― Как тебе мои шуточки про пиратов? ― усмехаюсь я.

Он улыбается мне.

― Ты должна была стать комиком, теперь ложись спать.

― Я не хочу. Это, может, последняя веселая ночь, которая у меня когда-либо будет.

Его взгляд становится серьезным, и он смотрит на меня.

― Спи, inocencia.

Я мотаю головой и откидываюсь назад, глядя на него.

― Как ты стал пиратом?

Он наклоняет голову набок и мгновение вглядывается в меня, прежде чем вытащить фляжку и сделать глоток.

― Когда мне было пятнадцать лет, я вляпался в кое-какое дерьмо и все пошло наперекосяк. В конце концов, когда мне было около двадцати пяти, я начал сколачивать свою команду. Выйдя в океан, подальше от всего этого, я почувствовал себя свободным. Я также понял, что нелегальный бизнес вести отсюда проще, поэтому мы здесь.

― И для тебя в порядке вещей жить на корабле?

― Жизнь настолько хороша, насколько ты ее такой сделаешь.

― Как мудро, ― хихикаю я.

Он качает головой, копаясь в карманах, пока не находит сигарету. Он прикуривает, сжимая ее губами и втягивая в себя воздух. Почему он так хорошо выглядит, когда делает это?

― Тебе нужно отдохнуть, ― говорит он, когда опускает сигарету.

Он тушит ее в пепельнице, стоящей на кофейном столике, а затем поворачивается и идет к двери.

― Шрамы оставил он, ― выпаливаю я.

Он останавливается и поворачивается, глядя на меня.

― Долго?

Я знаю, о чем он спрашивает: как долго он избивал меня.

― Больше двух лет.

― Его посадили?

― Да, ― я икаю. ― После того, как я подстрелила его. Когда вышел, он угрожал мне, поэтому я села на яхту и сбежала… и вот я здесь.

Хендрикс смотрит на меня, но я не могу прочитать выражение его глаз своим пьяненьким умом.

― Он придет за тобой?

Я пожимаю плечами.

― Я не знаю. Если и так, здесь он меня не найдет.

Он застывает, а затем снова отворачивается.

― Хендрикс? ― зову я, мой голос звучит громко и пронзительно.

Он снова поворачивается.

― Я уверена, что ты настолько плохой, как ты думаешь.

Его взгляд отыскивает мое лицо, и он сжимает челюсти.

― Ты меня не знаешь.

― Ты позволишь мне узнать тебя?

Он изучает мое лицо, а затем поворачивается и подходит к двери. Только добравшись до нее, он бормочет:

― Нет, ― затем выходит и закрывает ее за собой.

Ну, он может говорить мне «нет», сколько захочет.

Я не сдамся.


~ * ГЛАВА 10 * ~



Разрази меня гром!



Я моргаю, и голова начинает кружиться. Темно, ничего не видно. Мне нужно пописать, но идея встать с софы совсем не греет. Мне удается принять сидячее положение, и я пытаюсь дотянуться до стоящего впереди журнального столика. Но вытягиваюсь слишком далеко и в неправильном направлении, так что в конечном итоге грохаюсь на пол с громким визгом. Неловко шарю руками по полу. Черт возьми, ну и темнотища. Моя голова все еще кружится, и я полностью дезориентирована. Похлопывая по полу, пытаюсь найти что-то, чтобы понять, где я.

Нащупываю пару ступней.

Ой.

Хендрикс.

Если бы я была трезвой, уверена, что не сделала бы того, что сделала, но я пьяна, так что… оно само. Я тянусь вверх, будто ищу руку пирата, но вместо этого хватаю его… за член. Я буквально хватаюсь за него и сжимаю пальцами. Хендрикс шипит, до меня доходит, что произошло, и я взвизгиваю. Шарахаюсь назад и с криком приземляюсь возле журнального столика. Хендрикс находится через секунду, поднимая меня в воздух. Потеряв опору для ног, я начинаю падать на него, цепляясь за его руки.

Я перестаю дышать.

И почти уверена, что он тоже.

Мужское тело прижато к моему, и в одно короткое мгновение я оказываюсь вынужденной прочувствовать каждый его дюйм. Его твердая обнаженная грудь теплая под моей щекой, и он божественно пахнет. Пресс Хендрикса прижимается к моему животу, и я чувствую, как сокращаются мышцы. Руки мужчины под моими пальцами твердые и сильные, и его… ой… о, мой… у него эрекция. Голова кружится, и все тело окатывает жаром, когда я чувствую, как он надавливает на мои бедра. И когда он нажимает сильнее, мой мир переворачивается. Дерьмо. Бл*дь.

Я хочу его.

