— Наверное, поэтому мне сейчас так больно? — я вытерла кулаком слезы. — А чтобы не было больно, надо стать таким же роботом, как вы? Замкнуться в себе, посвятить себя работе, ограничить круг общения, стать эдаким Исаевым в юбке!

Никогда не умела останавливаться. В какой раз я говорю себе это?

Думала, он обидится. Бросит злое: «А вот это уже не ваше дело, Тихомирова». Но Роман Андреевич улыбнулся.

— Я правда похож на робота?

— Думаю, вы подключается к блоку питания на ночь, чтобы подзарядить свои батарейки.

Роман Андреевич откинул голову и рассмеялся. Никогда не слышала, чтобы он так смеялся.

Но вместо того, чтобы наслаждаться этим, я зачем-то продолжила:

— Везде правила, всё в узде и по распорядку. Знаете, я поначалу думала, что вы монстр, а вы оказались просто… Бездушный робот!

Смех резко оборвался. В его глазах стали сгущаться тучи. Шторм, который я так любила, грозился снова накрыть меня ледяным фронтом.

— Ты сейчас немного не в себе, — процедил он.

— Может быть, — тихо согласилась я. — Но это не отменяет того факта, что вы робот.

— Я не робот!

— Вы чертов железный человек, Роман Андреевич, и не спорьте! У вас нет слабостей, как у всех нормальных людей. Нет недостатков. Вы просыпаетесь каждый день в пять тридцать, а в шкафу у вас тридцать одинаковых белых рубашек!

— Они разные!

— Даже в химчистке спорили на то, что есть ли у вас другая одежда, кроме этих скучных рубашек. Уж поверьте мне, они одинаковые! Вчера была пятница, а даже мировые корпорации устраивают по пятницам день, свободный от дресскода. А вы?

— Я сейчас сижу перед тобой в футболке и джинсах.

Сейчас, в простой одежде, расслабленной позе и с улыбкой на губах, он слово скинул лет десять. Я давала ему почти сорок при первой встречи? Так это из-за вечной морщинки, пересекающей лоб. Из-за сурового озадаченного взгляда. Теперь же эта разница в возрасте почти не ощущается. Да, он старше, опытнее, богаче, он человек совершенно не моего округа, но почему же именно сейчас кажется, что в целом мире для меня нет никого ближе?

Но я не собиралась сдаваться так просто, поэтому покачала головой.

— Просто вы натянули то единственное, что можете легко надеть без моей помощи. Кстати, не пробовали считать, сколько пуговиц вы застегнули за всю свою жизнь? Обязательно попробуйте. Цифра будет впечатляющей.

Он снова улыбнулся, качая головой.

— Ты совершенно невыносима, Настя. И я не робот. Хочешь, докажу тебе?

— Как? Вскроете себе грудную клетку?

Он снова хохотнул.

— Необязательно. Достаточно кое-куда съездить… Каждые выходные я езжу в один собачий приют за городом.

Роман Андреевич помедлил с ответом, а потом признался:

— Всегда мечтал завести собаку, но с моим графиком… Ты же понимаешь, это невозможно. Когда-то я помог им выбить эту землю и правильно оформить ее, поскольку это благотворительная организация, то…

Ущипните меня.

— Оставьте законы для понедельника, — прервала я его. — Объясните мне это на работе. Так что же с приютом?

— Ну… Там есть один пес… Лабрадор. Я вывожу его на прогулку и играю с ним.

Я впервые видела, как он не мог подобрать слов. Всегда собранный, сдержанный, с жесткими идеальными формулировками, сейчас Роман Андреевич выдавливал из себя, как под пытками. Что это с ним? Ему ведь интересен приют, собаки и все, что с ними связано. Ну, точно не меньше, чем вчерашнее заседание, где он говорил много, четко и без запинки. Тогда почему ему так сложно говорить сейчас по, казалось бы, такой простой теме?

Слова приходилось вытягивать из него клещами. Он рассказывал, какой пес веселый, активный, как любит ловить теннисный мяч, но на лице было такое мученическое выражение, как будто я и правда приставила раскаленные щипцы к его самой мужественной части тела.

— Отлично! Поехали.

Я поднялась и потянулась от долго неподвижного сидения. Вся вытянулась в струну со сладким стоном, совершенно позабыв об Исаеве рядом.

Он остался сидеть, как будто его прибили к скамье гвоздями. До меня только теперь дошло, что это трикотажное платье облегало меня, как вторая кожа. А еще оно немного задралось, обнажая бедра, пока я потягивалась.

— Так мы идем или вы сразу сдаетесь и признаетесь в том, что вы терминатор? — напомнила я напряженному профессору.

