Привычка быть готовыми ко всему помогла гладиаторам поймать монеты. Золотые кружочки с именем и обликом императора Веспасиана понравились мужчинам, но они с удивлением переглянулись. Клодия усмехнулась:

— Получите каждый в десять раз больше, если сегодня вечером будете хороши и сумеете держать язык за зубами. Мне не нужны лишние разговоры. Идите, готовьтесь, на закате выходим.

Лидия, претворяя в жизнь свой хитрый и жестокий план, готовилась к новой вечеринке, теперь уже в доме, оставшемся ей от второго мужа. Именно там предполагалось налить в бассейн вина.

Но ей нужно было заполучить к себе Порция, иначе ради чего все устраивать? Хитрая женщина привлекла для своей цели Аллия, посулив и ему немалые деньги за помощь.

— Аллий, я сделала такую глупость! И теперь каюсь. Хочу устроить вечеринку для избранных, только ты, Порций, мы с Клодией и рабы.

Она знала, что Клодия нравится Аллию и тот не упустит возможности развлечься с красоткой, пока ее муж в отъезде. А услышав идею с вином в бассейне, Аллий и вовсе пришел в восторг и обещал доставить Порция хоть связанного и с кляпом во рту.

Связывать не пришлось, конечно, Порций покапризничал, но согласился довольно скоро. Он откровенно скучал в Помпеях, потому что ходить в лупанарий просто невозможно. Лупанарий один на весь город, хоть посетители и надевают колпаки, чтобы не быть узнанными, всем известно, кто, когда и к кому из проституток приходил.

Замужние женщины сплошные недотроги, а мужья — ревнивцы, с незамужними связываться опасно, можно вместо богатой наследницы увезти из Помпей нищую ловкачку…

Получалось, что от Лидии ему просто никуда не деться. Аллий клялся, что у Лидии не бывает разнузданных оргий, что она нарочно устроила такую, чтобы отвратить его от себя.

Порций обиделся:

— Зачем?

— Ты же жениться собрался, вот Лидия и старалась, чтобы ты забыл дорогу в ее дом.

— А теперь вдруг перестала стараться?

— Поняла, что сама без тебя не может.

После некоторых уговоров и разъяснений странностей женского поведения и логики Порций сдался и согласился участвовать в закрытой вечеринке этим вечером.


Оргия была в разгаре. Нет, они не шумели и не бесчинствовали, они наслаждались хорошей едой, вином и друг другом. Только общество оказалось несколько странным — Порций, Аллий и три гладиатора, а женщины только две — Лидия и Клодия. И рабыни для разогрева.

Лидия выбрала себе Порция и в пару к нему Децима. Клодия занималась любовью с Аллием и Аттиком. Луций, пришедший вместе с ними, стоял, словно на страже, как объяснила Клодия, «для спокойствия». В действительности же она боялась, то кто-то из рабов окажется не способным к горячим ласкам или, напротив, слишком грубым.

Эта любовь втроем понравилась женщинам, но не слишком Порцию, который открыто ревновал Лидию к Дециму. С сильным, красивым Децимом более слабому Порцию, конечно, не сравниться, а кто, патриций перед ней или раб, Лидии наплевать.

Понравилась затея с вином в бассейне. Конечно, вино пришлось разбавить водой, но все же это было вино. Кто еще в Помпеях мог такое придумать? Порцию пришлось признать, что и в Риме немногие. Лидия оказалась на высоте.

Они перепробовали все, менялись партнерами и меняли позы… Были основательно пьяны, потому что третий час бултыхаться в вине и не опьянеть невозможно.

В самый разгар вечеринки, когда всем было уже все равно, как и с кем заниматься сексом, в доме появился нежданный и совсем нежеланный для Порция гость — его отец Гней Постумий! Почти ворвавшись в небольшой садик, он застал ужасную картину: Порций, стоя на четвереньках, блевал у бассейна, а его, не обращая ни на что внимание, брал сзади Децим. На другом бортике в замысловатую фигуру сплелись тела Лидии, Клодии, Аллия и Аттика.

Рев Гнея Постумия услышал, кажется, весь город.

Децима это не смутило, он вовсе не желал прерывать наслаждения из-за какого-то козла, ворвавшегося посреди праздника. Четверка тоже не сразу расплелась, но Лидия, увидев перед собой возмущенного старикашку, милостиво махнула рукой:

— Раздевайся и залезай!

У Клодии же от одного вида того, кто стоял позади Гнея Постумия, слетел весь хмель, потому что это был ее собственный муж Кален!

