Но в такой же степени Гревилл был уверен, что нельзя подвергать Аурелию опасности, разрешая ей действовать самостоятельно.

— Я не могу допустить, чтобы ты вела себя чересчур самонадеянно, — произнес он, осторожно подбирая слова. — Мы уже решили, что дон Антонио — человек очень опасный, и я не думаю, что ты готова работать с ним в одиночку. Даже с телохранителем. Совершить промах очень легко. То, что ты добилась успеха в очень простых заданиях, не значит, что ты можешь начать бегать раньше, чем научишься ходить.

— Тебе не кажется, что это оскорбительно? — воскликнула Аурелия, вскакивая на ноги.

Гревилл вздохнул и попытался нащупать тропинку через зыбучие пески:

— Я не хотел обидеть тебя, Аурелия, но в нашем деле есть непреложное правило, которому обязаны следовать мы оба: это то, что командую здесь я. Я не вправе подвергать тебя риску. Делай так, как я говорю, и будешь в полной безопасности. Пока мне нужно от тебя только одно — общайся с ним, и я попытаюсь выяснить, что он задумал. Все очень просто.

Гревилл подошел к Аурелии и взял ее руки в свои.

— Наверняка ты понимаешь, что я имею в виду.

— Да, понимаю, — согласилась она, не выдернув рук. — Но все равно очень оскорбительно, когда ты называешь меня чересчур самонадеянной. Может быть, для тебя те задания, которые я выполнила успешно, являются незначительными пустяками, но для меня они имеют большое значение.

— Разумеется, — пробормотал Гревилл. — Я не хотел умалить твой вклад. Я просто пытаюсь, как можно убедительнее объяснить тебе мою точку зрения.

— Что ж, тебе это, несомненно, удалось, — отрезала Аурелия, не желая ни целовать его, ни мириться прямо сейчас.

— Моя первая забота — это твоя безопасность, Аурелия… всегда.

Было бы глупо обвинять его в этом, думала она, а его губы уже повторяли путь большого пальца.

Аурелия позволила себе расслабиться. Ее напряженное тело обмякло в его объятиях, и она уже не понимала, почему так упорно возражала против решения, которое на самом деле несло ей только облегчение. Аурелия не испытывала ни малейшего желания оставаться наедине с доном Антонио под тенистыми деревьями Ричмонда.

Глава 22

Следующим утром леди Фолконер приняла дона Антонио в гостиной. Он вошел в комнату, одетый, как обычно, в черный сюртук. Впрочем, по такому случаю, он добавил светлое пятно — жилет в серую и черную полоску и серые панталоны. Белые складки накрахмаленного шейного платка высоко вздымались над подбородком, напоминая плоеные воротники испанских грандов, начищенные ботфорты блестели как зеркало, а в руках он держал шляпу и трость.

Вне всякого сомнения, он представляет собой весьма элегантную и впечатляющую фигуру, думала Аурелия, откладывая в сторону пяльцы и вставая с кресла, чтобы поздороваться с гостем. Но элегантность костюма даже за все блага мира не могла бы скрыть жесткую линию рта и пустоту черных глаз.

— Миледи. — Дон Антонио помпезно раскланялся. — Могу я сказать, что сегодня утром вы просто обворожительны?

— Можете, дон Антонио. — Аурелия улыбнулась, протягивая руку. — А я обвиню вас в бесстыдной лести, но комплимент все равно приму с удовольствием.

Он поцеловал ее руку, удержав ее чуть дольше, чем это было необходимо.

— Вам польстить невозможно, леди Фолконер.

Она только улыбнулась в ответ на это и показала на кресло.

— Не желаете освежиться? Может быть, кофе, или вы предпочитаете херес?

— Я с радостью выпью того же, что и вы, моя дорогая мадам. — Он положил шляпу и трость на столик у стены и уселся грациозно, как кот, скрестив щиколотки.

Аурелия кивнула и позвонила. Джемми появился мгновенно.

— Пожалуйста, кофе, Джемми.

— Да, мэм. — Юноша закивал и попятился.

— Так что, мадам, вы уже подумали о поездке в Ричмонд-парк? — осведомился дон Антонио, старательно счищая несуществующее пятно с безупречного рукава.

Аурелия приняла расстроенный вид.

— К сожалению, дон Антонио, возникли сложности. Вы… — Тут появился Джемми с кофе, и она замолчала, дожидаясь, пока юноша поставит все на низкий столик перед ней. — Спасибо, Джемми, это все.

— Хорошо, мэм, — весело ответил Джемми и торопливо вышел.

Аурелия налила кофе в чашки севрского фарфора.

— Мой муж запретил мне эту поездку.

