– В каком смысле Коля? Ты говорила, твоего зовут Антон!

– Ну да. Моего бывшего, звали Антон. Но мы с ним расстались в прошлый четверг.

– А это тогда кто?

– Это Коля и Серёжа, Кобыркова, ты чё тупишь? Ой, да ладно тебе, не заморачивайся! Пошли уже!

Я не шелохнулась, и ей пришлось сменить тон:

– Да нормальные ребята, Мил, перестань. А если у тебя опять обострение невинности – посмотри по сторонам и спроси своих тараканов – в такой роскоши не всё ли равно кому сосать? Я, например, тоже волнуюсь, потому что даже не знаю, как они нас поделят. Я, может, хотела бы с Серым, а достанусь Коле, и что теперь – истерить?

– Я не пойду.

Сцепила руки на груди, пытаясь унять панику. Вот это попадос! Ленка села рядом.

– Люд, ты чё… Ты чё, не понимаешь, что ли – поздняк метаться! Если мы сейчас не пойдём, если ломаться будем, то они нас просто туркам своим отдадут, и всё! Ты хочешь, чтоб тебя по кругу пустили? Их там человек сто, Люд! Ты сама дура и меня подставляешь… Ну что, что ты мне прикажешь делать?!

Она замолчала, обкусывая ноготь на большом пальце, и я увидела, как дрожит её рука. Ленка боялась не меньше моего, и я вспомнила вдруг сцену из романа «Тихий Дон», где казаки заманили в казарму девку и отымели её всей сотней… Вспомнила описание той девки после того, как её отпустили: с безумными глазами, нелепо сводящая и разводящая ноги…

– Лен, давай сбежим?

– Как? Тут собаки по всей территории. И потом – куда? Ты хоть представляешь, где мы сейчас?

– Примерно.

– А сколько до трассы добираться представляешь? Лесом! Нет, Люд, проще по-хорошему дать хозяевам и не рисковать.

– Лен, я не могу так. Я не могу!

Она зажала мне рот, повалила на кровать.

– Ти-и-ихо ты! Чего ты не можешь? Расслабиться и получить удовольствие – пожрать икры, выпить вискарика и отыметь одного из этих крутяшков? Не он тебя – ты его, Люд! Это игра такая – кто кого. Не будешь дурой, тебя и не будут считать дурой, а понравишься – ещё и бабла дадут! Не нужно тебе, что ли, бабло?

– Лен, зачем? Зачем ты это сделала?

– Я обещала тебе отдых в бане? Я сделала! С Тохой, без Тохи… Да блин, Кобыркова, в чём проблема-то? Ладно я, а ты-то и так ехала сосать незнакомому мужику! Чё ты из себя строишь теперь? Так, всё, хватит! – она вскочила, решительно взлохматила волосы, оправила юбку. – Пошли! Пошли, говорю, пока они за нами не прислали! Дашь разок – не развалишься, целка-невидимка, бля…


Роскошь первого этажа и альтернатива пойти по туркам немного привели меня в чувство. В конце концов, не такого ли первого раза я хотела ещё вчера? И не лучше ли здесь, чем на отсыревшей даче, в спальнике?

В холле пахло шашлыком, огурцами и чем-то травянисто-дымным, сладким. Гашишем, короче. В огромные окна лилось солнце – так ярко и радостно, что внутри колыхнулось предательское «а местечко-то и правда, отпадное!»

– Леди, чужие! – неожиданно раздался короткий приказ, и откуда-то вылетела псина. Оскалила пасть и замерла в паре шагов от нас – одно движение, и кинется.

Ленка вцепилась в меня и тонко заверещала. Собаки – её кошмар. Она всегда обходила их по другой стороне улицы и орала как резаная, если какой-то шавке, даже самой мелкой, удавалось подойти незамеченной. Я тоже их боялась, но не до такой степени. В общажных кварталах всегда бродили огромные стаи. Особенно весело бывало по весне. Дядя Витя из одиннадцатой комнаты привозил тогда откуда-то охотничье ружьё и отстреливал собак прямо средь бела дня. Какие-то погибали, какие-то пугались и убегали, другие, наоборот, озлоблялись, но оставались. Они сбивались в новые стаи, и всё становилось ещё хуже. Тот же дядя Витя рассказывал мне, что собака, она и есть собака. Просто зверь, с которым надо уметь себя вести. Банально, но главное – не впадать в истерику. Ага… пойди, объясни это сейчас Ленке!

– Хорошая девочка, Леди! Фу! Ко мне!

