— Просто изумительно! — вздохнула Диана. Ее зеленое платье позволило ей на минуту почувствовать себя Елизаветой. Она зажмурилась, страстно желая, чтобы эта опочивальня принадлежала ей.

Когда она снова открыла глаза, то увидела, что Питер налил ей бокал красного вина. Диана знала, что она уже достаточно выпила, и ее слегка покачивало, но почему-то ей казалось, что будет правильным выпить это вино и вести себя беспечно. Она осушила бокал: ощущение было такое, будто в груди распустился алый цветок.

Питер принял бокал из ее пальцев и нетерпеливо притянул ее к себе. Его требовательный рот завладел ее губами, заставляя их раскрыться. Он целовал ее все настойчивее, а пальцы тем временем сражались с застежками платья.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Марк Хардвик. Диана охнула и вырвалась из рук Питера. Рука стремительно рванулась к лифу платья, расстегнутому сзади.

— Марк! Какого черта ты делаешь сегодня дома?

— Я окончил свои дела в Бристоле, — спокойно ответил ему граф. — А какого черта ты здесь делаешь?

— Как видишь, делаю предложение. Мы с леди Дианой обручены.

Диана хотела возразить, но все ее мысли в этот момент были направлены на то, чтобы скрыться от насмешливого взгляда надменного графа Батского. Она уже поняла, что именно ему принадлежит эта спальня.

— Полагаю, мне надо вас поздравить, — спокойно произнес он. — Добро пожаловать в семью.

Диана понимала, что она полностью скомпрометирована. Если она станет отрицать помолвку, то признается, что вела себя как шлюха. Она опустила ресницы.

— Прошу вас обоих меня извинить.

Марк Хардвик внезапно ощутил желание защитить ее. Диана Давенпорт была такой молодой и очаровательной. Любопытно, известно ли ей, какому жестокому молодому поганцу она приносит себя в жертву?


— Так да или нет? — добивалась от нее ответа Пруденс, когда они возвращались из Хардвик-Холла на Куин-сквер.

— Да… и нет, — ответила Диана, думая совсем о другом.

— Да уж, яснее не скажешь! И почему мы заторопились на заре, как ночные воришки? — спросила она, явно что-то путая. — Такое впечатление, что ты от чего-то бежишь.

— Так оно и есть, — призналась Диана. Она понимала, что должна как-то объяснить Пруденс их внезапный отъезд из Хардвик-Холла. — Вчера поздно ночью неожиданно вернулся граф Батский, и Питер сказал ему, что мы обручились.

Пруденс облегченно вздохнула:

— Слава Богу! Я уж думала, он так никогда и не сделает предложения.

Диана ощетинилась:

— Все дело в том, что Питер его не делал, а я не давала согласия.

— Это детали. Несущественные. Можешь мне поверить: если графа поставили в известность, значит, вы определенно обручены.

— Возможно, — нерешительно согласилась Диана. Она повела себя как последняя трусиха, попросив мистера Берка предоставить им карету до Бата и передать Питеру письмо.

Прошлой ночью ее возмутило и унизило, что он скомпрометировал ее, тем более в глазах своего высокомерного брата. Создавалось впечатление, что он сознательно завлек ее в ловушку. Останься она сегодня, устроила бы жуткую сцену, возможно, с участием Пруденс и графа, но именно этого ей и хотелось избежать.

Это должно остаться между ней и Питером. Она собиралась объясниться с ним наедине. Но сначала ей следует разобраться в своих чувствах и сделать выводы. Пока же она находилась в таком смятении, что не могла принять разумного решения, которое повлияет на всю ее жизнь.

Вся беда в том, что стоит Питеру прочесть письмо, и он немедленно явится. В ее теперешнем состоянии она может не сдержаться и наговорить такого, чего потом не исправить. Ей необходимо побыть одной, подумать и принять самостоятельное решение, без давления со стороны.

Когда они приехали на Куин-сквер, Диана с огорчением увидела, что в спешке оставила все свои вещи в Хардвик-Холле. Утром, едва рассвело, она втиснулась в один из своих старомодных корсетов и надела самое приличное и унылое бежевое платье с кринолином, прежде чем обратиться к суровому мистеру Берку. Господи, она еще никогда в жизни не чувствовала себя такой некрасивой!

Она щедро дала на чай кучеру Хардвиков, благодарная за столь скорый отъезд. У него едва не отвисла челюсть. Диана прикусила губу, сообразив, что снова допустила оплошность, но тут же цинично подумала, что от денег он не отказался. Она подняла вещи Пруденс и внесла их в дом.