На суровом лице гостя мелькнуло странное выражение, но исчезло так быстро, что Аурелия подумала — не показалось ли ей.

— Какая жалость, — произнес он бесстрастным тоном, глядя на нее глазами, блестевшими, как черные полированные камни.

Аурелия уныло посмотрела на него.

— Боюсь, он несколько старомоден и, как я говорила еще вчера, чересчур заботлив. Он считает, что я недостаточно искусная наездница, чтобы ехать в Ричмонд без него. — Она укоризненно улыбалась. — Насколько я понимаю, прогулочные аллеи в Ричмонде не так ухожены, как дорожки в Гайд-парке.

— Это верно, — отозвался дон Антонио, сделав глоток кофе. — Признаюсь, что я разочарован, мадам, но вполне понимаю позицию вашего супруга. Он не настолько хорошо меня знает, чтобы быть уверенным, что я сумею уберечь его супругу от несчастного случая.

Снова угроза, словно быстро мелькнувший клинок. Аурелию опять зазнобило. Она взяла кофейник, надеясь, что руки не задрожат, и она сумеет налить кофе в чашки. Этой минутной передышки хватило, чтобы Аурелия вновь обрела самообладание.

— В Ричмонд мы не попадем, сэр, но мой муж не возражает против прогулок поближе к дому. — Она, улыбнувшись, протянула ему полную чашку. — Обещаю показать вам кое-какие лондонские достопримечательности. Мы можем взять карету и съездить посмотреть львов у Биржи, если хотите. Или погулять в Грин-парке.

— Скажите, это правда, что в Грин-парке пасутся коровы? — полюбопытствовал дон Антонио, внимательно глядя на нее. — Мне кажется, для городского парка это чересчур эксцентрично.

— В английских законах хватает эксцентричности, — хихикнув, ответила Аурелия. — Общественное право на выпас скота очень ревностно охраняется. Лондонцы в течение нескольких столетий имели право пасти свой скот в Грин-парке. А желающим доярки продадут чашку парного молока.

— Боюсь, от этого удовольствия я вынужден отказаться, — заявил дон Антонио и поставил чашку на столик. — Но удовольствие от вашего общества, мадам, — это совсем другое дело. — Тут раздался энергичный стук дверного молотка, и вновь досада мелькнула на лице испанца.

Аурелия вскочила на ноги, едва услышав голоса в холле.

— О, умоляю, извините меня, дон Антонио! Она кинулась к двери гостиной.

— Лив… Лив! О, как я рада тебя видеть! Когда ты приехала в Лондон? И малыша принесла! — Аурелия обняла подругу, а затем повернулась к няне, державшей в руках сверток. — О, дайте его мне. — Она взяла завернутого в одеяльце ребенка и всмотрелась в крошечное сморщенное личико.

— Разве он не красавчик? — спросила Ливия, сияя материнской гордостью. Она отогнула край одеяльца, чтобы Аурелия как следует, рассмотрела ее сына. — Князь Александр, познакомься со своей крестной мамой, — велела она малышу.

Аурелия внезапно вспомнила про дона Антонио, покинутого в гостиной, и сказала:

— У меня визитер, Лив. Пойдем в гостиную. — Держа на руках младенца, она первой вошла в комнату. — Простите меня, дон Антонио, за то, что я вот так убежала. Моя давняя подруга только что вернулась в Лондон со своим новорожденным сыном. Ливия, позволь представить тебе дона Антонио Васкеса. Дон Антонио — княгиня Прокова.

Дон Антонио склонился над рукой княгини. Он уже хотел уйти, как в гостиную ворвалась Корнелия.

— Вот ты где, Лив! Я так и думала. О, дайте мне на него посмотреть! — Она взяла младенца у Аурелии. — Он очарователен… но должна сказать тебе, Лив, что ни капельки не похож на твою миниатюру.

— Нет, — согласилась, смеясь, Ливия. — Боюсь, что не такой уж я хороший художник.

Дон Антонио кашлянул.

— Леди Фолконер, мне пора. Боюсь, я тут лишний.

— О, простите меня, от волнения я забыла о приличиях, — извинилась Аурелия. — Нелл, не думаю, что ты знакома с доном Антонио Васкесом. Дон Антонио — леди Бонем.

Корнелия с откровенным любопытством посмотрела на испанца.

— Вы новичок в городе, сэр?

— Я здесь всего лишь несколько недель, мадам.

— Странно, что мы до сих пор не встречались. Обычно, когда моя подруга с кем-то знакомится, я с этими людьми тоже знакомлюсь.

Корнелия кинула быстрый взгляд на Аурелию, но та промолчала.