Псина с лязгом захлопнула пасть и исчезла в пятне солнечного света. Человек на диване – я заметила его только теперь – сдавленно, по-идиотски рассмеялся. Знакомая манера. Примерно так же смеялся тот урод, сын тётки Зины-самогонщицы. Вся общага наполнялась этим жутким звуком, когда он приезжал домой между отсидками. Да и его друзья-сидельцы, приходившие отмечать недолгую свободу кореша, хихикали в похожей манере. Как будто у них там, на зоне, есть курсы по дебильному хихиканию. И я боялась таких типов гораздо больше, чем диких собак.

– Это кто тут у нас ходит без моего разрешения?

Мы с Ленкой стояли как вкопанные. Мужик, лет эдак под пятьдесят, сидел, да какой сидел – буквально растёкся по дивану, широко раздвинув ноги, откинув голову на низкую спинку, и тупо скалился. В пальцах его дымился косяк.

– Чё молчим? Леди, чё они молчат? А может, они немые? И-и-и-хи-хи… Ну-ка ты, с сиськами, иди сюда!

Мы с Ленкой переглянулись, но ослушаться я не могла. Осторожно сделала пару шагов вперёд.

– Иди, иди… Сюда садись! – он похлопал рукой по дивану. – Чё, Леди боишься? Или, может, меня? И-и-и-хи-хи…

Я опустилась на самый край, а мужик вдруг подскочил, вихляясь, как на шарнирах, и сел лицом ко мне, закинув руку с косяком на спинку дивана. Долго разглядывал, наконец смачно затянулся, закрыл глаза, задерживая дым, пока тот не полез из его носа сам по себе. Открыл один глаз.

– А ты ничё так… – он показал на меня двумя пальцами с зажатой в них сигаретой. – Люблю, когда с сиськами. Подружку тоже зови сюда.

Я оглянулась, Ленка робко приблизилась.

– Будешь?

Мужик протянул ей окурок. Она испуганно качнула головой.

– С… спасибо, я не курю.

– Чё ты ломаешься? – с неожиданным наездом взвизгнул тот и растопырил пальцы: – Брезгуешь, с-сука? Пыхни! Леди, проследи!

Собака подняла голову, нервно, с повизгиванием зевнула, уставившись на Ленку. Та суетливо взяла окурок, затянулась.

– Нормально тяни, чё ты!

Ленка затянулась по-настоящему.

– И-и-и-хи-хи… Штырит? Не? Херово тянешь. Ещё давай.

Он заставил Ленку докурить косяк, а сам всё пялился на мою грудь – пристально, страшно.

– Ну чё? Штырит?

Я увидела Ленкин рассеянный взгляд, и сердце похолодело. Она глупо улыбнулась.

– Нормально.

– И-и-и-хи-хи! – мужик радостно потёр руки. – Ща ещё забьём!

– Мы их ждём, а они Денчика ублажают. Серёг, ты глянь!

В холле появились Коля с Сергеем. Оба в простынях, на головах шапочки.

– Денчик, красава! Что значит серьёзный человек! Мы их и так и сяк уламываем, ждём там, а ты с ходу в оборот взял!

Денчик закрыл глаза, довольно улыбнулся. Он был обдолбан по самое «не могу». Его тощее – нереально тощее! – длинное тело расплылось по дивану, затерявшись в спортивном костюме. Острый кадык подрагивал, глазные яблоки, обтянутые пергаментными веками, лихорадочно бегали в глубоких глазницах.

– Ден, братиш, мы возьмём девочек, покормим их там, вискариком угостим… Ты не против?

Ден, не открывая глаз, мечтательно поднял брови.

– Только не трахайте их без меня.

– Не, братиш, ну ты чё…

– Да о чём разговор, Денчик! Ты сейчас отдохни, а потом приходи к нам.

Тот вытянул вперёд два пальца – кажется, в своей параллельной реальности он всё ещё держал в них косяк.

– Замётано! Вот эта с сиськами – моя!


Мы прошли в комнату без окон, густо пахнущую тёплым деревом, слегка душную, но уютную. Свет здесь был жёлтый, тяжёлый – такой, что сразу поплыло ощущение реальности, стало казаться, будто на улице уже глубокая ночь. Посреди комнаты стояли приземистые кожаные диваны, составленные буквой «П», а по центру между ними – низкий столик с закусками и бухлом.

Сергей первым делом открыл дверь за большим фикусом, ведущую куда-то дальше:

– Девочки, там раздевалка, парная, душ, бассейн. Вперёд!

Мы с Ленкой оставили парней в комнате отдыха и прошли дальше. По дороге сюда я почему-то представляла, что это будет что-то вроде русской баньки из сказок, в которой Баба-Яга обычно парит Иванушку – с вениками, клубами пара и деревянными ковшами в ушате. Попала же в помещение с тремя дверьми, ведущими ещё куда-то, и овальным бассейном, подсвеченным у самого дна сиреневыми лампами. Пол кафельный, очень красивый – как будто настоящий ковёр расстелен. У стен деревянные лавки, на них полотенца и войлочные шапочки.

– Опа, я же сказала, и простыни будут здесь! – глупо хихикнула Ленка и, зачем-то накинув на голову вытянутую из-под полотенец простынь, заглянула в одну из дверей. – Душевая! Значит, там сортир, а там – сауна…

– Лен, а этот Денчик, он кто?

– Ты же слышала – братишка. Хотя по виду больше на папашку тянет.

Она сняла с головы простынь и вдруг расхохоталась:

– Противный просто капец, а туда же – трахаться хочет!

Я её веселья не разделяла. Думаю, если бы не курево, она и сама была бы сейчас совсем в другом настроении… Обхватила себя руками, чувствуя, как стынет кровь.

– Не нравится мне это… Ты думаешь, он и правда припрётся к нам?

– Не к нам, а к тебе, Кобыркова! Это ж ты покорила его своими сиськами!

Она снова рассмеялась и не могла остановиться до тех пор, пока к нам не заглянул Коля.

– Ну вы чё, бля? Сколько ждать?

***

Ленке было хорошо. Расслабленная косячком, она сразу намахнула одну за другой три стопки вискаря и выглядела теперь абсолютно счастливой. Простыня то и дело соскальзывала с её груди, и в конце концов Ленка обернула её вокруг бёдер, ничуть не смущаясь своих маленьких, призывно торчащих сисек.

Она вела себя совершенно раскованно, шумно. Ложками жрала икру, разбавляла шампанское ликёром и всем видом показывала как счастлива, что всё-таки досталась Сергею.

Я же была её полной противоположностью – прикрывалась распущенными волосами, цедила шампанское и скромно мусолила махонький кусочек шашлыка. Была бы моя воля – и от этого отказалась бы, но Коля настоял. Он вообще был раздражён. И, наверное, если глянуть с его колокольни, было отчего…

Короче, я сразу отказалась раздеваться и заматываться в простыню. Идти в парную или в душ, бассейн – тоже. Это был даже не осознанный отказ, вроде «не буду, и всё тут», а ступор на грани истерики. Меня тошнило от страха. Когда в дверь проскальзывал турок с бархатными глазами, чтобы поставить на стол очередное блюдо овощей или мяса, я вздрагивала и холодела, ожидая, что в этот раз это точно будет Денчик.

Наши «женихи» сначала шумно, но в шутку возмущались, что я не раздеваюсь. Им, похоже, даже интересно было уламывать скромницу. Ленка пыталась им помочь: подсаживалась, гладила меня по спине, обнимала, тискала, бормоча на ухо: «Ну чё ты, Люд, ну нормальные же пацаны…» Но когда я вскочила и, вырываясь из рук отрыгивающего луком Николая, в истерике закружила по комнате – все напряглись.

– Не понял? – вопрошающе уставился на Ленку Коля, а она, невинно дёрнула плечами:

– Да у неё это… месячные пошли.

– И чё? Типа облом, что ли, намечается?

– Ну, почему сразу облом? Сказка! – она помахала перед лицом кулаком, тыча языком в щёку, и подмигнула. – Просто отвал башки!

Коля смерил меня оценивающим взглядом.

– Так ты соска? Мм… Ладно, посмотрим. Штаны оставь тогда, а кофту сними, сечёшь? И давай-ка, выпей, хватит кобениться.


И вот теперь я тоже сидела топлес, прикрывшись распущенными волосами, и с ужасом наблюдала, как Серый, проникнув к Ленке под простынь, расслабленно орудует там пальцами одной руки, а другой наполняет стопки и фужеры. Ленка хихикала и, вымазывая соски икрой, предлагала Сергею закусывать. Скоро и Коля подсел ближе ко мне, откинул волосы за спину и, для начала яростно помяв груди, принялся поочерёдно сосать их, оставляя жирные шашлычные следы. Я, откровенно говоря, уже почти была готова на всё, лишь бы свалить отсюда – чем скорее, тем лучше… Тем более что турок, обновлявший иногда наши тарелки, каждый раз собирал свои мохнатые пальцы щепотью и посылал мне страстные водушные поцелуйчики, а наши самцы только ржали и спрашивали, сосала ли я когда-нибудь у обрезанных…

А потом пришёл Денчик.

Сколько к той поре прошло времени, сказать сложно. Мне казалось, что вечность. Дена уже немного отпустило, и он вёл себя тихо, даже скромно. Коля с Серёгой тут же навели ему виски с колой, положили на тарелку две горки икры – чёрной и красной – и ломоть лаваша.

– Кушай, братиш, кушай. Ты чёт совсем отощал. Как чувствуешь себя?

– Нарзанчика мне лучше плесните, жрать ваще не могу последнее время…

Выпив полстакана газировки, он развалился на диване:

– Ну чё, не трахалися ещё?

– Да как раз собираемся. Разрешаешь, братиш?