Я приподнимаю и поворачиваю голову, потом склоняю ее и прижимаюсь губами к его груди. Я не знаю, почему делаю это. Я знаю, что не должна. Я должна лишь притвориться, чтобы соблазнить его, а не наслаждаться им. Хендрикс напрягается всем телом. Его кожа настолько, черт возьми, горячая, что я не могу удержаться от соблазна, поэтому высовываю язык и пробую его плоть. О! Восхитительно. Хендрикс кладет руку мне на бедро. Я даже не замечала до сих пор, но его рука скользила, пока он не хватает меня за задницу. Пальцы впиваются в мою кожу, когда он дергает меня на себя, склоняясь ровно настолько, чтобы моя киска оседлала его эрекцию.

Я стону.

Он рычит.

А затем он начинает тереться об меня.

Все вокруг замирает. Голова идет кругом, тело покалывает, а моя киска настолько, блин, влажная, что я чувствую, как мое возбуждение пропитывает трусики. Хендрикс крепко держит мою задницу и трется своей эрекцией вверх и вниз по тонкому слою хлопка над моей киской. Все, что на мне надето, ― длинная майка и трусики. Видно, мне удалось переодеться вечером. Я чуть раздвигаю ноги, и моя сердцевина начинает воспламеняться с каждым трением бедер.

― Я чувствую тебя, ты такая чертовски влажная, ― шепчет он. Я едва слышу его.

Я хнычу, и он нажимает сильнее, быстрее, его бедра вращаются, а его член скользит вверх и вниз по моей щели, создавая идеальное трение. Я хочу кончить. Мне нужно кончить. Мои ногти сильно впиваются в его руки, и я чувствую, как прорывается его кожа, но это только делает его еще более диким. Он издает хриплый, шипящий звук, и я откидываю голову назад. Я почти, я так, черт возьми, близко. Не могу ни о чем думать, кроме жара, собирающегося внизу живота. Я хочу перешагнуть через эту грань…

Хендрикс вращает бедрами, а затем так сильно надавливает, заставляя свою эрекцию крепко прижаться к моему клитору, так жестко. Я кончаю позорно громко. Я кричу, меня трясет, когда моя плоть начинает конвульсивно сжиматься. Каждое содрогание проходит по моему телу и заставляет его дергаться. Так хорошо, Боже, так, бл*дь, хорошо.

Хендрикс отодвигается, и я слышу шорох. Он хватает меня за руку, и неожиданно мои пальцы оказываются обернутыми вокруг твердого и очень большого члена. Он кладет свою руку поверх моей и вынуждает меня ласкать его вместе.

Пять непрерывных накачивающих движений спустя, он испускает гортанный стон, и я чувствую, что горячие брызги попадают мне на руку и катятся вниз по моему запястью. Я хнычу, и моя киска сжимается от знания, что он был так возбужден. Я поднимаю голову, и мои колени угрожают подкоситься. Я чувствую запах алкоголя в своем дыхании, или это в его? Я не знаю. Мы оба выпили слишком много. Он отступает, ругается вслух, а потом ― я больше не чувствую его. Я стою в темноте, дрожу, и я одна.

― Х… Хендрикс? ― шепчу я.

Я слышу, как хлопает дверь.

И знаю, что он ушел.

Вот дерьмо.

И что все это значит?



~ * ~ * ~ * ~


Я точно знаю, что моя голова в жизни никогда так не болела. Когда я просыпаюсь утром, в висках стучит. Я собираюсь сесть, но голова кружится, заставляя меня со стоном отступить. Иисусе, зачем, черт возьми, я так много выпила? Чья это была гениальная идея? Я растираю виски и стараюсь ободрить себя после глупой идеи встать. Мне нужна вода… и аспирин. Уверена, они оба жизненно необходимы.

Слышен звон стакана, поставленного на кофейный столик рядом со мной, и, поворачивая голову, я вижу, как Дрейк смотрит на меня. Он приподнимает брови, когда я испускаю стон и закрываю глаза.

― Хендрикс сказал, что тебе может понадобиться вот это.

Хендрикс.

О.

Боже.

Прошлой ночью мы… пошалили. Черт, это звучит так по-детски. Пошалили. Но это ведь и не было серьезным, мы просто спьяну потерлись друг о друга. Мы оба этого хотели, это было ясно. Сработала ли моя попытка соблазнения? У меня вообще есть шанс соблазнить Хендрикса и заставить его пересмотреть свое решение продать меня? Мое сердце переполняется надеждой, но она быстро лопается. Он умчался прочь, и его не было здесь сегодня утром. Скривившись, я открываю глаза, чтобы посмотреть на Дрейка, все еще наблюдающего за мной.

― Где он?

Дрейк озадаченно смотрит на меня.

― Хендрикс?

― Да, Хендрикс.

― На палубе.

Я киваю и медленно поднимаюсь с софы. Дрейк наклоняется и сгребает стакан, приподнимает его и протягивает мне руку. Я принимаю ее с благодарностью и тянусь за аспирином, кладу его в рот и запиваю водой. Боже, живот крутит. Как же мне хреново. Я никогда больше не буду пить этот токсичный ром. Я снова роняю голову на руки. Мой Бог, она раскалывается.

― Душ и свежий воздух всегда помогают при похмелье, ну и, может быть, приличная еда.

Я приподнимаю голову и смотрю на Дрейка.

― Спасибо.

― Твой друг спрашивал о тебе сегодня утром, когда я приносил еду; он сказал, что это что-то срочное.

Я только вздыхаю. Я знаю, что Эрик хочет поговорить со мной после нашей стычки, и знаю, что не могу избегать его вечно.

― Я поем, а потом схожу к нему.

― Завтрак все еще в столовой.

Я поднимаюсь на ноги, колени подгибаются. Моя голова словно пульсирует, а глаза, кажется, вот-вот выскочат из орбит.

― Спасибо, ― бормочу я.

― Это штука убийственная.

Я смотрю на него и клянусь, он выглядит так, будто хочет поржать.

― Да неужели?

И тут он ухмыляется, а его лицо полностью преображается. Меняются его глаза, и на щеке появляется милая ямочка. Странно, у большинства людей они на обеих щеках. Я не могу не ответить на его необычную улыбку, но без лишних слов, мы поворачиваемся и расходимся. Я направляюсь в душ и провожу там следующие полчаса, избавляясь от боли в моем многострадальном от похмелья теле. Закончив, надеваю джинсы и майку и направляюсь в столовую.

Кок (прим. кок (иначе — кук) — морской термин, судовой повар) как раз прибирает со стола, когда я вхожу, но он предлагает мне пиалу с фруктами. Я беру ее, благодарю и, когда направляюсь вниз, чтобы повидаться с Эриком, выбираю кусочки сочной зеленой дыни. Вообще-то, я не спешу навстречу очередной ссоре, но знаю, что идти нужно. Прекрасно представляю, что в камере он чувствует себя не слишком хорошо, и знаю, что это, очевидно, слегка сводит его с ума. Он нуждается во мне, и независимо от того, что мы оба чувствуем, я не оставлю его в трудное время.

На середине коридора с потолка внезапно откидывается лестница, и появляется ДжиДжи. Я взвизгиваю и отпрыгиваю назад, а затем еще раз вскрикиваю от того, что моя голова снова взрывается болью от резкого движения. ДжиДжи усмехается и склоняет голову на сторону.

― Дерьмово выглядишь, девочка Инди.

Я прикладываю руку к сердцу и всматриваюсь в небольшую дыру, ведущую сквозь потолок.

― Откуда ты, черт возьми, сейчас выскочил?

ДжиДжи усмехается и складывает лестницу, снова пряча ее в потолке.

― Это пожарный выход.

Пожарный выход.

Пожарный выход.

Даже голова закружилась.

― А куда он ведет? ― я пытаюсь спрашивать небрежно.

― В навигационную рубку.

На палубу. Ого. Когда мы приблизимся к какому-нибудь острову, я могла бы забрать Эрика, и вдвоем мы сбежали бы через этот люк. Мы могли бы перепрыгнуть через борт за навигационной рубкой. Вот он ― наш выход? Надежда расцветает у меня в груди, и я стараюсь небрежно кивать, когда ДжиДжи закрывает щеколду, а потом скрещивает руки и поворачивается ко мне.

― Ты направляешься к своему дружку?

Я киваю, выбирая еще один кусочек дыни, хотя у меня в желудке бурлит. Я беру его и тихо вздыхаю.

― Ага, он спрашивал меня.

― Потом сходи, проветрись, это помогает.

― Что-то вы все об этом говорите, ― я заставляю себя улыбнуться, пробираясь мимо него.

― Есть такой опыт.

Я посмеиваюсь и продолжаю идти к двери камеры. Открываю ее легким толчком и спускаюсь вниз. Сегодня утром Эрик выглядит свежим, будто ему разрешили принять душ. Он сидит на матрасе, которого раньше не было, и у него чистая одежда. Хендрикс позаботился о нем. Почему? Он никогда не обещал сделать ничего, кроме как кормить его. Неужели наш «момент» действительно окупился? Эрик поднимает взгляд, когда я вхожу в поле его зрения, и, кажется, вздыхает с облегчением.