Гревилл заметил, как заблестели ее глаза, как внезапно дернулись губы, и расслабился. Пусть между ними множество неразрешенных вопросов, Аурелия не допустит, чтобы они помешали ей, как следует исполнить свою роль.

— Больше чем устраивает. — Он протянул руку через разделявшее их узкое пространство и взял ее ладонь. — Я знаю, что ты будешь, великолепна, моя дорогая, ты просто создана для этой работы.

Он говорил это и раньше, но повторения всякий раз заново возбуждали ее, наполняя ощущением собственной силы. Сегодня вечером не должно существовать ничего, кроме их партнерства и спектакля, который они будут играть.

Карета остановилась перед особняком графа Лессингема на Беркли-сквер. Из дома выбежал лакей и открыл дверцу кареты раньше, чем Джемми успел спрыгнуть со своего сиденья рядом с кучером.

— Добрый вечер, сэр Гревилл, леди Фолконер. — Лакей, придерживая дверцу, предложил Аурелии руку.

Она спустилась на мостовую, озадаченная тем, что лакей узнал их карету — довольно скромную, без герба на стенке.

Гревилл выбрался из кареты самостоятельно.

— Благодарю, — произнес он слуге, кивнув. — Вы очень приметливы.

— Мне было приказано ждать вас, сэр, — ответил тот, пряча в карман протянутую ему Гревиллом монету. — Большинство гостей приходят на суаре ее сиятельства пешком либо приезжают в наемных экипажах.

Гревилл понимающе улыбнулся, предложил Аурелии руку, и они проследовали за лакеем в освещенный холл.

— Почему пешком? — прошептала Аурелия.

— Беженцы… слишком бедные, чтобы позволить себе личный экипаж, — пробормотал Гревилл. — Или не желают признаваться, что могут себе это позволить… что само по себе крайне интересно. Кстати, если получится, выясни, есть ли у дона Антонио средства передвижения.

Аурелия едва заметно улыбнулась, но на ее лице не отражалось ничего, когда она поднималась по лестнице, чтобы поздороваться с хозяйкой, ожидающей их наверху. Донна Бернардина, чьи пышные округлости были подчеркнуты платьем из розового газа на алом атласном чехле, плотно обхватывающем ее фигуру под полной грудью, широко раскинула в стороны руки, как оперная певица, готовая запеть свою арию. Аурелия задержала дыхание, испугавшись, что из-за этого экстравагантного жеста пухлые груди леди вывалятся наружу, как два перекормленных поросенка. К счастью, этого не случилось.

— Леди Фолконер, как хорошо, что вы пришли! — Черная мантилья донны Бернардины была пришпилена к ее декольте рубиновой брошью, из ушей свисали массивные бриллиантовые серьги, а на шею были намотаны три нитки восхитительных жемчугов. — Она с сияющей улыбкой повернулась к Гревиллу. — И сэр Гревилл. Добро пожаловать.

Гревилл склонился над пухлой белой рукой — унизанные кольцами пальцы заканчивались длинными алыми ногтями.

— Леди Лессингем.

Графиня повела их через двойные двери в большую комнату, обставленную мебелью, роскошной и так же бросающейся в глаза, как и сама хозяйка. Шторы из жатой ткани, множество шелковых подушек на глубоких бархатных креслах и позолоченных диванах, богатые персидские ковры, массивные картины в золотых рамах…

В салоне располагались две или три группы гостей. В дальнем углу комнаты за фортепьяно сидела женщина. Негромкая музыка естественно вливалась в гул разговоров.

Гревилл быстро окинул взором гостей. Дона Антонио Васкеса среди них не было. Гревилл с улыбкой повернулся к жене:

— Позволь мне, дорогая. — Он ловко поправил коричневатую шаль на плечах Аурелии.

Она мгновенно поняла, что их жертва пока не прибыла, и слегка расслабилась — взяла бокал с шампанским с подноса проходившего мимо лакея и стала отвечать хозяйке, представлявшей им гостей.

Примерно с час Аурелия бродила среди приглашенных, обменивалась с ними любезностями, привыкала к их английскому с сильным акцентом. Она знала, что должна запомнить как можно больше разговоров, прислушиваться ко всему, что могло содержать намек на какую-нибудь необычную деятельность или интерес. Отсутствие дона Антонио не означало, что вечер потрачен напрасно. Пара-тройка этих серьезных озабоченных джентльменов наверняка были агентами Наполеона, и Аурелия вполне могла услышать что-нибудь полезное.

