— Да, — мрачно ответила она. — Он был дома.

— Что-то не так? — Генри подошел к подножию лестницы и с беспокойством посмотрел на нее. — Что тебя расстроило?

Внезапно ее охватил гнев, какого она никогда не испытывала раньше.

— Твоя мама здесь?

— Нет. — Генри выглядел удивленным. — Она только что ушла. А в чем дело?

— В том, что я хочу выйти из себя и, вероятно, бить посуду и кричать.

— Милости прошу. — Он жестом указал на гостиную и вошел туда следом за ней. — Никогда не видел, чтобы ты выходила из себя.

— Я всегда была мягкой, кроткой и все проглатывала. Но, Генри, Эдам поцеловал меня!

— Мне казалось, он целовал тебя и раньше, — Генри нахмурился, — и тебе это нравилось. Ты имеешь в виду, что он поцеловал тебя насильно? Если так, я немедленно отправлюсь туда…

— Нет! Мне это понравилось, и я поняла, что действительно влюблена в него. Генри, он собирается жениться! — Десима задохнулась от гнева. — Эдам поцеловал меня, будучи помолвленным! Он ничего не сказал о своей невесте Оливии Ченнинг — должно быть, думает, что может целовать меня когда угодно, а я буду только благодарна.

Она рывком стянула перчатки, порвав шов, и бросила их в цветочный горшок, но промахнулась на целый фут.

— Ты мужчина — объясни мне, что он думает. Что может сделать меня своей любовницей? Несомненно, я бы составила яркий контраст с Оливией. Или, возможно, он просто находит забавным, что я позволяю ему целовать себя?

— Да, я мужчина, — запротестовал он, — но не могу ни понять, ни простить такое поведение. Один Бог знает, что у него на уме.

— Конечно, он не собирался сделать меня своей любовницей, — пробормотала Десима.

— Он не мог даже допустить такую мысль, — заявил Генри.

— Мог, — вздохнула Десима. — Я почти позволила ему соблазнить меня в охотничьем домике.

— Каковы бы ни были его мотивы, такое поведение абсолютно неприемлемо. Я намерен послать ему вызов.

— Нет! Генри, ты не можешь вызвать его. Он никогда не давал мне никаких обещаний, а сегодня я ответила на его поцелуй. Мне не следовало быть такой наивной идиоткой и считать, что он действительно находит меня привлекательной, — все дело в необычных обстоятельствах.

— Вот как? — саркастически осведомился Генри. — Снежный буран сделал тебя на пять дюймов ниже, удалил веснушки и придал губкам форму бантика? А может, снег ослепил его?

— Конечно нет. Но мы оказались почти наедине в занесенном снегом доме.

— Грантам не пользуется репутацией соблазнителя невинных девушек. Его стиль — дорогие любовницы, очаровательные вдовушки, оперные танцовщицы. Обычный ассортимент.

— Необычайно респектабельно, — процедила сквозь зубы Десима, затем вспомнила, что спрашивала Эдама о его любовницах, и без всякого изящества плюхнулась на диван. — Генри, ты не можешь вызывать его. Помимо риска скандала и того, что ты пострадаешь, нужно думать о Пру и Бейтсе. А также о Ряби.

— При чем тут твоя кобыла? — озадаченно спросил Генри.

— Я хотела случить ее с жеребцом Эдама.

— И ты обсуждала это с ним? Боже, дай мне силы! Десима, леди не говорят с джентльменами о лошадиной случке! — Он сел на другом краю дивана.

— Я же обсуждаю это с тобой.

— Я тебе как брат, и ты давно перестала меня шокировать. По крайней мере, мне так казалось. — Генри задумчиво посмотрел на нее. — Чувствуешь себя лучше?

— Не слишком. Выходить из себя ужасно, не так ли?

— Расскажи мне об этой мисс Ченнинг — это поможет тебе взять себя в руки.

— Она миниатюрная, — начала Десима, стараясь изгнать из голоса нотки ревности. — С маленькими ручками и ножками. У нее светлые волосы, голубые глаза, розовые губки, кожа как сливки. Она хорошо воспитана, мягкая, робкая — одним словом, совершенство.

— Впечатляет. А из какой она семьи?

— Из очень хорошей — они кузены Бразертонов. Против нее только то, что у них, кажется, ни пенни за душой.

— Судя по всему, это не составляет особых трудностей, — заметил Генри.

«Как и размер моего приданого не компенсирует отсутствие привлекательности», — с горечью подумала Десима.

— Что ты намерена делать? — спросил Генри. — Ехать домой?

