Тиффани Райз - Порочный праздник

– Теперь счастлив?

– Ты разделась. Я самый счастливый мужчина на земле. А ты самая счастливая женщина на земле?

– Думаю, да. То есть, я не могу гарантировать, – сказала она, присаживаясь на кровать рядом с ним. – Я не знаю коэффициент счастья каждой счастливой женщины на планете в данный момент, но догадываюсь, что я в первой десятке.

– Рути сказала, что мне нельзя с ней говорить, пока я не сделаю тебя самой счастливой женщиной на земле.

– Ты можешь позвонить своей дочери. Я поручусь за тебя.

– Я позвоню ей завтра. А сейчас я хочу положить тебя рядом с собой и поспать минут пятнадцать. А потом я хочу проснуться и трахнуть тебя. Если не возражаешь.

– Я совсем не возражаю. Только пятнадцать минут?

– Хмм… хороший вопрос. После такого оргазма лучше тридцать.

– Я буду рядом, когда проснешься, – заверила девушка, и это были самые милые слова, которые она могла ему сказать. Он обнимал ее, а она положила голову ему на грудь. Думала ли она, о чем он думает? Что он хотел бы, чтобы она была рядом, когда он проснется, каждый раз, как он будет просыпаться, всегда? Он пытался сказать себе, что слишком торопится, слишком много чувствует, опережает события. Но они не были чужими. Он знал ее год. У них был не один серьезный разговор по поводу Рути и ее ситуации после того, как Кловер ее наняла. Он хорошо узнал ее как босса дочери и как деловую женщину.

Он доверил ей свою дочь, и, если это не был знак, что им хорошо вместе, тогда он не знал, что же это было. Но на этой неделе дело касалось лишь их двоих. Никакой работы. Нет Рути. Просто он, просто Кловер, просто они вместе. Они привлекали друг друга, и секс был невероятным. Рути уже благословила их – в некоторой степени. Пока он заботился о Кловер и делал ее счастливой, Рути будет благосклонна. И, похоже, Кловер тоже хорошо проводила с ним время. Если до Благодарения он не скажет её семье, какие они уроды, то есть шанс, что это может стать чем-то большим.

– Могу задать тебе девчачий вопрос? – спросила Кловер.

– Я не девочка.

– Хорошо, могу задать тебе женский вопрос?

– Можешь спрашивать, о чем угодно.

– О чем ты думаешь?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты улыбался. Я хотела знать почему.

Эрик хотел рассказать ей правду, о том, что они хороши вместе, как он уже волнуется о ней и надеется, что они доживут до Дня Благодарения. Но он не сказал этого, потому что Рути слишком хорошо его обучила. Нельзя давить на женщину в начале отношений. И он сказал полуправду:

– Я думаю, что рад, что ты выбрала меня, а не Свена.

– Родители? – спросила Кловер. – Я так полагаю, они у тебя есть?

– Да. И они оба живее всех живых. Мама работает на почте, а папа ремонтирует крыши. Он немного притормозил в последние несколько лет, но все еще работает больше, чем нужно.

– Братья, сестры?

– Я единственный ребенок. Мои родители любят говорить, что всё поняли с первого раза.

– Хм… – Она остановилась и попыталась думать о том, что может спросить ее семья за ужином. – Концерты? – задала вопрос Кловер. – Это может всплыть в разговоре. Хантер и Лиза часто ходят на концерты. Он в совете директоров местной филармонии.

– На последнем концерте я был пару лет назад с Рути, она тогда обожала «Хайм». Отличное шоу.

– Концерты, куда бы ты хотел сходить.

– Я был на концертах Дэйва Мэтьюса раз пять, – сказал Эрик. – Но это было в старших классах.

Кловер кивнула.

– Значит, ты был стоунером в старшей школе, как я вижу.

– Хотел бы я, – ответил он. – Но нет. Мне действительно нет оправданий. Я просто любил их музыку.

Кловер спрятала улыбку за чашкой с кофе, пока Эрик продолжал грести. Погода стала почти приятной, по крайней мере, для второй половины ноября в Орегоне. Небо все еще было серым, в облаках, но дождя не было, и температура колебалась в районе шестнадцати градусов с обеда. Идеальная погода для того, чтобы покататься на лодке по озеру. Эрик настоял, что будет грести, и она не возражала, сидя в лодке и наблюдая за ним. На нем был легкий свитер с закатанными до локтя рукавами, открывая его прекрасные мускулистые руки, пока он двигал веслами. Она понимала, что надо бы насладиться пейзажем – горами, деревьями, озером, но Эрик, вне сомнения, был лучшей частью пейзажа.

– Как насчет тебя? – поинтересовался он. – Концерты? Любимые группы?

– Я играла на виолончели в старших классах и колледже. Я все еще сноб в вопросах музыки. Но мне нравится Элисон Краусс.

– Это же кантри, верно?