Тетка была уже на кухне, давая указания насчет обильного обеда.

— А пока приготовьте мне посеет[15] с мадерой и яйцами, потом я вздремну.

Мысли Дианы разбегались, как ртуть. Если Пруденс ляжет вздремнуть, до обеда ее никто не хватится. Целое утро побродить в одиночестве — против этого Диана устоять не могла. Если она сбежит, то может вообще целый день не возвращаться домой. И как Пруденс может ей помешать, черт побери?

Диане хотелось снять это ужасное платье с кринолином, но если она поднимется за Пруденс наверх, то потеряет драгоценное время. Девушка выскользнула за дверь и направилась к Сайон-Хилл и Лэнсдаун-роуд.

Когда она взошла на холм и посмотрела вниз сквозь деревья на прекрасный георгианский город, ее наполнило ощущение свободы. Лишь плеск воды нарушал тишину прозрачного воздуха. Она слышала, как сбегают по холму ручейки, и шум Эйвона у плотины за мостом Пултни.

Отсюда ей были видны шпили средневекового аббатства, где в X веке короновали короля Эдгара, и величественный круг Серкуса, построенного архитектором Джоном Вудом по образцу римского Колизея.

Диана набрала полную грудь замечательного свежего воздуха и поняла, что решение созрело. На самом деле все просто. Они с Питером обручены, но ведь никак не оговаривалось, сколь долго продлится период обручения. Если он согласится подождать хотя бы год, пусть все пока остается как есть. Если нет, она немедленно откажется. Через несколько месяцев она станет совершеннолетней и сможет сама распоряжаться своими деньгами и имуществом. Ей хотелось получить хотя бы год свободы, прежде чем она подчинится контролю мужа. Если Питер ее любит, он согласится подождать.

Теперь, приняв решение, она почувствовала, что все ее заботы улетучились. На сердце снова стало легко. Утро выдалось чудесное, она находилась в замечательном старинном городе, и, самое главное, у нее был целый день, чтобы познакомиться с ним поближе.

Диана начала спускаться с холма, свернула налево, потом направо и очутилась на улочке с чудесными магазинами, где продавали старинные вещи. Витрины были настолько притягательными, что она не смогла устоять и зашла в один из них.

Выставленные там вещи отдавали такой глубокой древностью, что она не знала даже, как они называются. Дюжины старинных бронзовых кранов, разукрашенные ванны на лапах и шарах, древние садовые скамьи, старые часы, спинеты[16] и мандолины. Она остановилась, чтобы полюбоваться средневековыми гобеленами, чьи краски хоть и поблекли, но не утеряли своей прелести. Диану до глубины души потрясла возможность увидеть вещи, дошедшие до нее из средних веков.

Она прошла дальше и неожиданно остановилась как вкопанная, увидев перед собой археологические находки римского периода. «Неужели они действительно настоящие?» — подумала она, и сердце ее забилось. Там были бронзовый шлем, украшенный по бокам, щит, мечи в ножнах и железные кинжалы. Эти вообще могут быть из первого века, подумала Диана. Когда она дотронулась пальцами до римского шлема, ей показалось, что она обожглась. Она завороженно смотрела на эти вещи, пережившие семнадцать веков. Внезапно Диана сняла шляпу, поддавшись порыву примерить шлем. Она совсем забыла, что на ней парик. Вполголоса выругавшись, девушка заправила напудренные локоны под боковые пластины шлема, защищавшие ее щеки.

Бронзовый шлем оказался невероятно тяжелым, но когда она попыталась снять его, ей это не удалось: шлем плотно охватывал ее голову и не поддавался. Она услышала громкий стук в ушах. Голова закружилась, перед глазами все поплыло. Внезапно ей стало холодно. Казалось, она стоит в потоке прохладного воздуха или с огромной скоростью несется сквозь пространство.

Шум в голове усилился настолько, что казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Она подняла руки, чтобы прикрыть уши, но наткнулась на бронзовый шлем, от которого у нее дико болела голова. Потом она почувствовала, что падает и проваливается в бездну.

Глава 7

Диана услышала мужские голоса и почему-то оказалась на улице; солнце било ей прямо в глаза, ослепляя ее. Она попыталась встать на ноги, но, едва поднявшись на колени, увидела несущихся прямо на нее огромных лошадей, запряженных в повозку. Она инстинктивно упала, чтобы откатиться в сторону и не попасть под копыта. Когда лошади заметили ее на своем пути, они, заржав встали на дыбы, а повозка прогрохотала подобно грому рядом с ее головой. Она услышала чей-то крик и тут же поняла, что кричит она сама.

