— Почему в старшей школе…

— Человек, с которым у моей матери был роман, был гребанным директором. — Поморщившись, я откинула волосы назад и стянула их в причиняющий боль узел. Я представляла, как дергается у корней каждый волосок, норовя вырваться наружу. Это было пыткой, она возвращала меня на землю так, что я могла говорить. — Его дочь, она была того же возраста, что и я. Она ненавидела меня особенно сильно, я думаю. Я не понимаю почему… не совсем, — сказала я себе под нос. — Может, она просто направляла на меня гнев и ярость своей матери. В любом случае, я страдала из-за этого.

— Это ужасно! — Выдохнула Бренда. Я не заметила, что она приблизилась, и ее рука с маникюром неожиданно опустилась на мое плечо. Ожесточившись, я старалась не отталкивать ее. — Ты не сделала ничего плохого, без сомнений кто-то должен был осознавать, что ребенка наказывали совершенно беспричинно? Никто не сделал этого?

— Городишко осуждал мою мать за скандал, но все они вымещали все это на мне- учителя, бизнесмены, мои собственные родители- все, кроме Шона. — Я мысленно представляла усмешку своего брата. — Он был тем, кто вмешивался, когда надо мной издевались. — Я не любила эти воспоминания о том, как меня толкали, вырывали волосы и крали одежду. — Шон всегда приходил мне на помощь.

Нет. Не всегда.

Момент, когда все разлетелось на части. Когда те девчонки взяли мою гитару и сломали ее. Сжатые Брендой, мои пальцы сочувственно дрогнули. Моя первая гитара так много значила для меня. Она досталась мне после Шона, но на была моей.

А потом они сломали ее.

А потом их сломала я.

Кровь, выбитые суставы, кровь в моих венах бежала, напоминая тот день, когда я наконец сорвалась и дала отпор. Тот день, когда я встала на свою защиту и рискнула потерять все.

И Шона там не оказалось, чтобы помочь. И потом его тоже не было. Где он был в тот день? Почему его не было рядом со мной, когда я … когда я …

Ее рука снова сжала меня. — Твое лицо снова поменяло выражение от абсолютного счастья до полнейшего поражения.

На этот раз я ненавидела ее проницательность. Я сомневалась, рассказывать ей о том, как я практически попала под содержание под стражей для несовершеннолетних, что свершилось какое-то чудо, которое для меня до сих пор непонятно, что удалось убедить родителей не втягивать меня во все это. Они, как никто другой, лелеяли идею о том, чтобы упрятаться меня подальше.

Нет, ей не нужно знать эту часть моего прошлого. — Этот разговор начался потому что ты хотела знать, почему я привыкла к тому, что люди меня ненавидят. — Мое тело отпрянуло от нее, я ненавидела то, как грусть расцвела у нее в глазах. Я не хотела, чтобы кто-нибудь еще испытывал грусть по этому поводу. Вот как обстоит дело. Я не привыкла к этому, не совсем. Я никогда каким-то магическим образом не приспосабливалась к ненависти. Я просто затаилась внутри себя, создала раковину, нашла что-то, чтобы … чтобы отвлечь себя от всего.

Нашла путь, чтобы чем-то заменить боль.

Вздрогнув, я провела пальцем по внутренней части своей правой руки. Я могла почувствовать небольшие зазубрины старых шрамов, они формировали границы стен замка на моей татуировке.

Рыжая подняла на меня свой взгляд, а потом плавно, словно сироп патоки стекающий по стенке, опустила взгляд на мою татуировку. Она не озвучила это, ее подозрение, обвиняющая вспышка жалости на ее лице, говорила о том, что она знала.

Бренда знала, о чем я говорила.

Хорошо, эгоистично подумала я. Теперь, я не должна говорить об этом вслух. Да, Бренда. Я была из тех девочек, которые занимались членовредительством. Моя ладонь сдавливала мое же запястье до тех пор, пока кожа не побелела. Но нет.

Больше такого не будет.

— Что изменилось? — Неожиданно спросила Бренда, затихая, как будто я была оленем, который мог сбежать.

Моргающая, потерявшаяся в своих мелькавших мысля, я сосредоточилась на морщинках, собравшихся над ее бровями. Она так за меня беспокоилась. И я, загонявшая себя в этот шар одиночества и вины. Осознание этого заставило меня усмехнуться.

Рот Бренды исказился от шока, подталкивая меня еще дальше, пока я не начала утирать слезы с глаз. — Что это, Лола?