Возмущенный Кален подскочил к Дециму и принялся пинать того изо всех сил. Пинки хозяина быстро привели в чувство раба, тот отпустил Порция, который заплетающимся языком требовал продолжения.

Гней Постумий выскочил вон, багровый от злости, Кален приказал Луцию забрать рабов и увести в школу. Клодия быстро оделась сама, но ее отнесли в носилках, вести даже через ночной город растрепанную и пьяную жену Кален не мог.

Дома Клодия рыдала и во всем винила Лидию и рабов, которые якобы не удержались.

Луций говорил иное: госпожа приказала им раздеться и прыгнуть в бассейн, а потом…

— Ты никому не расскажешь, что видел. Если, конечно, не хочешь сменить школу на каменоломни.

— Не скажу, хозяин. Да и что я видел? Только вино в бассейне…

Аттика и Децима посадили в карцер на цепь, что в будущем стоило им обоим жизни.

Не пострадала только Лидия, совершенно пьяные рабы (им разрешили выпить вино из бассейна) до утра ублажали свою хозяйку и друг друга, а потом чуть не сожгли дом, уронив два факела на постель.


Порция унесли в носилках, как и Клодию, — чтобы не показывать даже случайным прохожим. Кален сомневался только в одном: куда доставлять провинившегося сына, потому что Порций с отцом остановились в разных домах. Но посмотрев на совершенно пьяного Порция, грязного и все еще буйного, решил, что в дом Скавра, туда, где Гней, в таком виде Порция нести не стоит. Пусть вымоется и придет в себя, завтра поговорят.

Утром Порций проснулся поздно и не сразу вспомнил вчерашнее. Приезд отца вообще не вспомнил… Гней напомнил о себе сам, он появился в спальне, где стонал едва живой Порций, спокойный, словно статуя.

Порций обомлел:

— Папа?..

— Я понимаю, что ты вчера был так пьян, что ничего не помнишь. Я отправил тебя сюда по делу. И надеялся, что ты образумился.

— Я занимался делами…

Порций отчаянно старался справиться с непослушным языком, но тот не слишком подчинялся хозяину. Одновременно бедолага пытался сообразить, что знает отец, ну, кроме того, что он сам лежит после пьянки.

— Трахаться с рабом у бассейна с вином ты называешь заниматься делом?!

— Я… организовал игры в честь Геркулеса. Всем понравилось…

— Кинуть деньги для того, чтобы развлечь город, немудрено. Я тебя о другом деле спрашиваю.

— О Гае? — помрачнел сын.

— Да и о внучке Юлии Пизонии. Сегодня Юлия сказала мне, что Юста отказывается выходить за тебя замуж. Честно говоря, правильно делает.

— У нас есть договор о помолвке…

— Который недействителен, пока ты не разобрался с Гаем! — рявкнул отец так, что язык сына вмиг стал послушным.


По приказу отца Порций свернул все свои дела в Помпеях, а потому праздник Вулканарий остался без игр. Скавр и Руф сообща выставили на гуляния несколько больших амфор с приличным вином, на том все и завершилось. Вообще-то, сидя на вулкане, обижать бога не стоило, но всем было не до того.

Папаша Постумий забрал часть гладиаторов, купленных сыном, с собой, и сам поговорил с Гаем, обещая тому золотые горы за содействие в деле женитьбы Порция, и недовольство богов в случае противления. Гай, понимая, что просто не выйдет из дома, где они беседуют, если не согласится, сделал вид, что не имеет ничего против.

Только бы Гней уехал, а с Порцием они разберутся.

Постумий-старший уехал в день Вулканарий, а Гай и Порций собрались к Юлии Пизонии, которая перебралась на свою роскошную виллу в Геркулануме. Гай решил, что предоставит выбор самой Юсте, которая теперь знает о нем то, что должна была знать давным-давно. Кого выберет, тот и будет ее мужем.

Гай даже Порцию сказал о своем решении. Порций сначала потерял дар речи, но потом решил, что так даже лучше. Все же что-то человеческое в нем осталось непропито.

— Пусть так, пусть Юста и Юлия выбирают.

— Юлия? А если они выберут разное?

— Там будет видно, — усмехнулся Порций.

Гай понял, что у приятеля есть какая-то задумка. Но ему так хотелось увидеть Юсту! Хотя бы для того, чтобы попрощаться. Если девушка даст понять, что не способна простить его невольное предательство и предпочтет Порция, он не будет мешать. Нельзя заставить себя полюбить или разлюбить.