Два месяца назад она убежала бы домой, чтобы зализывать свои раны в одиночестве. Но теперь она стала новой Десимой, которая не убегает ни от кого — даже от себя.

— Убежать? Нет, я останусь здесь и буду делать то, что собиралась, — наслаждаться лондонским сезоном. Я надеюсь быть полезной твоей маме, приобретать новую одежду, ходить с тобой в галереи и демонстрировать Рябь в парках. В случае удачи Пру и Бейтс смогут встретиться и все решить без участия Эдама Грантама.

— Желаю удачи. — Генри протянул руку, чтобы помочь ей встать. — Программа выглядит отлично. — Он усмехнулся и приподнял ее подбородок. — Выше нос, Десима, давай дадим обществу тему для разговоров.

Первое, что нужно сделать, с гримасой осознала Десима, поднявшись к себе в комнату, — это зайти к леди Бразертон. Несомненно, она услышит от нее все об удивительной удаче Оливии, но об этом будут много говорить в любом случае. Лучше просто к этому привыкнуть.

— О, Эдам, — вздохнула Десима, глядя в окно. Какой же она была дурой! Что она рассчитывала получить от него? Определенно не брак, который был единственным приемлемым для нее исходом, большим, нежели обычное знакомство. Надеяться было не на что.

Прежде чем приехать в Лондон, Десима представляла себе Эдама в романтическом ореоле, как недостижимую фантастическую фигуру. Он был мужчиной, пробудившим ее дремлющую чувственность, подарившим ей осознание того, что она вовсе не дурнушка, как ей внушали до сих пор. И в результате она влюбилась в него по уши.

Так ли это? Десима задумчиво закусила губу. Эдам привлек ее почти сразу же, ей понравились его чувство юмора и практичность, с ним было легко разговаривать. Конечно, ее чувства были чем-то большим, чем жалкая признательность красивому мужчине, обратившему на нее внимание. Да, она, безусловно, влюбилась в него. Больше ничего не могло вызвать такую душевную боль.

Эдам никогда не сможет принадлежать ей, что бы она об этом ни думала. Вероятно, другие люди умеют жить с разбитым сердцем — интересно, насколько это возможно? Десима криво улыбнулась.


— Боже мой, дорогая Десси, ты выглядишь так… так… — Леди Бразертон заморгала, очевидно будучи не в состоянии подобрать слово, которое бы полностью выразило ее впечатление от гостьи. — Элегантно, — наконец закончила она.

— Благодарю вас, леди Бразертон, — скромно отозвалась Десима. Это окупало каждую минуту, проведенную с Пру, хлопочущей над ее замысловатой новой прической, и тугую шнуровку, которую потребовало сегодняшнее платье. Она бросила взгляд в высокое зеркало над камином и заставила себя расслабиться, опустив плечи. Теперь леди Бразертон не сможет читать ей лекцию по поводу осанки или чего-то еще. — Надеюсь, с вами все в порядке, мэм. И с лордом Бразертоном и девочками. Софи в этом году выходит в свет, не так ли? Должно быть, она очень возбуждена.

— Спасибо, Десси. Антония в интересном положении, но, если не считать этого, мы все в добром здравии… — Леди Бразертон сделала паузу, когда принесли чайный поднос. — Кажется, ты писала, что остановилась у леди Фрешфорд?

— Да, ее единственная дочь Кэролайн тоже выходит в свет.

— Только одна дочь! Не каждому везет так, как мне. Но, Десси, дорогая, есть удивительные новости. Помнишь Оливию Ченнинг, мою племянницу?

— Да, помню. Сегодня утром я случайно встретила ее на улице с лордом Уэстоном. Прекрасная партия — вы должны радоваться, мэм.

— Конечно. Ее родители хорошо потрудились, чтобы этого добиться.

— Оливия давно знакома с лордом Уэстоном?

— Нет, совсем недавно. Они встретились на приеме.

Почему леди Бразертон выглядела смущенной, говоря об этом, Десима не понимала, но ее размышления были прерваны приходом мисс Софи Бразертон, явно возбужденной сплетнями. При виде Десимы ее лицо комично вытянулось.

— А я хотела удивить маму новостями о твоем прибытии, — пожаловалась она. — Ты прекрасно выглядишь, Десси. Мама, я встречалась с Оливией, и она рассказала о приезде Десси. Оказывается, Десси знает лорда Уэстона! — Софи повернулась к Десиме. — Понимаешь, никто из нас с ним не знаком, а мы хотим побольше узнать о нем.

— Ты знаешь лорда Уэстона? — Леди Бразертон устремила на Десиму взгляд, который она могла определить только как расчетливый.