— Извини, извини. — Стресс отступил, когда я осознала не ее вопрос, а свой ответ. — Ты спросила меня, что изменилось. — Протянув руку, я накрыла ее пальцы своими. Радостное удивление в ее глазах вызвало у меня волнение. — Ответ может заставить тебя посмеяться.

Ее язык пробежался по нижней губе.

— Расскажи мне.

Что произошло, что заставило меня измениться? Что тогда перевернуло мою жизнь? На моей молочной коже татуировка была выжжена моей памятью.

— Я слушала Four and a Half Headstones.

Глава 4

Дрезден

Место сбора — бар, известный как «Belly Up», был окружено нетерпеливыми поклонниками. Я мог видеть их через окно автобуса. Однако, я был уверен, что они не могли увидеть меня, но многие очень старались.

— Хочешь пойти туда?

Это сказал Кольт, я не удосужился посмотреть на него. — Я хочу, чтобы Бренда сняла свой долбанный телефон, вот, что хочу.

Он низко пригнулся, так, что его пирсингованное ухо было перед моим лицом, он уже больше не носил повязку после драки с Джонни в баре. — Она не отвечает по какой-то причине.

— Да что ты говоришь, — пробормотал я. — Эта самая «причина» очень меня беспокоит.

— Ты пробовал позвонить Лоле?

Пальцы находят твердый очертания телефона у меня в кармане. Три долбанный раза. Я звонил ей снова и снова, она не отвечала.

— Да, — это все, что я ответил.

Находясь в ауре моего мрачного настроения, Кольт выстукивал ногтями неизвестный ритм. Какое-то время это было единственным, что нарушал тишину, это и приглушенный рев толпы. — Послушай, — начал он, обращаясь больше к окну, чем ко мне, — ты не можешь здесь сидеть и переживать. С ними все в порядке, просто они опаздывают. Бренда была зла на тебя до этого, так? Держу пари, что она берет трубку из-за этого.

Я задумчиво посмотрел на него. — А Лола? Какая у нее причина?

— Я … послушай, Дрез, — он тяжело вздохнул. — Я не знаю. Может, она просто занята, или, возможно, Бренда не разрешает ей отвечать. Такое же возможно, правда?

Отстранившись от окна, я слегка нахмурился. Бренда могла сделать это, зная ее и как ей нравится следовать своим «пунктикам» и остальному дерьму. Когда я посмотрел на Кольта, я понял, что он с триумфом ухмылялся мне. — Поскольку наш внимательный менеджер так и не появился здесь с продуктами, то не хотел бы ты что-нибудь перекусить до саунд-чека? — Спросил я.

— Да, черт возьми! — Открыто смеясь, Кольт поднялся, и я хлопнул его по спине. — Эй, Портер! — Басист высунул голову из своей комнаты. — Давай, пойдем перекусим что-нибудь. Я голодный.

Вместе мы вышли из автобуса. Этот мир приветствовал нас волной криков, охрана сдерживала толпу металлическими заборами. Девушки размахивали плакатами, которые говорили об их любви к группе или конкретно ко мне.

Портер и Кольт были более щедры на ответные улыбке, чем я. Даже под шквалами обожания фанатов, мои мысли были зациклены на том, где могла быть Лола. Неизвестность отравляла мне кровь. Она проникла так глубоко, что не давала мне спокойно вздохнуть.

Обогнув угол, мы скрылись за зданием. Трейлеры и фудтраки заполняли стоянку, знакомый караван, который ознаменовывал собой наше турне. Соблазнительные, приятные запахи смягчили собой мои переживания. Я был жутко голоден, может удовлетворение одной из моих основных потребностей немного бы успокоило меня, пока Лола не вернулась.

Это сильное желание, которое требует удовлетворения. Гамбургер ничем не поможет. Это не остановило меня перед тем, чтобы схватить один с тележки, продавец просиял, увидев меня. Его торжествующее выражение лица говорило «ты не должен платить мне!». Но я не такая задница.

Я полез в задний карман за своим бумажником, пытаясь извлечь его в промежутках между кусами еды. Рука, тяжело опустившаяся на мое плечо, заставила меня замереть. — Вот, я заплачу за тебя, — сказал Шон.

Брат Лолы.

— Вот, — говорит он, бросая «пятерку» продавцу. — Этого должно хватить.

Отходя назад, не скрывая своего подозрения, я смотрю на гитариста. Шон был ниже меня, но ненамного. — Я не нуждаюсь в твоей гребанной благотворительности, Шон. — С гамбургера капает прямо мне на запястье, но я не обращаю на это внимание.