— В таком случае я просто обязана послать вам приглашение на мой бал, дон Антонио. Он состоится в следующую субботу… Боюсь, я предупреждаю вас слишком поздно, но все же надеюсь, что вы окажете мне любезность и примете приглашение.

— Это честь для меня, леди Бонем. — Он поклонился, щелкнув каблуками, вытащил из кармана визитку, протянул ее Корнелии и обернулся к хозяйке дома: — А теперь, леди Фолконер, я действительно должен оставить вас с вашими друзьями. Поговорим о прогулке в другой раз. — Он еще раз поклонился всем трем дамам и вышел.

— Учтивый джентльмен, — заметила Корнелия, усаживаясь и покачивая младенца. — Странно, как это я не заметила его в обществе.

Еще один быстрый взгляд в сторону Аурелии, но та просто пожала плечами и вполне искренне сказала:

— Гревилл его откуда-то знает.

— А-а, понятно. — Корнелия метнула многозначительный взгляд на Ливию. — Похоже, ты с ним в весьма приятельских отношениях.

Аурелия заметила этот взгляд, но никак не отреагировала ни на него, ни на слова Корнелии. Так было проще, чем пытаться распутать этот клубок и все им объяснять. Обе они знали, что Гревилл, как и их мужья, как-то связан с секретной деятельностью.

— Я позвоню, чтобы принесли еще кофе, — произнесла Аурелия, дергая звонок.

— Только не для меня, — беспечно сказала Корнелия. — Я что-то разлюбила кофе… точнее, он разлюбил меня.

Мгновение, помолчав, Аурелия так же беспечно сказала:

— А меня мутит от чая. Ливия расхохоталась:

— О, как чудесно! Сразу обе! Корнелия посмотрела на Аурелию:

— В самом деле?

— Ммм… гм. — Аурелия кивнула. — И ты тоже?

— Я почти уверена. Хотя срок еще совсем небольшой.

— И у меня тоже. Совсем небольшой. Собственно… — Аурелия смущенно засмеялась. — Я только сегодня утром и сообразила.

У нее голова была так забита мыслями, что она не замечала, как идут недели, а постоянную усталость и тошноту списывала на свое волнение из-за встреч с доном Антонио.

— Гревиллу уже сказала?

Аурелия помотала головой:

— Еще нет.

Честно говоря, она не знала, как ему об этом сказать — да и говорить ли вообще. Их партнерство скоро заканчивалось — как только дело с доном Антонио завершится, к полному удовлетворению Гревилла. И как он отреагирует на то, что ему придется бросить, своего ребенка и тот будет расти без отца? Может быть, стоит скрыть это от него? Гревиллу так будет проще жить, а она прекрасно справится сама.

— А Гарри уже знает? — спросила Ливия у Корнелии.

— Еще нет. Я скажу через пару недель. Все-таки у нас получилось не сразу, а он ни разу даже не заикнулся на эту тему, хотя я знаю, что он очень хотел стать отцом. Прежде чем я его обрадую, нужно быть абсолютно уверенной.

— Я думаю, это просто чудесно, — повторила Ливия, забирая сына у Корнелии и с обожанием глядя на его спящее личико. — Они все будут почти ровесники. Как члены одной семьи — в точности как Стиви, Сюзанна и Фрэнни.

Корнелия встревоженными глазами пристально вглядывалась в лицо Аурелии.

— Когда ты скажешь Гревиллу, Элли?

— Через неделю или две.

Аурелия никак не могла понять, как это могло случиться, и не сомневалась, что и Гревилл не поймет. Он только однажды забыл о привычных предосторожностях, но это было всего лишь несколько дней назад — слишком рано, чтобы уже заметить беременность. Но такое случается даже в самых упорядоченных отношениях.

— Значит, пока это только наш секрет, — объявила Ливия. — На моих устах печать. — И сменила тему: — Слушай, Нелл, у меня такое потрясающее платье к твоему балу! Его выбрал Алекс. Серебристый газ на чехле из черного шелка, а шлейф оторочен алой тесьмой. А для прически у меня уже есть алое страусовое перо.

Аурелия фыркнула.

— Мы отлично будем дополнять друг друга, радость моя! У меня платье из черного газа на белом шелке, а Нелл будет во всем алом, отороченном черными и серебристыми кружевами.

— Какое эффектное трио! — воскликнула Ливия.

— А что, когда-нибудь было по-другому? — отозвалась Корнелия, снова метнув на Аурелию испытующий взгляд. — Никто не может сказать, что дамы с Кавендиш-сквер, начиная с Софии Лейси, когда-либо придерживались скучных светских условностей. Ты согласна, Элли?