Гаю и в голову не могло прийти, что Юсты нет в Геркулануме, что нужно мчаться к Сарно и там беседовать с любимой, держа ее за руку и глядя в синие глаза.


Юлия Прима Пизония действительно решила отправиться из города подальше, на одну из своих вилл.

Но на вилле неподалеку от Стабий который день сидела под замком Юста. Юлия не желала видеть внучку, отказ которой просить прощения означал, что матрона не сумела справиться со строптивым нравом девушки. Позор, да и только! Нет, в Стабии Юлия Пизония отправляться не станет.

— Едем в Геркуланум!

Возле Геркуланума на берегу залива у Пизонов роскошная вилла, достойная самого императора. Так и было, ведь построил виллу тесть Юлия Цезаря, отец его третьей жены Кальпурнии. Конечно, ни для кого не секрет, что Юлий никогда не был верным мужем, но все равно Кальпурния его жена, а Пизоны безумно богаты и властны. И никакие Флавии, ныне поднявшиеся из низов до императорского положения, оспорить этого не смогут.

Пусть Веспасиан Флавий и его сын Тит мнят себя властелинами Рима, в действительности Римом и его землями правят патриции!

Старая матрона так задумалась над соотношением сил у тех, кто носит императорский венец, и теми, кто действительно правит Римом, что не заметила, как проехали значительную часть пути.

Вилла была роскошной, с ее балюстрады открывался захватывающий дух вид на Неаполитанский залив, на этой вилле огромная библиотека, причем папирусы подобраны с умом. Юлия Прима любила читать и предвкушала хороший отдых, пока в Помпеях и вокруг будет неспокойно. Их вилла крепка, стены и колонны выдержали уже не одно землетрясение, выдержат и на сей раз. Вокруг Везувия трясет постоянно, но никому не приходит в голову покидать столь прекрасные места, лишь укрепляют здания и живут себе дальше.

Вилла в Стабиях тоже крепка, в ее стенах во время сильного землетрясения семнадцатилетней давности не образовалось ни единой трещины, значит, Юсте ничего не угрожает. А если строптивая девчонка вместе с землей немного потрясется от страха, так это хорошо.

Юста воспитана в Риме, едва ли помнит беспокойную жизнь Помпей и Геркуланума, а значит, как все чужаки, бояться будет сильней, чем привыкшие местные.

Губы Юлии Пизонии дрогнули в довольной усмешке. Матрона очень не любила, когда кто-то поступал против ее воли, даже супруг беспрекословно слушался властную жену. Вообще-то, ей нравилась строптивость Юсты, этим девушка похожа на саму Юлию, но все должно иметь свои пределы. Внучка попыталась переступить черту, за которой строптивость переходила в откровенное непослушание, а потому заслуживала наказания.

Юлия сделала знак рабам, чтобы опустили носилки ниже. Что за бестолочи?! Неужели непонятно, что стареющей хозяйке трудно выбираться из лектики? Нет, Юлия Прима ни за что не признала бы, что стареет, рабы должны бы сами догадаться, как ей удобней!

Небольшой сбой, но настроение испорчено.


Может, написать письмо Ректине, чтобы побеседовала с негодницей и объяснила, что девушка, как бы ее ни любили родственники, не имеет права высказывать свое мнение по поводу такого жизненно важного события, как замужество? Нет, пока не стоит. Не стоит никому рассказывать о непослушании Юсты Терции. Пусть сидит под замком и размышляет самостоятельно.

Юлия Прима распорядилась вынести ложе на балкон, но поставить в тени, чтобы обдувал ветерок с моря.

— Эта жара когда-нибудь закончится?! Принеси мне охлажденной воды!

Рабыня поспешно удалилась, у Юлии Примы Пизонии слуги знали свое место и свои обязанности, а еще прекрасно понимали, что их ждет за неповиновение или просто медлительность. Это была строгая хозяйка.


Вот как плохо, когда дочь растет без матери, а отец ей во всем потакает!

Юлия откровенно не любила зятя — Тита Юстиниана. Пусть он был очень богат, но и ее род не беден.

От мыслей о недотепе-зяте матрону отвлекла рабыня, принесшая холодную воду, вкус которой показался Юлии отвратительным.

— Что это?! Воняет серой! Вы отравить меня решили?!

— Госпожа, вся вода в Геркулануме такая. Вода из Августы пахнет серой второй день.

Юлия вспомнила, что вчера тоже мучилась от мерзкого запаха и привкуса воды из главного водовода побережья — Августы, но все равно осталась недовольна.