Его улыбка дрогнула, но он удержал ее. — Ну, нахрен. Это называется быть «милым». Знаком с этим?

Боковым зрением отмечаю Кольта и Портера, которые появились рядом со мной. Точно так же, как и участники Barbed Fire подошли сзади к Шону. Я не знал их хорошо, но в растущей напряженности я отметил размеры блондина слева. Барабанщик, если я не ошибаюсь. Мой взгляд двигался медленно. А тот тощий мудак, должно быть, был вокалистом. Меня поразило то, что я должен был испытывать стыд за то, что не знал те группы, которые сопровождали нас в турне.

Но это было мое турне. Я знал, что мне было нужно.

— Итак, ты был мил со мной, — сказал я, не скрывая своей неприязни. — Зачем, чего ты хочешь?

Шон поднял подбородок, его глаза- необычайно голубые и такие похожие на глаза Лолы — переместились на Кольта, потом на Портера, прежде чем вернуться ко мне. — Ты ведешь себя так, как будто это странно, что я хочу быть с тобой милым.

В отчет на это я только откусил кусок от своего бургера.

Он продолжает сверлить меня взглядом. Я почти был уверен в том, что он нанесет удар, желая, чтобы он осмелился сделать это. Насчет этого парня я был уверен, что он люто ненавидит меня. Независимо от того, как я сказал ему о том, что он был недостаточно хорош для моей группы несколько лет назад, даже если бы он позволил этой злобе выйти наружу…

Прошлой ночью я трахнул его сестру.

Я был абсолютно уверен, что ему было известно об этом.

Я покончил со своей едой раньше, чем он снова заговорил. Это было хорошо, в противном случае я бы задохнулся. — Послушай, — пробормотал он, с неловкостью глядя в сторону. — Лола не отвечает на мои звонки. Понимаешь? Я просто хотел пойти поговорить с ней. Ты можешь вывести ее из автобуса ко мне?

Еда тяжелым грузом упала в мой желудок. — Она на твои звонки тоже не отвечает?

Шон мотнул головой, его глаза блестели от нескрываемого шока. Это снова потрясло меня, то насколько он был похож с девушкой, которой я был одержим. — Лола не с тобой?

— Она уехала с Брендой, чтобы купить кое-что, — сказал Портер, выступая вперед, нарушая наш диалог. — Скорее всего, они где-то задержались.

Лицо исказилось от ярости, что его бровей практически не было видно. Шон вцепился пальцами в футболку моего басиста. Он тянул Портера, пока они не оказались нос к носу. Это было быстро, слишком быстро, чтобы кто-то отреагировал. — Откуда, черт побери, ты можешь знать, что все в порядке? Скажи мне, куда, черт побери они уехали!

Парень был гибким и крепким, я не думал, что он представлял собой угрозу для Портера. Мне по-прежнему, мать его, не нравилось, что он трогал моего друга. Движимый неприязнью, бурлящей у меня в крови, я сдавил запястье Шона, отдергивая его от басиста. — Отвали, нахрен, мужик. Мы же не хотим устроить здесь драку.

— Ты даже не беспокоишься о ней? — Выплюнул он, пытаясь вывернуться из моего захвата. Надо отдать ему должное, Шон был сильным.

Просто я был сильнее.

Притянув его к себе одним движением, я толкнул его на тротуар. — Конечно, я, блядь, беспокоюсь! — Этот всплеск энергии был таким искушающим. Это наполнило меня единственной целью, предоставляя мне место, куда я мог направить свои так быстро растущие заблуждения по поводу того, что произошло с Лолой. Мое тело горело от адреналина, вызванного стрессом.

Шрам на моей пояснице горел.

Большой светловолосый парень рядом с Шоном двинулся вперед. Я думал, что он собирался помочь участнику своей группы. Вместо этого, он обрушил на мою голову свой огромный кулак. Я отклонился в сторону, но моя уловка не была необходима — Кольт врезался в парня, обхватывая его торс руками, когда они упали на дорожное покрытие парковки.

Шон кричал на эту «парочку» пока они боролись. — Шарк! Отвали от них! Не лезь в это! — Ни один из них не обратил внимания на его крик. Их потасовка закончилась только тогда, когда Портер и последний- безымянный участник Barbed Fire — вмешались. Вместе они растащили парней… но мне надоело просто смотреть.

Наклонившись, я схватил Шона Купера за волосы и сжал их. Его возглас от неожиданной боли был просто очаровательным.