы и акционеры «Кушман электроникс» возбудили официальный иск, стремясь вернуть себе права на этот чип? И почему вы не хотите отдать его?

Коул ответил, что чип не представляет интереса ни для него, ни для Кушманов, — при этих словах гул в зале усилился.

Судья нетерпеливо насупился:

— Тогда на что же вы рассчитывали, приобретая «Кушман электроникс»?

— На два патента, — сообщил Коул.

После этого адвокаты Коула привели к присяге Уилларда Бретлинга. Ученый подтвердил все сказанное Коулом. Он обвинил Кушманов в фальсификации результатов проведенных им испытаний и, не сдерживая гнева, подчеркнул связь между неудачными испытаниями и собственным незаконным увольнением. Бретлинг объяснил, как представил мистеру Гаррисону свои превосходные рекомендации и предупредил, что чип Кушманов никуда не годится, прежде чем мистер Гаррисон купил его. Диана сжалась, услышав, какую реакцию вызвала его тирада у слушателей. Бедняга Уиллард казался присутствующим мстительным бывшим служащим, который теперь готов на все, лишь бы поддержать нового хозяина.

Юристы Коула прервали заседание, напомнив судье, что содержание патентов открыто для широкой публики и, следовательно, не представляет секретной информации.

Судья отмахнулся от этого замечания и спросил Уилларда, почему мистер Гаррисон использовал эти патенты, которые «недальновидно» проглядели Кушманы.

Диане захотелось зааплодировать, когда раздраженный гений принялся ему втолковывать терпеливо, словно ребенку:

— Создавать нечто новое — то же, что собирать мозаику. У мистера Гаррисона оказался полный набор деталей. Недоставало только двух кусочков — моих патентов.

— Позвольте спросить, для чего?

— Сейчас покажу.

С бесконечной осторожностью и гордостью Уиллард подошел к демонстрационному столу и, точно фокусник, который сейчас выудит кролика из шляпы, снял чехол с плоского квадратного предмета. Зрители подались вперед, но судья разглядел коробку первым.

— Вы хотите убедить суд, что сделали пиццу из патентов стоимостью сто пятьдесят миллионов долларов?

Взрыв хохота сотряс стены, и потому никто не услышал звуки, доносившиеся из коробки, которую медленно открыл Уиллард. Вынув из нее еще один плоский предмет, он поставил его на ребро и повернул к публике — и тотчас смех оборвался как по команде.

Изображение на экране восьмифунтового телевизора поражало яркостью и безупречной четкостью. Размер экрана по диагонали достигал двадцати шести дюймов, высота — двадцати одного.

И при этом его толщина не превышала пяти дюймов.

Двадцать рядов мужчин и женщин одновременно привстали с мест, затаив дыхание.

Судья с трудом сдерживался:

— Сверхтонкий телевизор! Чудо техники!

— Телевизор «Мицубиси» не сравнить с нашим, — согласился Уиллард. — К тому же японским аппаратам необходимо питание.

— Значит, это автономный телевизор на батареях? — догадался судья. — И на какое время работы они рассчитаны?

— На пять дней.

Мужчина в ряду перед Дианой медленно встал, потом поднялся его сосед. Следующий ряд тоже быстро вскочил с мест. Почему-то это зрелище напомнило Диане спешку прихожан, стремящихся покинуть церковные скамьи в определенном порядке. Не прошло и нескольких минут, как три четверти зала обратились в бегство. Оставшаяся четверть придвинулась поближе, не сводя глаз с шоу Опры на экране.

Сенатор Байере прислонился к стене, скрестил руки на груди и негромко рассмеялся, не спуская восхищенного взгляда с Коула, который негромко беседовал с юристами.

— Диана, — заявил Сэм Байере, — ваш муж — умнейший человек. И беспощадный.

Диану гораздо больше интересовала темная сторона человеческой натуры, которая заставила людей собраться на процесс, обещавший стать скандальным, и покинуть зал, как только они почувствовали, что кровопролитие не состоится. Об этом она и сказала Сэму Байерсу:

— Как только они поняли, что крови им не дождаться, то поспешили вернуться к работе.

Хихиканье Сэма Байерса быстро перешло в рокочущий смех.

— Они бросились вовсе не на работу, Диана! Они спешат найти телефоны и позвонить своим брокерам — чтобы приказать им скупать акции «Объединенных предприятий»!

— Понятно…

— А по-моему, вы не совсем поняли: Коул только что создал серьезную нравственную проблему, из-за которой наверняка поссорится не менее сотни политиков, выдвигая обвинения и контробвинения в адрес КЦБ — которая теоретически подотчетна им.

— Каким образом?

— В сущности, процесс был объявлен закрытым; присутствовать на нем разрешено лишь членам конгресса и КЦБ. Так что в эту минуту большинство людей, впопыхах покупающих акции «Объединенных предприятий», составляют конгрессмены — действующие на основании того, что можно считать «секретной информацией». — Он покачал головой. — Это мастерский удар!

Эпилог

Четвертое июля

Небо расцвело фонтанами танцующих огней и вертящихся комет, взмывающих друг за другом и падающих каскадами ослепительных разноцветных брызг.

Положив голову на плечо мужа, Диана любовалась фейерверком, вспыхивающим над озером и лужайкой в парке на территории «Объединенных предприятий». Коул и Диана выбрали уединенное место и теперь были предоставлены самим себе.