Не знаю, как я досидела до конца лекции. Чудом, похоже. И уходить из аудитории мне не хотелось. Рома тоже не спешил собирать вещи, хотя обычно он убегал вперед студентов. Занятой и важный Исаев. Все на бегу. И куда только подевалась его спешка?

— Настя, у тебя все в порядке? — спросил Рома, когда я проходила мимо него к выходу.

Я застыла на месте, прикованная его глазами. Он держал меня взглядом, требуя ответа. Мои ладони вспотели, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Я была так близка к неистовым обнимашкам, что даже сама испугалась. Представляю его реакцию, если бы я не сдержалась и все-таки запрыгнула прямо на него в аудитории, полной студентов.

Бежать. Немедленно бежать. За такую несдержанность Рома мне «спасибо» не скажет.

— Вашими молитвами, Роман Андреевич, — выпалила я и помчалась из аудитории.

На последней паре я почти ожила. Вот мы встретились, и я не умерла. Все еще дышу и даже улыбаюсь. Черт, а почему я постоянно улыбаюсь и как это теперь прекратить?

Во время последней лекции пришла ставшая привычной смс-ка с поручениями от Авдеева. Сам босс сегодня был в суде всю первую половину дня, а вот его планы на вторую половину мы еще не обговаривали.

«Настя, занеси документы по диплому на кафедру, оставь у меня на столе. В офисе я их обязательно завалю бумагами. Можешь поработать из дома, я все равно в разъездах и в офис не вернусь, но утром должны быть готовы те прошения об УДо».

Отлично, значит, сегодня Робу придется меньше сидеть, дожидаясь меня в своем домике. Учитывая, что нужные прошения я подготовила заранее, мы даже можем сходить с ним в парк и погонять белок.

Меня все еще потряхивало от встречи с Ромой, когда последняя лекция закончилась, и я помчалась на кафедру, чтобы скорее все сделать и вернуться домой. Успела ужасно соскучиться по нему.

Я так спешила, что на полной скорости врезалась в одного из преподавателей, который как раз открыл дверь в кабинет кафедры.

Это оказался Исаев.

Чтобы не коснуться его, я поспешила отшатнуться, почти потеряла равновесие, и упала бы, но он поймал меня. Правой рукой.

Я сжала предплечье и тут же отпустила.

— Ох, прости… — и тут же исправилась я. — Извините, Роман Андреевич. Я опять схватила не за ту руку…

— Уже не болит, — проговорил он чуть хрипло, вошел в кабинет, пропуская меня. — Ты что-то хотела?

Тебя.

— А, да, — я тряхнула волосами, отгоняя назойливые мысли. — Нужно оставить для Авдеева эту папку. Он просил. Методист…

— Она обедает. Тебе повезло, что я задержался.

— Повезло, — эхом повторила я, не в силах перестать смотреть на него. — Я тогда пойду, оставлю все на столе Дмитрия Александровича, — сказала я…

И не сдвинулась с места.

Мои ноги медленно, но верно превращались в вату, а кровь начала закипать от понимания, что мы вдвоем, наедине. Все студенты давно ломанулись по дачам-кафешкам праздновать день знаний. Методист обедает. Преподавателей тоже не видно.

Боже, дай мне сил оставить документы и уйти.

Я сделала над собой усилие, отошла в сторону. Не знаю, зачем Рома, как привязанный, пошел следом за мной, почему остановился прямо за спиной. Я слышала его дыхание, улавливала тонко-терпкий запах парфюма. Положив папку на стол, я собиралась развернуться, чтобы уйти. Но сзади стоял он. А я уже не принадлежала себе.

Это ведь не только мои фантазии? Он стоит так близко. Так непозволительно близко для преподавателя.

— Настя, — прошептал Рома. — Уходи…

Я обернулась, подняла голову и растворилась в его темных глазах.

— Уходи, — повторил он глухо.

— Так отпусти меня, Рома.

Он вдруг сделал два шага назад, и я поняла, что он действительно отпустил меня. Внутренности скрутило узлом, опять! Опять он меня отталкивает.

Тогда же я обернулась и увидела, как Рома запер дверь.

А после сам преодолел расстояние между нами, наклонился и поцеловал меня.

Глава 37



Он целовал меня так, как никогда раньше: крепко и быстро. Торопливые, жгучие поцелуи Ромы были почти болезненными, но такими желанными. Он целовал меня быстро, в спешке. А после крепко прижал меня к себе, касаясь влажными губами лба.

Я зажмурилась, с трудом принимая реальность происходящего.