— Сейчас вызову Васю, — хриплым голосом произнес он.

С трудом оторвав от меня свой взгляд, он достал телефон и какое-то время просто пялился на темный экран, как будто вспоминал, как им вообще пользоваться.

«Майбах» быстро домчал нас до нужного поселка в пригороде. За всю дорогу мы не проронили ни слова. Напряжение между нами росло даже в тишине, обжигая кожу, как радиация. Его близость теперь, когда мое тело так и не получило желанной разрядки, действовало, как поднесенная к Бикфордову шнуру зажженная спичка. Одно неосторожное движение — и произойдет взрыв.

Роман Андреевич пытался снова уткнуться в телефон, но вскоре с раздраженным вздохом спрятал его обратно в джинсы. Я понимала его как никто другой. Он был всем, что сейчас занимало мои мысли.

Машина остановилась у деревянного забора, и я с радостью выпрыгнула на свежий воздух, где пахло навозом и сенокосом, а не пряными нотками сандала и чего-то терпкого, мужского, отчего в шею Исаева так и хотелось вонзиться зубами с тихим рычанием.

На деревянной калитке краской были выведены адрес приюта и бесхитростное название «Четыре Лапы». Даже отсюда был слышен многоголосый лай, когда Роман Андреевич толкнул передо мной калитку.

— О, Андреич, здорова! — гаркнул бородатый и весь в татуировках мужчина.

Встреть я его в темной подворотне, бежала бы сверкая пятками. Бородач выглядел как шкаф, так еще и был в резиновом переднике, как у мясника, заляпанном кровью. Выглядело так, как будто мы прервали сериального Декстера в момент, когда он как раз расчленял очередной труп.

Исаев пожал ему руку и представил меня.

— Настя. Моя помощница.

Оглядев меня с головы до ног, бородач выразительно покосился на Исаева. Произошел сугубо мужской обмен взглядами, а потом бородач сказал:

— Простите, что без обнимашек, у меня там роды только закончились, — он указал на фартук. — Я как раз шел за смесью. Последний щенок родился слабым, мать от него сразу отказалась. А я вот не могу. Попробую выходить мальца.

В моих глазах над его головой в этот миг аж нимб зажегся.

Он посмотрел на меня и вдруг спросил:

— Хочешь покормить его вместо меня?

— А можно? — пискнула я.

— Если осторожно. Идемте.

Он повел нас в дом, в прихожей стоял компьютерный стол и рядом с монитором у клетки с хомяками спал толстый черный кот. Лай в этот момент стал оглушительным. Краем глаза я заметила стеклянные боксы, и в них собак.

— А там?… — спросила я.

Мне ответил Роман Андреевич:

— Там небольшой отель для животных, которых хозяева оставляют на время. За их счет Владлен и держит приют для бездомных.

Господи, этого мужчину нужно канонизировать.

Владлен вернулся с пакетом детской смеси, всучил мне пачку шприцов и полотенец.

— Идем, — скомандовал он.

Мы снова вышли. Обошли мимо загонов, где с лаем носились бигли и пара Джек Расселов и зашли в торец дома. Там были те же боксы, а кое-где и комнаты с запертыми дверьми, за которыми прыгали с приглушенным лаем собаки.

— Некоторые из них заразные, — объяснил Владлен. — Им бы по уму карантин нормальный сделать, но мест уже и так впритык. Пока не станут здоровыми, не переведу на общий двор. Сюда, — он распахнул дверь, и я увидела молодую маму на подстилке.

Она с упоением вылизывала, как кошка, крошечных темно-янтарных щенков.

— Твой, кстати, постарался, — заметил Владлен.

Роман Андреевич аж стал шире в плечах от гордости.

— Да ну? Ты же стерилизуешь всех.

— Да вот не углядел как-то. Он у тебя юркий, а уж похотливый какой! Сходишь к нему?

— Чуть позже.

Владлен кивнул, пересыпал смесь на весы на столике рядом, добавил воды, потряс емкость, набрал смеси в шприц. Объяснил мне, как держать шприц, как кормить щенка. Усадил на стул и выдал комочек в огромном полотенце. Комочек дрожал, пищал и был таким крохотным, что напоминал новорожденного котенка, а не щенка.

Сначала у меня не вышло его накормить. Щенок отворачивался, тыкался в мои пальцы и не раскрывал рта, хотя еще минуту назад орал, как резанный.

— Ром, помоги. Мне надо сходить, загнать гулен по клеткам, — сказал Владлен и ушел.

Роман Андреевич опустился передо мной на колени. Обхватил мою ладонь, в которой я держала шприц, и со словами: «Вот так» ловко впихнул его в пасть. Щенок присосался.

