Он лежал, облокотившись на подушки, и любовался её обнаженной…

Мамочки!..

Одеяло тут же было возвращено на место и подтянуто до самого носа, а краска на щеках приобрела сочный малиновый оттенок. Одновременно с этим его улыбка стала ещё более широкой, а взгляд жарким, если это вообще было возможно.

Боже…

Гоша не мог на неё так смотреть.

И все-таки он смотрел.

Даже не смотрел — просто пожирал глазами и Катерина интуитивно чувствовала, что желанна…

* * *

С этого дня все изменилось. Гоша окончательно переехал в её комнату. Все его вещи вновь перекочевали в огромный стенной шкаф, заполнив всё свободное прежде пространство. Левая половина кровати отныне была в его безраздельном владении, но каждую ночь он неизменно посягал на её, Катину половину.

То есть, на неё саму. И, боже! Как же ей это нравилось…

Они теперь почти всё время были вместе: ходили по магазинам, гуляли по вечерней Москве, пару раз посидели в маленькой уютной кондитерской, где было чудесное шоколадное мороженое и превосходные эклеры…

На длинные майские выходные, они съездили в Питер, и Игорь, наконец-то, смог познакомится с тестем. Наумов не знал, что повлияло на господина Репнина, возможно, мнение его матери (Гоша почему-то подозревал, что главной в этой маленькой семье была как раз Елена Станиславовна), но принял князь зятя весьма радушно. Если в первые часы знакомства между ними и была какая-то, скованность, то после обеда и совместного распития собственноручно приготовленной Дмитрием Александровичем домашней наливки, она куда-то пропала. А уж когда Гоша два раза подряд проиграл ему в шахматы, князь сиял от радости как начищенный пятак и непременно желал познакомиться с Гошиным папой, про увлечение которого историей узнал от него.

Вечером того же дня, они гуляли по Невскому и набережной Мойки, высыпав у чижика — пыжика увесистый мешочек с монетками…

Вообще, перемену в их отношениях Игорь воспринял на удивление легко, как будто для него это было в порядке вещей.

Естественно.

Привычно.

И правильно.

Целовать её, желая доброго утра, в благодарность за вкусный завтрак, поглаженную рубашку или же просто так, потому что в данный момент ему этого хочется. Придерживать за талию во время похода по магазинам. Просто прикасаться к ней. У него это получалось так естественно и непринужденно, что Катя только диву давалось. Любой, не знавший всю правду о них, посчитал бы их обычной влюбленной супружеской парой.

Однако, если у Гоши всё получалось легко и естественно, то у Катерины всё оказалось сложно и запутано.

Привыкнуть, просыпаясь рано поутру, видеть его умиротворенно во сне лицо было невозможно. Пока невозможно или же совсем — она ещё не поняла.

Тяжело было привыкнуть даже к тому, что он рядом. Рядом не как начальник или вынужденный супруг, но как настоящий муж. Привыкнуть к тому, что теперь она имела право коснуться его улыбающихся во сне губ, откинуть со лба непослушные волосы, погладить морщинку, прорезавшую лоб…

Всё это казалось ей сном…

А каждая ночь — волшебной сказкой.

Вот только утренний свет и начинающийся новый день вновь и вновь, постоянно, неизменно вселяли в неё тревогу.

Как долго всё это продлится?

Когда всё закончится?

Но сейчас ей не хотелось об этом думать. Гораздо приятнее было предвкушать вечер, проведенный вдвоем, пусть даже у телевизора. Закутавшись в плед, забраться с ногами на диван и наслаждаться покоем и теплом мужской руки, уверенно обнимавшей её за плечи. А потом почувствовать его губы на своих губах…

* * *

Они сидели в уютном ресторанчике, отмечая свою первую совместную дату — месяц их новой, настоящей супружеской жизни, когда у Игоря зазвонил мобильный.

Обычно, он игнорировал внеплановые звонки, находясь наедине с Катей, но тут сразу же взял трубку.

— Да, Артем Геннадьевич… да… и вам добрый вечер… нет, ничего страшного… — Наумов нахмурился и, извинившись, отошел на небольшое расстояние, но Катя все равно могла слышать разговор мужа с неизвестным собеседником.

… - И что, ничего нельзя сделать, — Гоша хмурился все больше, — да, нет проблем, сейчас приеду… да… вам спасибо… до встречи… — он отключился и на мгновение как — будто о чем-то задумался. Но, потом, кивнув каким-то своим мыслям, быстро подошел к столику.