Какой-то мужчина ругал ее что было сил. Она смутно видела лошадей и собравшихся вокруг людей, но все ее внимание было приковано к кричавшему на нее мужчине. Ей даже показалось, что он напоминает графа Батского. Такие же темные волосы и глаза, такой же орлиный нос, вот только щеку от виска до скулы прорезал шрам, придавая ему мрачный вид. Плечи необыкновенно широкие, грудь мускулистая и совершенно голая. На нем был какой-то странный костюм, оставлявший голыми и его ноги, мощные и крепкие, как стволы молодых дубов.

Диана взглянула на едва не переехавшее ее колесо и увидела, что оно от колесницы. Она едва не задохнулась от злости, сообразив, что чуть не погибла из-за нескольких идиотов, нарядившихся римлянами и устроивших гонки на колесницах.

— Чертовы идиоты! Взрослые люди, а играете в детские игры! Вас следует выпороть!

Брюнет показал на нее пальцем.

— Схватить ее! — приказал он.

Два огромных человека немедленно выполнили его приказ. У Дианы лязгнули зубы, когда они рывком подняли ее на ноги и держали так, пока не подошел их предводитель. Он навис над ней, побелев от ярости.

— Ты, комок грязного тряпья! Ты едва не погубила моих лошадей. Кто ты такая? — прорычал он.

Она изумленно уставилась на него. Хотя он говорил на странной смеси итальянского и латыни, она прекрасно его понимала.

— Великий Юпитер, да ты украла шлем! — заявил он, протянул мощную руку и сорвал его у нее с головы. Он увидел, что волосы у женщины белые, и принял ее за старуху. Грязное громоздкое одеяние за крывало ее от горла до пяток. Ему еще никогда не приходилось видеть такой странной женщины. — Если ты мне не ответишь, я скажу сам. Ты шпионка, шпионка друидов[17], если судить по твоей странной одежде.

Его слова показались ей бессмысленными. Диана не сводила с него глаз и видела, как он старается справиться со своим гневом.

— Уберите ее с дороги и суньте куда-нибудь! Свяжите покрепче, я потом ее допрошу.

Мужчины потащили ее прочь.

— Отпустите меня! Как вы смеете так со мной обращаться? Эта свинья — Марк Хардвик? — Она знала, что они ее поняли, потому что они рассмеялись, и один из них сказал:

Нет, эта свинья Маркус Магнус, примипил[18].

— Вы не имеете права так со мной поступать! — закричала Диана, но мужчины отошли и занялись другими делами. Она попала в плен к этим странным, жестоким и нецивилизованным людям! Опустившись в пыль, Диана горько заплакала.

Стоило ей разрыдаться, и она уже не могла остановиться, доводя себя до полного изнеможения. Наконец девушка взяла себя в руки, понимая, что слезами горю не поможешь. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания, и она, еще несколько раз всхлипнув, утерла лицо грязными руками, высморкалась в рукав и затихла.

И вдруг она обратила внимание на расстилающуюся перед ней панораму. Дорога была запружена соревнующимися колесницами, а люди вокруг нее — и те, кто участвовал в гонках, и зрители — были одеты, как римские солдаты. Вне зависимости от роста, цвета волос или веса все они были в прекрасной физической форме. Они выглядят так, как и подобает выглядеть мужчинам, хотя это встречается нечасто, подумала Диана.

Мужчины на колесницах все до одного были на удивление бесстрашны. Казалось, каждый готов скорее умереть, чем проиграть. Они совсем не думали о своей безопасности, сталкивались и переворачивались, стремясь к победе. Те неудачники, чьи колесницы опрокидывались, старались поспешно уползти с дороги, чтобы не попасть под копыта, поскольку никто бы не свернул и не сбавил скорость, чтобы их объехать. Здесь каждый был сам за себя и думал лишь о победе. И все же Диана видела, что они получают огромное удовольствие — так они кричали, смеялись, хвастались и ругались.

Но один человек резко выделялся на общем фоне. Его нельзя было не заметить — Маркус Магнус. Упряжка его белоснежных лошадей производила такое же великолепное впечатление, как и он сам. Диана дотронулась до железного ошейника на своей шее. Ей было жарко, она вся испачкалась и очень хотела пить, но, пока ее не освободят, она ничего не может сделать. Но как только ее отпустят, она обратится к властям и добьется, чтобы их всех арестовали!