— Настя… Ты должна уйти, прошу тебя, — прошептал он, снова покрывая поцелуями мое лицо.

— Ага. Обязательно, — отозвалась я, задыхаясь от его напора. — Как только надоест целоваться с тобой, так сразу же и уйду. Ты для этого, наверное, дверь запер, да Рома? Чтобы мне было проще уйти.

— Ох, я постараюсь, чтобы тебе не надоело… Знаешь, у меня много трюков. А уж игрушек… Тех вообще навалом, — шептал он, обжигая меня прикосновениями губ.

Я была готова разрыдаться от счастья. Что это все значит? Почему он такой? Где он был раньше?

Все вопросы и ответы на них вдруг перестали иметь значение. Я ощущала непреодолимую потребность сделать что-то совершенно невероятное. Сколько можно тянуть? Сейчас или никогда.

Правой ладонью я коснулась ремня на брюках Исаева, а левую — приложила к его губам. Рома замер.

— Молчи, — выдохнула я, окончательно теряя разум. — И делай то, что у тебя получается лучше всего — будь роботом. Я не умею быть тихой, но ты, наверное, сможешь?

Мои руки словно всю жизнь только и делали, что расстегивали мужские брюки. Я справилась с ремнем, пуговицей и молнией буквально за секунду и раньше, чем Рома опомнился, опустилась перед ним на колени, стянула с него боксеры и провела носом по твердому члену.

— Проклятье! — не сдержался Рома.

— Шшш… — отозвалась я, приоткрыла рот и облизала головку. — Будь тихим.

Черт, он весь был такой гладкий и влажный. Мой рот наполнился слюной. Я чертова извращенка. Помню, мои одногруппницы, которых часто тянуло на откровения, рассказывали, что вкус смазки и спермы иногда вызывает рвоту. Наверное, именно эти подслушанные разговоры надолго и отвратили меня от самой идеи минета, но как же хорошо, что теперь я знала, что все это ерунда. Я совсем не чувствовала отвращения, и была готова лизать член Исаева, как леденец. Таким вкусным он мне показался.

Терпкий, мускусный. Родной. Мой.

Да, у меня не было опыта в этом деле, ну и черт с ним. Кажется, нам обоим нравилось то, что я делала.

Я решила не отказывать себе в этом удовольствии и снова прошлась языком по головке, по кругу и по всей длине, лаская и одновременно увлажняя.

— Господи, гребанный боже!… — выругался Рома со стоном.

На этот раз еще громче.

Я хотела спросить, может что-то не так? Никогда не слышала, чтобы он так ругался. Успела только рот открыть, как Исаев погрузил пальцы мне в волосы и толкнулся бедрами вперед. Я взяла его в рот почти целиком, сжала губами и медленно заскользила обратно, глядя вверх на реакцию моего профессора. Он тоже смотрел на меня, пока его глаза не закатились. Кажется, от удовольствия.

— Малышка, еще… — попросил он.

Я мысленно завопила от радости. Ему было хорошо. Ему нравилось. Какое же это непередаваемое удовольствие. Я на коленях, но при этом вся власть в моих руках. Вспомнив о них, я стала поглаживать мошонку через брюки, продолжая всасывать и отпускать ртом.

Рома кусал губы, стараясь быть тихим. Это заводило меня еще сильнее. Нам нужно обязательно повторить это приватно, дома, чтобы я могла его слышать. Кажется, начинаю понимать, почему Исаеву так нравились мои громкие стоны.

— Настя, я сейчас…

Я прикрыла глаза, давая знать, что все понимаю. Он ведь предупреждает, что кончит. Кажется так? Ладно, ради него я готова и к этому.

— Черт, черт, черт, — ругался сквозь стиснутые зубы Рома, сжимая мои волосы в кулаке, но при этом, не заставляя глотать или давиться членом.

Я любила его за это. Он всегда был внимательным и нежным. Во всем. Даже в минете. Вот они действия, а не слова.

Все мысли вылетели у меня из головы, потому что головка набухла, и мне пришлось сосредоточиться на дыхании, готовясь принять его сперму. Я собиралась проглотить все. Делай хорошо или никак, в конце концов. И этому я тоже научилась у Ромы, правда, несколько иными способами.

— Я люблю тебя, Настя…

Я не успела осознать смысл сказанного, в горло ударила горячая струя. Я едва успела все проглотить, а Рома уже разжал кулаки и подхватил меня за плечи, поднимая с колен. И тут же, не давая опомниться, впился поцелуем в мои губы требовательным жадным поцелуем.