— Он ест! — просияла я.

Исаев улыбнулся.

— Владу придется кормить его по часам, до восьми раз в сутки. Вставать по будильнику, разводить кашу и кормить. А ведь на нем еще штук двадцать собак и всем нужен свой уход.

— Давайте заберем его, — выпалила я.

— Кого? — удивился Исаев. Вскочил на ноги. — Мы не можем, у нас работа. Это не игрушка, Настя.

— А кто сказал, что это игрушка? Я могу его выкормить! У Владлена здесь тоже работа, так чем наша настолько сложна или невыполнима, что мы не можем сделать того же?

Роман Андреевич изменился в лице.

— Настя, он может не выжить. Матери не зря отказываются от таких щенков сразу после рождения. У них инстинкты, нюх…

— Да плевать мне на это! Вы только посмотрите на него!

— Нет.

— А как хотите, — отмахнулась я. — Тогда я себе его возьму.

Он остановил на мне потемневший от гнева взгляд.

— Пока ты живешь у меня, никаких щенков в моем доме.

Глава 24

Возвращаясь обратно в город, мы опять оба молчали. Только теперь это была совсем другая тишина.

Как перед грозой, когда все живое затихает, прячется, стараясь спастись от шторма. Мое терпение достигло критической отметки. Наложилось все: и отношение собственной матери, и постоянная неудоволетворенность, и холодная замкнутость Исаева. Он то притягивал к себе, то отталкивал от себя обеими руками. То был самой родной душой, то, казалось, был моей полной противоположностью, как север и юг. И если я была солнцем, то он — глыбой непроницаемого льда. И не подступишься. Не растопишь.

Я накормила щенка и погладила, следуя указаниям Владлена, его по животику, помогая пищеварению. Раздутый барабанчик мигом заснул, свернувшись в теплом полотенце. Владлен забрал его с собой, возле мамы его было оставлять опасно.

После я увидела Романа Андреевича. Методично, ожесточенно, он бросал псу фрисби. Лабрадор с насыщенно-медовой шерстью с ошалелой радостью носился за тарелкой, прыгал вокруг того, кого считал своим хозяином. А Исаев играл с ним, стиснув зубы. Если он и собирался убедить меня в том, что ему знакомы чувства и вовсе он не робот, то, похоже, ему удалось сделать ровно обратное.

Я никогда не умела останавливаться, а значит, было проще даже не начинать. Поэтому я и молчала всю дорогу до дома и не сказала ни слова, пока мы поднимались в лифте. Я живу у него, потому что сейчас он просто нуждается в моей помощи, нужно зарубить это себе на носу. И ничего не выдумывать.

Снимут гипс, и он вышвырнет меня обратно. Туда же, где взял.

Зайдя в квартиру, Роман Андреевич разулся и не стал зажигать свет, так и прошел дальше. Наверное, снова закроется у себя в спальне до утра. Ну и ладно.

Честно, я собиралась его предупредить. Но, учитывая, все произошедшее, у меня это просто из головы вылетело.

И уже через мгновение громыхнул первый гром. В темноте Исаев налетел на скамью для порки.

— Твою мать! — заорал он. — А она здесь что делает?! Почему посреди гостиной!

— Забыла предупредить, — процедила я. — Я оформила возврат. Мне она не нужна. И мне жаль, что я потратила на нее столько денег. В понедельник ее заберут, а вам вернут все ваши деньги.

— Да не нужны мне эти деньги.

— Мне они тем более не нужны!

— Тебе как раз нужны, Настя.

— Ой, я вас умоляю. Только не надо делать вид, что вам не все равно.

— Мне не все равно, — тяжело дыша, отозвался он.

— Конечно, — закатила я глаза. — Вы провалили проверку, Роман Андреевич! Вы самый настоящий робот! Потому что ни один нормальный человек не устоит перед новорожденным щенком, а вы от него отказались!

— Да причем здесь щенок, Настя! Это сложности, с которыми ты не представляешь, как справиться!

— Да уж, конечно! — фыркнула я. — Не валите с больной головы на здоровую. Сами сказали, что во мне много жизни. Так вот да, я хочу жить на полную. Не хочу сожалеть или раскаиваться! И если я хочу что-то сделать, то я это сделаю! Я заберу его, как только смогу. Так и знайте! Он будет только моим. Потому что такой, как вы, никогда не решится на большее! Вам ведь просто нравится дразнить меня! А каково мне, вы не думали об этом? Да меня до сих пор потряхивает, когда я смотрю на ваши пальцы! Еще с тех самых пор! А теперь я даже на ваш рот смотреть спокойно не могу! Не говоря уже об этом вашем…