Гревилл придерживался своего маршрута, время, от времени кидая взгляд в сторону Аурелии, чтобы убедиться у нее все в порядке. Когда дворецкий возбужденно объявил о прибытии дона Антонио Васкеса, Гревилл даже головы не повернул в сторону двери, продолжая негромко беседовать с пожилой матроной, оплакивавшей потерю своих сокровищ — ей пришлось их оставить, когда ее сын вывез все семейство в ссылку буквально перед самым носом узурпатора.

Аурелия услышала имя, и волосы у нее на затылке словно встали дыбом, но она тоже не стала поворачиваться до тех пор, пока донна Бернардина не направилась величественно в ее сторону. Рядом с ней шел новоприбывший.

— Леди… джентльмены… я уверена, некоторые из вас уже знакомы с доном Антонио.

Послышалось согласное бормотание, начали пожимать руки, обмениваться поклонами, и вот дошла очередь до Аурелии. Она протянула руку высокому изящному джентльмену с бородкой клинышком и угольно-черными глазами. Волосы у него были длиннее, чем предписывалось модой, и слегка завивались на широком лбу. Он был одет во все черное, за исключением белой рубашки, и это ему шло, подумала Аурелия, запоминая его внешность с почти клинической точностью. Вызывающе красивое лицо привлекало внимание, рот имел жесткое очертание, а длинный нос напоминал ястребиный клюв.

Аурелия решила, что ей не хотелось бы в одиночку встретиться с доном Антонио Васкесом на темной улице. В его гибкой высокой фигуре чувствовалась грация опасного хищника. Пока их представляли друг другу, она почувствовала, что дон Антонио каким-то образом заинтересован в ней. Его рука была сухой и холодной, пальцы длинными и белыми, на безымянном пальце правой руки — золотое кольцо с огромным изумрудом. Он эффектным аристократическим жестом поднес руку Аурелии к своим губам и поцеловал ее, поклонившись столь низко, что в лондонском обществе это выглядело почти старомодным.

— Леди Фолконер, я в восторге. — Его голос звучал мягко и медоточиво, со слабым, но чарующим акцентом, а рот улыбался — в отличие от глаз.

— Дон Антонио, рада с вами познакомиться, — отозвалась Аурелия с теплой улыбкой. — Давно ли вы в Лондоне?

— Всего лишь три недели, — произнес он, взяв с подноса проходившего мимо лакея бокал шампанского. — Недостаточно долго, чтобы почувствовать себя здесь как дома. — Он сделал глоток шампанского. — А вы, леди Фолконер, разумеется, в Лондоне как дома?

— Я живу здесь некоторое время. Но вообще мой дом в деревне. В Нью-Форесте. Вы там бывали? Это одна из самых привлекательных и древних частей Англии.

— Увы, нет. Я видел всего лишь один город — Дувр, где сошел на берег, и окрестности вокруг своей квартиры. Гросвенор-сквер — прелестный парк, но в нем нет величия наших мадридских парков.

— Вероятно, нет, сэр. Признаюсь, я бы хотела посетить Мадрид. — Аурелия, словно задумавшись, похлопала себя по губам закрытым веером. Гревилл поймет — хотя сражение уже началось, пока ей помощь не требуется. — Но вы сказали, что живете на Гросвенор-сквер?

— Рядом с ней. Адамс-роу, кажется, это называется так.

— Да, действительно. Похоже мы с вами соседи, дон Антонио. Саут-Одли-стрит находится буквально в одном шаге от вас, настолько близко, что даже карета не требуется.

— Какое чудесное совпадение! И как удобно, потому что у меня кареты нет. Ненужные расходы — здесь, в Лондоне, очень легко добыть наемный экипаж. Может быть, вы позволите нанести вам визит, миледи?

«Ты не из тех джентльменов, что привыкли к грубым, грохочущим, вонючим наемным экипажам», — думала Аурелия. Почти невозможно было представить себе этого элегантного мужчину устраивающимся на потрескавшихся, грязных сиденьях кеба.

Она приветливо улыбнулась.

— Я буду, счастлива, видеть вас, сэр. Вы знакомы с моим супругом, сэром Гревиллом?

— Не думаю, — тут же ответил он, повернув голову на ее жест, и снова обратил свою холодную улыбку на Аурелию. — Ваш супруг — вон тот высокий джентльмен, беседующий с нашим хозяином?

Она кивнула:

— Тот самый.

— Полагаю, я видел его в парке. Он был там с маленькой девочкой и очень большой собакой. Это выглядело совершенно очаровательно.

— Это моя дочь. — Аурелия почувствовала, что по спине пробежала дрожь, словно она стоит на ледяном сквозняке.