После минета!

— Да ты с ума сошел! — громко воскликнула я, забываясь о том, где мы сейчас находимся.

Теперь Рома зашикал мне, улыбаясь при этом, как умалишенный.

— Кто же целуется после минета? — повторила я на этот раз жарким шепотом. — С ума сошел, что ли?

— Похоже на то, — согласился он. — Иначе каким гребаным образом я бы позволил тебе сделать мне минет на кафедре между парами?

Он снова набросился на меня с поцелуями, даже не озаботившись натянуть штаны как следует. Я хихикнула и отодвинулась от него.

— Что за глупости, Настя? — спросил он, обнимая меня. — Кто тебе сказал, что нельзя целоваться сразу после?

— Д-девочки говорили…

— А учили тебя тоже девочки?

Ага, значит Рома думал о том, почему я ни разу не решилась на этот шаг, пока мы жили вместе. И хорошо помнил об этом. А если учесть его внимательный взгляд, которым он пронзил на паре Стасика, как булавка бабочку. Ну да, мало ли на ком я решила попрактиковаться. Эх, Рома, Рома…

— Нет, девочки тут не причем. Я сама видела… В кино…

Рома рассмеялся, а я опять на него зашикала.

— Подозреваю, это были короткометражные ролики, да?

— Ох, профессор. Вы бы хоть штаны застегнули, что ли, для начала.

Рома в два счета привел свою одежду в порядок. Надвинулся на меня, сверкая блестящими счастливыми глазами.

— Насть, а Насть? А тебя волнует только поцелуй после минета? А как насчет того, что я совершенно по-дурацки признался тебе в любви во время него?

У меня горели щеки и путались мысли. Я никак не могла принять все как реальность. Он ведь действительно сказал эти три слова за мгновение до того, как кончил? Мне не показалось?

Я сразу вспомнила, как сама признавалась после секса, а потом клятвенно обещала больше никогда этого не делать.

— Не переживай, я не буду впадать в экстаз и воспринимать эти слова серьезно, Ром. Ты был не в себе… И, наверное, мне действительно лучше уйти…

— Нет, — твердо сказал Рома. — Никуда я тебя больше не отпущу.

Я подняла на него глаза. Рома молчал, собираясь с мыслями, а потом тряхнул головой и сказал:

— Я никогда тебя больше не отпущу. И буду целовать тогда, когда захочу, не опираясь на предрассудки. И знаешь почему?

— Почему? — повторила я одними губами.

— Потому что я люблю тебя.

О боже. Он опять сказал это.

— Да, Настя. Я люблю тебя!

В третий раз!

— Перестань… — мой голос сорвался, а сердце просило продолжать.

— Не могу перестать, Насть. Я пытался, но не выходит. Ты нужна мне.

— Нужна как твоя правая рука? Опять?

— Правая и левая. Ты нужна мне вся. Мне нужны обе твои руки, твои губы, твой сладко-острый язык, твое большое чистое сердце и такая ранимая душа. Я люблю тебя, Насть. Сколько раз повторить, чтобы ты поверила?

— Не знаю. Наверно, много, — всхлипнула я, размазывая слезы, окончательно растекаясь лужей от невероятного и реального, что происходило здесь и сейчас.

— Что ж… Я готов, — смело выпалил Рома. — Оказалось, что сложно было только в первый раз. А теперь… Да, черт возьми! Я люблю тебя!

За дверью послышались шаги. Нас снова настигла реальность. Что ты скажешь теперь, Рома?

Подхватив ключи, он моментально двинулся к двери.

— Моя машина на парковке, я предупрежу Васю о том, что ты придешь. Я спущусь через десять минут, — быстро распорядился он.

Узнаю Исаева в действии.

Ох. Мы действительно делаем это? Времени на разговоры больше не осталось. Рома распахнул дверь перед методисткой, я кивнула, бросив короткое: «Здрасти». Кажется, она ничего такого не заметила. И шмыгнула в коридор.

— Тихомирова оставила папку для Авдеева, — услышала я голос Ромы, когда прислонилась к стене возле кабинета. — Проследите, чтобы он нашел. Дмитрий Александрович вечно теряет все важное.

— Да, конечно, Роман Андреевич, спасибо. Я передам.

Сердце колотилось, как сумасшедшее, когда я пролетела через универ, а после устремилась на приватную парковку для преподавателей. Дверь заднего сидения была открыта, и я привычно скользнула в салон «Майбаха». Василий позволил себе лишь улыбнуться мне через зеркало заднего вида и сказать: