— Расслабься и не дергайся, а то будет больно, — не понимая о чем он говорит, ведь мы уже занимались сексом и терпимая боль от первого раза и потери девственности уже позади, я растерялась и подумала, какому еще унижению тот может меня подвергнуть. Его пальцы снова скользнули в меня, но только для того, что бы собрать немного смазки и… растереть ее по анальному отверстию.

— Ты порвешь меня! — в панике закричала я и задергалась более активно, чем раньше, умоляюще прошептала — Не нужно. Я не хочу. Я уже поняла все. Я не буду пытаться сбежать. Клянусь!

— Я трахну тебя в любом случае, — монотонно говорил он, пока его пальцы растягивали меня там, где не было еще ни одного человека. И ни должно было быть. Затем он медленно придвинулся членом ко мне и, едва он вошел головкой, я закричала от дикой боли. — И буду делать это когда хочу… где хочу… и куда хочу… — прорычав сквозь зубы, он резко вошел в меня полностью, а затем замер, словно наслаждаясь моментом. — Будешь сопротивляться — хуже тебе. Запомни раз и на всегда — ты полностью в моей власти. Я говорю — ты выполняешь. Неповиновение — заслуженное наказание.

Понимая, что уже ничего не сделаю, я закусила кулак и, глотая слезы, терпела его уверенные и сильные толчки. У меня не было сил расслабиться, так что можно только представить какой узкой я была внутри. Спустя несколько минут он мощно кончил в меня и прорычал:

— Да… Мышка… Хотя… можешь устраивать такие фокусы каждый день… Мне чертовски нравится твоя упругая задница.

Затем спокойно, словно ничего и не произошло, отстранился и я услышала, как он застегивает свою ширинку.

Сил думать, устраивать разбор ситуации, анализировать свое и его поведения не было. Я чувствовала себя высосанной до дна, опустошенной, отреченной от ситуации и внешнего мира… Когда он обошел стол и я краем глаза увидела его брюки, Роберт монотонно отдал приказ:

— Вставай. Тебе еще нужно выпить таблетку, — ноги были ватные, голова кружилась и тянуло в сон, мысль о том, что нужно опереться руками и поднять свою тушку казалась нереальной, но я не умела отступать и показывать слабость. Посему резко уперлась руками и оттолкнула себя от стола. Удержать равновесие не удалось и последнее, что я помню, как Роберт, непонятно каким образом оказавшись около меня, подхватывает на руки и куда-то несет.

Часть 6

Роберт. Три года назад…


— Сученок… — рыжая бестия наклонилась надо мной, а ее яркие кудри развевались от легкого подвального сквозняка, играя в лучах лампы темными тенями на моем лице — это было первое, что я увидел после пробуждения. Тело ныло, а живот я вообще не чувствовал. — Напугал нас, урод. Думали, уже придется закапывать труп в посадке.

Виола когда-то была любовницей отца. Она работала в престижной Московской клинике хирургом и познакомилась с ним во время одного социального мероприятия, где тот вручал ключи от больницы, которую построил на деньги «ZoMalia Industries». Она резко отличалась от других его пассий: худая, но совершенно не модель; симпатичная, но по-своему, а не по голливудским стандартам; умная, острая на язык, не терпящая лжи и никогда не лгущая. Все это можно было прочитать на ее лице: уставшие, немного осунувшиеся глаза были такими не из-за непосильной работы (после того, как она бросила папу, он закрыл клинику и навсегда отрезал ей пути к построению достойной карьеры), а скорее от общей усталости от всего мира; тонкие губы вечно были сложены в узкую линию и никогда не улыбались; острые скулы делали ее похожей на дистрофика, но не убавляли ее женской, взрослой привлекательности.

Когда она только начала путаться с моим отцом, я все никак не мог понять причины. Она — врач с практикой в США, пятью защищенными диссертациями, с великой целью вылечить весь мир и погруженная в работу с ночи до утра. Мой отец — не пропустивший ни одной юбки ловелас; хозяин самой крупной в стране корпорации, озабоченный только заседаниями на советах директоров, курсом валют и возможными бизнес потерями. Первое время ребенок во мне ненавидел их лютой ненавистью, так как было понятно, что ничего, кроме любви, их свести не могло, но затем я даже прикипел к этой женщине и проникся к ней симпатией.

Первым не выдержал серьезных отношений папа и изменил Виоле с секретаршей. Не знаю как, но она узнала и просто ушла, а от отца так просто еще никто не уходил. Он не стал унижаться и просить ее вернуться, хотя очень страдал, он просто испоганил ее жизнь, вогнал в долговую яму и депрессию длинною в жизнь. Теперь она зарабатывает на проживание незаконными операциями на дому и я был тем человеком, который поддерживал ее материально, скорее из жалости, а не из-за сильной любви.

Именно поэтому я попросил девушку в переулке позвонить Виоле, был уверен, что она не посмеет отказать. Девушку… Перед глазами снова появился этот темноволосый ангел с детским, непосредственным лицом… От одной мысли, что она все же не побоялась и спасла меня, по телу разливалась гордость, словно она была моей… Кем? Понятия не имею, но кем-то очень дорогим сердцу. Даже сейчас я понимал, что это первый человек в моей жизни, который сделал что-то для меня бескорыстно, просто по велению души.

— Девушка… — прохрипел я и поморщился, чувствуя как каждая сказанная мною буква отдает болью в рану. — Где?.. Она нужна мне… Позови…

— Тише-тише… — она, словно мать, аккуратно поправила жгут на моем животе и обеспокоенно сказала: — На тебе закончилось обезболивающее… Так что скоро пройдет действие первой и последней порции — будь готов к адской боли. Кстати, я не звонила твоему отцу. Должна была? — я отрицательно помотал головой и она согласно кивнула, — Спасительница твоя в коридоре сидит. Представляешь, звонит ночью телефон. Смотрю — Роберт! А в трубке — какая-то девочка! Говорит, типа, тебя пырнули ножом, ты без сознания и срочно нужно спасать, — я грустно усмехнулся, понимая, какое «счастье» доставил Виоле этим вечером… или утром? Из-за задвинутых створок ничего не было понятно. — Позвать ее? Она отказывалась уходить, пока не удостоверится, что ты жив. Говорит, не сможет жить с мыслью, что убила человека…

Что-то кольнуло в груди и это не рана. Что-то приятное, разливающееся теплом по животу и даря прилив сил и нежности в адрес незнакомки.

— Полина, иди сюда! — Виола закричала так, что я решил — все Полины Москвы сбегутся ко мне, но дверь медленно и неуверенно открылась, а в нее вошла хрупкая девушка, испуганно осматривая подпольный хирургический кабинет. Сейчас, пребывая в здравом рассудке, я мог оценить ее более детально: маленькая и хрупкая, как фарфор; худая, но с пышным бюстом; волосы доставали почти до талии и завивались легкими и аккуратными локонами; пухлые губы напоминали сердечко и так и манили поцеловать их или потрогать пальцами; пухлые щечки придавали ей какой-то детский вид, говоря, что их хозяйке нет и пятнадцати; зато умные темные глаза делали ее старше и ярко отображали все эмоции хозяйки, раскрывая их окружающим, как книгу. Мне бы хотелось ее почитать, причем от корки и до корки.

— Спасибо, — впервые в своей жизни я сказал это слово искренне, надеясь донести до нее, как сильно я поражен ее самоотдачей, характером, красотой… Мне хотелось обнять ее и никогда не отпускать, но я понимал, что сейчас не в состоянии даже встать, — Сколько тебе лет?

— Шестнадцать… — робко ответила она, делая первый шаг в мою сторону. — А что?

— Я думал, тебе нет и пятнадцати, — честно признался и улыбнулся своей самой очаровательной из заготовленных улыбок. Но, на мое глубочайшее удивление, девушка никак не отреагировала. Ее больше интересовала моя рана и синяк на лице, которые она изучала с холодностью хирурга. Полина, так кажется ее назвала Виола, смотрела на меня не так, как другие девушки. Она смотрела НА меня, а не СКВОЗЬ, и видела просто человека, обычного парня, возможного друга, без одной задней мысли и злого умысла.

«Точно, ангел!» — подумал я, а потом наивно решил для себя — «Этот ангел будет моим. Любой ценой. Чего бы мне это не стоило».

— Ты побудешь со мной немного? — мягко спросил я, чтобы не спугнуть ее.

— Вообще-то, я хотела только убедиться, что ты жив и я не зря тебя послушала, привезя… сюда, а не в больницу… — она снова бросила сканирующий взгляд на мою рану и монотонно заключила: — Слава богу, с тобой все хорошо. Теперь я могу уйти домой с легким сердцем.

— Прошу тебя, останься… — впервые в жизни мне жутко не хотелось с кем-то расставаться и эти внезапные чувства к почти незнакомой девушке пугали так же сильно, как и радовали. Ведь теперь я точно знал, что встретил ее — мою единственную. Она не должна уйти. — Мне бы хотелось общаться с людьми, а как ты понимаешь, в этот подвал никто кроме Виолы и тебя зайти не сможет.

Полина немного растерянно посмотрела на женщину, с интересом наблюдающую за нашим разговором, и Виола кивнула, подтверждая мои слова.

— Мне сегодня нужно быть на учебе. Важный день. — спустя целую вечность сказала она, а затем ее взгляд завис на стене, словно она что-то просчитывала в уме. — Но в восемь тридцать вечера я могу быть здесь. Не больше получаса и только один раз. Больше никогда.

— Отлично! — снова улыбнувшись девушке, я знал, что ей, как и всем другим девушкам, будет достаточно всего получаса, чтобы понять — она влюблена в меня по уши. Но ее равнодушная реакция на мою улыбку и молчаливый уход немного сбил меня с толку.

— Мне не нравится твой взгляд, — Виола с сожалением смотрела в след ушедшей девочке и, повернувшись ко мне, твердо сказала: — Притормози и дай ей уйти. Это не твой уровень.

— Заткнись! — все еще продолжая смотреть в след ушедшей Полине, я уже начинал строить планы на нашу дальнейшую жизнь. Ей всего шестнадцать, а это значит, что она — школьница. Наши отношения вызовут осуждения отца да и всего его мира. Но мы справимся, потому что ради тех эмоций, что я получаю находясь рядом с ней, я готов на многое, — Делай свою работу молча. Завтра в восемь тридцать я должен быть в состоянии очаровать ее раз и навсегда.

* * *

Полина. Наши дни…


Туман, погружающий меня куда-то вглубь моего сознания, начал быстро распадаться и я тяжело открыла глаза, которые, по ощущениям, весили каждый по сотне килограммов. Все было таким не четким и совершенно незнакомым. Чужая комната и я, укрытая лиловым шелковым покрывалом на голое тело, — все не сулило ничего хорошего.

Непонятные огоньки, звездочки и белые вспышки все еще плясали у меня в глазах, но я отчаянно проморгалась и внимательно, с особым усилием, осмотрела расплывающуюся перед глазами комнату: белые стены — где-то сделанные под рифленую плитку с тонким ребристым узором, где-то мягкие, словно в сумасшедшем доме, а где-то покрыты обоями, с выбитым по ним золотистым орнаментом. Мебель тоже белая, а все мелочи, типа столов, стульчиков, подсвечников, ламп и тому подобного — прозрачные. Было ощущение, что над этой комнатой поработал хороший дизайнер, но и в тоже время чувствовалось, что тут еще никто не жил. Одеяло пахло новизной, мебель — деревом, а подсвечники — магазином. Мне не нужно было принюхиваться, чтобы уловить этот запах, так как других в комнате не было — я находилась в самом центре некого места, где только закончили ремонт и еще не успели даже проветрить.

Меня отвлек тихий стук в дверь и я инстинктивно натянула на себя покрывало по самое горло, стараясь не поддаваться панике. Ягодицы сильно ныли и стреляли судорогами боли в позвоночник, хоть кто-то и подложил под них мягкую подушку.

Не дожидаясь моего разрешения, в комнату вошел Роберт. В голове снова прокрутились недавние события, как страшный сон, а тело, особенно филейная его часть, заныла, словно подтверждая воспоминания нотариально.

— Как ты себя чувствуешь? — мужчина с закатанными рукавами рубашки, но все в том же костюме, сел на край постели и положил ладонь на мою голову, после чего перевел ее на шею и спустя целую минуту заключил, как доктор: — Пульс в норме. Теперь перевернись на спину, — мои глаза в миг округлились и слезы были уже на подходе. Не знаю, чего он от меня хотел, но явно ничего хорошего, — Я принес успокаивающую мазь. Она поможет унять боль и спокойно высидеть целый вечер.

«Какое благородство! А кто виноват в моих ранах, а? Пошел ты!» — обозлился на него внутренний голос.

«Но ведь попу и правда печет, словно я сижу не на мягкой подушке, а на иглах или раскаленных углях…» — спорила с ним я же.

— Ну? — Роберт достал из кармана мазь и показал мне ее, мол, ничего подозрительного. Подумав еще секунду, я все же аккуратно начала переворачиваться. Видя мои неловкие движения, больше похожие на судороги, он подхватил меня под бок и резко перевернул. Так как тело было уже голым, то ему было достаточно только поднять покрывало и начать смазывать раны. — Будет немного щипать.