— Хорошенький ребенок, мэм. Мои поздравления. «Держись подальше от моей дочери!» Ей пришлось прикусить язык, чтобы не прокричать это вслух.

Аурелия сумела выдавить смешок, хотя ей самой он показался очень фальшивым.

— Не думаю, что это моя заслуга, дон Антонио.

— О, она очень похожа на свою мать, это ясно всем, — галантно поклонившись, ответил он.

«Играй свою роль, — приказала себе Аурелия. — Думай об этом, как об игре в шарады».

Она похлопала ресницами, раскрыла веер, полуприкрыв им лицо, кокетливо улыбнулась и пробормотала:

— Вы мне льстите, сэр.

Гревилл, внимательно следивший с другого конца комнаты за каждым движением ее веера, сообщение понял Аурелия говорила ему, что все идет гладко.

— Может быть, я могу показать вам Лондон, дон Антонио?

— Это для меня большая честь, леди Фолконер. — Его взгляд метнулся к Гревиллу и обратно. — Если ваш муж не будет возражать.

Собственный смех снова прозвучал для Аурелии неискренне, но она понадеялась, что человек, ее не знающий, этого не заметит.

— В Лондоне, сэр, дамы не живут в карманах у своих мужей.

Он с серьезным видом поклонился.

— Мы в Мадриде живем в куда более косном обществе, леди Фолконер. Весьма старомодном, осмелюсь сказать, по лондонским меркам.

Аурелия подмигнула ему над веером.

— Вы что, не одобряете нашего свободного и непринужденного лондонского образа жизни, сэр?

— Ну что вы, мэм, — сказал он, прикрыв глаза. — Просто к нему нужно привыкнуть. Но вокруг столько очаровательных и любезных дам, что я уверен, на это потребуется совсем немного времени.

И еще раз Аурелия внезапно ощутила жутковатый холодок и подумала, что дон Антонио Васкес играет с ней. До сих пор она считала, что сама ведет партию, но теперь уже не была в этом так уверена. Она начала сомневаться, что контролирует ситуацию. Аурелия раскрыла веер, вывернув запястье к правому плечу, и лениво обмахнула лицо.

Гревилл оказался рядом с ней так быстро, что это было просто невозможно.

— Дорогая, мне кажется, я незнаком с вашим собеседником.

К удивлению Аурелии, ей почудилось, что муж говорит слегка невнятно. Она украдкой посмотрела на него и подумала, что, и глаза у него немного остекленели. Аурелия представила мужчин, легким тоном сказав:

— Похоже, дон Антонио наш сосед, Гревилл. Он поселился на Адамс-роу.

— Мне кажется, позавчера я видел вас на Гросвенор-сквер, — произнес испанец. — Вы сопровождали прелестную девочку и ее собаку.

Гревилл уставился на него над ободком своего бокала, помаргивая, словно сомневался, что видит все правильно.

— Что-то я вас там не заметил. — Он тряхнул головой. — Надеюсь, без обид?

— Ну конечно, — ответил дон Антонио. — Мое внимание привлекла собака. Не так часто встречаешь ирландского волкодава. — Его губы изогнулись в некоем подобии улыбки.

Гревилл расхохотался. Рука его дрогнула, шампанское выплеснулось на пол.

— Это точно, не часто.

Аурелия была потрясена. Она могла поклясться на могиле своих родителей, что полковник, сэр Гревилл Фолконер, в жизни не напивался, однако пьяного имитировал блестяще. Но зачем? Разумеется, он успешно отвлек от нее внимание испанца, так что теперь она снова обрела хладнокровие, которое едва не утратила.

Аурелия повернулась к дону Антонио, ослепительно улыбнувшись:

— Я очень надеюсь, что вы нанесете мне визит на Саут-Одли-стрит, дон Антонио. Мне просто не терпится выполнить свое обещание и показать вам достопримечательности нашего города. У меня есть собственное ландо, так что вам не придется думать о средстве передвижения — я буду, счастлива, взять вас с собой. — Таким образом, она сообщала Гревиллу ту самую информацию, которой он особенно интересовался.

Испанец поклонился.

— Буду вечным вашим должником, миледи, и предметом зависти окружающих.

Аурелия укоризненно похлопала его по руке веером. Глаза ее сверкали, губы расплылись в жеманной улыбке.

— Я протестую, сэр! Вы мне бесстыдно льстите! Он взял ее руку и поднес к губам, воскликнув:

— Протестовать должен я, миледи! Вы обязаны меня простить, потому что я говорю совершенно искренне.