— Кать, — озабоченно сказал он, — ты прости, что вечер складывается не совсем так, как хотелось бы, но мне сейчас нужно уехать. И я бы очень хотел, чтобы ты поехала со мной.

— Конечно, Игорь, я поеду, — ответила до крайности заинтригованная Катя.

Наумов расплатился, и они покинули гостеприимный ресторан.

Ехать пришлось не слишком долго.

По дороге, они заехали круглосуточный супермаркет, откуда Гоша вышел с целой упаковкой швейцарского молочного шоколада, а затем в цветочный магазинчик, где он купил два симпатичных букетика первоцветов, один из которых отдал жене, а второй бережно положил на заднее сиденье.

Гошин внедорожник затормозил у поста охраны крупного медицинского центра и машину без проблем пропустили в больничный городок — видимо номер авто, здесь хорошо знали.

Припарковавшись на больничной стоянке, Игорь помог ей выбраться из салона.

— Кать, это не займет слишком много времени, — как будто оправдываясь, сказал Гоша, — мне просто нужно кое-кого увидеть.

Они беспрепятственно прошли внутрь клиники, где Гошу, как выяснилось, все хорошо знали, поднялись на четвертый этаж и зашли в третью от двери палату.

Посередине помещения, стояла большая функциональная кровать, возле которой сидела нестарая еще женщина, с изможденным лицом. На кровати, почти потерявшись среди горы подушек, лежала девочка лет восьми. На худеньком личике малышки казалось, жили одни большие карие глаза, в ноздре торчала кислородная трубка, голова повязана платком, а таких синяков под глазами Катя не видела еще никогда в своей жизни.

— Добрый вечер, Игорь Андреевич, — при виде входящего в палату Игоря, женщина встала, — подожду снаружи, пока вы… прощаетесь, — едва слышно прошептала она, едва сдерживая рыдания, и направилась к двери.

— Гоша! — Слабо улыбнулась девочка. — Ты все-таки пришел. Я думала, ты не успеешь.

— Привет солнышко, — ласково ответил Наумов, присаживаясь на стул у кровати и беря девочку за руку, — ну как же я мог не прийти к своей малышке, если она позвала меня. И почему такие мрачные мысли? Вот, лучше познакомься. Это Катя — моя жена. — Гоша поднял безвольную ладонь и вложил её в Катину руку. — Катя, это Алсу. Она очень храбрая и мужественная девочка. Мы с ней большие друзья. Правда, детка?

— Какая красивая, — девочка слабо кивнула, соглашаясь с Гошиными словами. — Так жалко, что мы слишком поздно с ней познакомились и не успеем стать друзьями, как с тобой.

— Ну, зачем ты так говоришь, малыш. Все будет хорошо. — Гоша ободряюще улыбнулся. — Смотри, что мы тебе привезли. — Он положил на грудь девочки букетик. — Твои любимые.

Девочка погладила букет рукой, к которой была прикреплена капельница и обессиленно прикрыла глаза.

Гоша судорожно сглотнул и сгорбился на стуле.

— Наклонись ко мне, — едва слышно прошептала Алсу, — я хочу тебе что-то сказать.

Игорь склонился к ней, и она что-то прошептала ему в ухо. Гоша изумленно моргнул и посмотрел на Катерину.

Чуть-чуть приподнявшись на локтях, Алсу чмокнула Гошу в щеку и откинулась на подушку.

— Катя, — обратилась она к едва сдерживающей слезы девушке, — вы присматривайте тут за ним. Он только делает вид, что плохой. На самом деле, Гоша замечательный! И не разрешайте ему ходить зимой без шарфа. У него горло слабое. Моя мама, даст вам свой телефон. Если он заболеет, позвоните ей. У нас на пасеке, очень хороший гречишный мед. Гоша его очень любит. Хорошо?

Катя слабо кивнула.

— А теперь позовите мою маму. Я устала…

Гоша еще раз поцеловал девочку, и они покинули палату.

В коридоре, когда мама Алсу зашла в палату, Гоша, обессиленно сполз по стенке на пол, да там и остался.

— Она ведь умирает, да? — Катя села рядом с мужем.

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

Гоша кивнул, уткнувшись лбом в колени, и Катерина сердцем почувствовала, как ему плохо.

— Алсу боролась пять лет… — глухо сказал он, — когда она поступила сюда впервые, ей было десять…

— Я думала, Алсу лет восемь, — Катя была потрясена.

— Ей пятнадцать. Второго марта исполнилось. Это все рак… Она уже третья за этот год… Господи, Катька, сколько же можно их терять?! В последнее время, у меня складывается ощущение, что я никому не могу помочь. Все они уходят… — в Гошином голосе явственно слышались слезы.

— Игорь, — Катя успокаивающе положила руку ему на плечо, — ты не прав. Ты очень помогаешь им… Алсу и другим детям… Ты даешь им надежду. И не твоя вина, что они уходят… На все воля Божья…

— Да что же это за Бог такой! — Игорь в ярости стукнул кулаком по колену, но головы так и не поднял, — который забирает ни в чем не повинных детей, а всяким отморозкам позволяет жить?! Где же его справедливость?

— Богу нужны хорошие, чистые души, — заметила Катя, успокаивающе гладя Гошу по плечу. — А в аду уже, наверное, просто места не осталось, чтобы забирать плохих… — Гош, встань, пожалуйста, с пола. Ты простудишься.

…Они полночи провели в больнице. К Алсу, Гошу больше не пустили, но в каждой палате лежали его маленькие друзья со страшными для их возраста диагнозами и Наумов навестил всех. В десять часов, когда маленькие пациенты были уложены спать и яркие лампы дневного света сменил тусклый свет ночников, они просто сидели в полутемном коридоре. Лишь в три часа утра, когда Алсу не стало, не скрывающий слез Гоша, пообещав матери девочки, договориться в аэропорту с отправкой тела малышки в Казань покинул эту обитель скорби.

Глава 24

— Вставайте, одевайтесь — доктор сняла перчатки и отошла к раковине вымыть руки.

Катя сползла с кресла и, прихватив пеленку, направилась к стулу, на котором лежало её белье.

— Ну что я могу сказать, — врач что-то быстро писала в её амбулаторной карте. — Срок еще совсем небольшой, 5–6 недель.

— Но как такое возможно?! — Одевшись, Катерина присела на краешек стоявшего рядом с докторским столом стула. — Я ведь была осторожна. Таблетки пила. Очень хорошие…

— Милочка, — врач посмотрела на неё поверх очков, — никакие, повторяю — никакие контрацептивы не дают стопроцентную гарантию. Запомните это раз и навсегда. Самое большое — девяносто процентов. Риск попасть в оставшиеся десять очень велик. Особенно в молодом возрасте и при активной половой жизни. Хотите полностью обезопасить себя? Спите одна в таком случае. Ну, так что? Будете сохранять или мне сразу выписывать направление.

— Какое направление? Куда? — насторожилась девушка.

— Что значит куда? На аборт, куда же еще. Судя по вашей реакции — беременность незапланированная.

— Да, незапланированная. Но это совсем не значит, что я собираюсь её прерывать! — До глубины души возмутилась Катя.

— Вы замужем?

— Эээ… да.

— Муж в курсе вашего положения?

— Нет. Я сама только догадывалась. Когда тест показал положительный результат — сразу же к вам пришла.

— Прекрасно. Значит так. Сейчас я вам выпишу направления на анализы. Их вам придется сдать в любом случае. Вне зависимости от принятого вами решения. Пока они делаются, вы поговорите с супругом и придете ко мне. Потому что решать вопрос о сохранении или прерывании беременности вам придется вместе. Раз вы состоите в законном браке.

— Доктор, когда нужно сдать анализы?

— А что?

— Дело в том, что мы сегодня улетаем в отпуск. На неделю.

— Неделя, особой роли не сыграет. Летите в своей отпуск, разбирайтесь с супругом, а потом будем решать, что делать.

— Ничего я решать не буду! Аборт я не стану делать в любом случае.

— Дело ваше. Но мужа все равно следует поставить в известность. Чтобы потом не было скандалов и недопонимания. — Докторица протянула ей выписанные бланки. — Вот, возьмите. Я жду вас с результатами анализов.

— До свидания. — Катя взяла бумажки и положила их в небольшой кармашек своей сумки.

— Всего доброго. — Донеслось ей вслед, когда Катя на ватных ногах буквально выпала в коридор.

* * *

Она сидела на узкой скамеечке неподалеку от консультации, откуда только что вышла, пытаясь собраться с мыслями. Несмотря на июнь, небо было сплошь затянуто хмурыми тучами, и моросил противный дождик.

— Ну как такое могло случиться? — С отчаянием думала она. — Мы ведь были осторожными…