— Да. Не очень хорошо. — Настолько хорошо, чтобы стоять полуобнаженной в его туалетной комнате, покуда он ласкал ее тело. Но так как они не были формально представлены, возможно, это не в счет. Боясь истерически рассмеяться, Десима добавила: — Я навещала Чарлтона и Хермион на Рождество — помните, я писала вам оттуда? Я встретила его во время поездки.

— А Оливия думала, что у вас какие-то дела.

Проклятье! Что сказать теперь?

— Вероятно, твоя мама бы не хотела, чтобы я упоминала об этом при тебе, Софи. Это касается разведения лошадей. У лорда Уэстона есть же… — она поймала взгляд леди Бразертон, — конь.

— Как скучно! — Софи сморщила нос. — Ты знаешь о нем что-нибудь, кроме его лошадей?

— Очень мало. Но Оливия расскажет тебе все о нем, не так ли?

— Она его не знает. У них было слишком мало времени. Они очень дальние кузены, и он был добр к ней на приеме у Минстеров — вот и все.

— Значит, это не брак по любви?

— Нет, — с тоской отозвалась Софи.

— Ничего настолько вульгарного, — властно вставила ее мать.

— Но виконт так красив. — Софи вздохнула. — Было бы чудесно, если бы они влюбились друг в друга. Хотя думаю, Оливия его побаивается.

— Чепуха. — Леди Бразертон нахмурилась. — Оливия всего лишь проявляет должную сдержанность. А что касается красивых мужчин и браков по любви — надеюсь, твой папа не услышит, как ты говоришь такие глупости, юная леди.


По дороге домой Десима напряженно думала. Это не был брак по любви — Оливия мало знала о своем будущем муже, и Софи думала, что она побаивается его.

Но чего ей было бояться? В присутствии Десимы Эдам никогда не проявлял злости или раздражительности, чего, учитывая обстоятельства, в которых они оказались, было трудно избежать. Возможно, Оливию пугало чисто физическое присутствие мужчины. Десима ощутила приятную дрожь, вспоминая его объятия и поцелуи.

Но Десима высокого роста, а каково приходится рядом с ним миниатюрной женщине? Возможно, все дело в этом. Почему Десима испытывала желание ободрить Оливию, забравшую мужчину, которого она любила, было непонятно.

Десима покачала головой, удивляясь самой себе. Еще несколько месяцев назад все эти мысли и опыт были бы непостижимы.

Генри поднимался по ступенькам, когда Десима вышла из наемного экипажа.

— Поедем верхом завтра утром? — спросила она импульсивно, когда он придержал для нее дверь. — В Гайд-парк? Только пораньше, чтобы мы могли скакать галопом и нас не останавливали старухи.

Ей требовалось то, в чем она была уверена и что могла разделить с Генри.


Эдам застегнул еще одну пуговицу редингота, защищаясь от холодной сырости февральского утра, и повернул голову Аякса к входу в Гайд-парк со Стэнхоуп-стрит.

Мерин рвался вперед, и Эдам придерживал его, изучая широкую лужайку. Бейтс сообщил, что у Лиса разболталась подкова и он послал за кузнецом. Его пришлось бы вывести во второй половине дня, когда поездка на полнокровном жеребце стала бы вызовом толпам народу.

Путь был свободен вплоть до каретной дороги, поэтому Эдам пустил лошадь в галоп. Холодный ветер обдувал лицо, стук копыт мерина успокаивал.

Добравшись до дороги, Эдам придержал лошадь и заставил ее идти шагом, поворачиваясь из стороны в сторону.

Как Эдам ни старался, он не мог забыть выражение вежливого презрения на лице Десимы, когда она услышала о его помолвке. Если бы он не поцеловал ее, а сразу рассказал о грядущем браке… Но нет, он обнял Десиму в порыве радости, что нашел ее, и напрочь забыл об Оливии.

Эдам угодил в западню. Жениться на Оливии было его долгом джентльмена. Это означало, что ему придется забыть Десиму.

Эдам расстался с любовницей, зная, что Оливия расстроится, если услышит о ее существовании. Насколько же сильнее она огорчится, если заподозрит его в нежных чувствах к своей подруге?

Десима должна скоро вернуться в Норфолк — ей не по душе Лондон и светское общество. Она приехала в город только из-за Бейтса и Пру.

Аякс заржал и навострил уши, глядя на каретную дорогу, и Эдам увидел, что еще одна лошадь выезжает из тумана, клубящегося над парком.

Это была длинноногая серая кобыла, галопирующая в нарушение всех правил хорошего поведения в парке, а на ее спине, как будто вросшая в нее, сидела высокая женщина в зеленом костюме для верховой езды.