– Блюграсс и кантри. Мама – профессор английского языка, поэтому разговор может пойти о книгах. Любимые книги? Последняя прочитанная? – продолжила допрос Кловер.

– Последняя – «Прогулка по лесам» Билла Брайсона. Любимая? Ну, или «Прощай, оружие» или «Дом из рассвета».

– Я не читала ни одну из них.

– Рути пришлось их читать на уроке литературы. Я прочитал пару книг Хемингуэя в старших классах, но перечитал его, когда она начала читать эту книгу. И я никогда не читал «Дом из рассвета», но, вау, это чертовски классная вещь.

– Ты читаешь книги, которые Рути читает в школе?

– Почему нет? Я имею в виду, она умнее, чем я, но пока не хотелось бы, чтобы она это поняла.

– Она умна, так же, как и ее отец.

– Расскажи ей об этом.

– Расскажу. Она может назвать ритуальные целебные свойства сотни видов ладана, но я сильно сомневаюсь, что она сможет поменять кедровый настил.

– Да, но она и не подходит к кедру. Она говорит, что в нем много мужской ауры. Вероятно, его запах повышает мужественность.

– Это объясняет прошлую ночь. И сегодняшнее утро.

– И сегодняшнюю ночь и завтрашнее утро…

Она наклонилась и поцеловала его, когда он наклонился вперед во время гребли.

– Я совершенно забыл, о чем мы говорили, – признался он, снова взявшись за весла.

– Мы говорили о том, как дерево дает тебе силы.

– До этого.

– Книги и музыка, и все остальное, что знают друг о друге настоящие пары, чтобы мы могли убедить моих родителей в том, что встречаемся больше трех дней, – сказала Кловер, напрягаясь при мысли о Дне Благодарения. Два дня. Всего лишь два дня. Она хотела, чтобы это произошло сегодня, чтобы поскорее с этим покончить. Она хотела, чтобы у нее было больше времени, проведенного с Эриком.

– Откуда твоя семья? – спросил Эрик. – Где ты выросла? Мне, наверное, нужно знать о твоем прошлом. Об этом может пойти речь.

– Родилась и выросла в Редмонде. После того, как мама получила степень, они переехали в Сакраменто, и она начала работать в университете. Она вышла на пенсию в прошлом году. Я была в колледже, когда они переехали, поэтому осталась в Орегоне. Хантер – мой старший брат. Он банковский работник в Спокане. А моя сестра вышла замуж сразу после колледжа за сына застройщика из Сиэтла.

– Похоже, здесь дело в деньгах.

– В больших деньгах. Келли никогда не нужно было работать, поэтому у нее уже четверо детей, хотя она младше меня на восемнадцать месяцев.

– Четверо детей? В двадцать восемь?

– Близнецы Йэн и Ева. Старшая Елена. Гус еще малыш. Ему четыре. Хантер женился на Лизе, и у них трое детей – Скай, Пейдж и Зоуи. Запомнил?

Эрик глубоко выдохнул, его глаза широко открылись.

– Мне бы это записать. У тебя есть таблица или что-то такое?

– Я сделаю.

– Спасибо. И можно еще карточки. А что насчет твоего папы?

– Он тоже академик. Декан на пенсии. Это еще один вопрос нашей семьи. Я проучилась в колледже три года и бросила до окончания.

– Почему?

– Мне предложили хорошую работу в теплице, я работала неполный день. Управленческая работа, хорошая оплата и привилегии. Мне больше нравилась работа, чем учеба, поэтому и выбрала ее. А с мамой-профессором и отцом-деканом? Они не очень были рады моему выбору.

– Я понимаю, что тогда они могли быть не рады, но ты же сейчас не продаешь карандаши на улице и не спишь в канаве. Ты очень многого добилась.

– Скажи это им, – произнесла она. – Я имею в виду, не говори им это. Нам не надо спорить с семьей. Нам надо все проглотить и пройти через это без потерь. Особенно мне.

– Как скажешь. Ты уверена, что хочешь этого? А то я могу притвориться, что у меня гепатит А или что-то подобное.

– Это идея. Хорошая новость, что все дети в нашей семье замечательные. Очень милые и воспитанные. Их я действительно хочу видеть. Я могу даже сесть за детский стол. – Кловер не шутила. Она выживала на семейных обедах благодаря детям. Никто не мог расспрашивать ее о личной жизни, пока она играла с племянниками.

– Так, значит у твоих родителей семь внуков, а они до сих пор недовольны, что ты не замужем и без детей? Тебе не кажется, что они жадноваты? У моих родителей всего одна внучка. Одна. И они сказали, что этого достаточно.

– Семь. И, очевидно, этого им мало, поэтому притворись, что хочешь еще детей, даже если не хочешь. Это их утихомирит.

– Я расскажу о кедре и мужественности. «Хотите тыквенного пирога? А вы знаете, моя спермограмма очень высокого качества, поскольку я работаю с кедром». Как тебе?

– Звучит идеально. День Благодарения будет взрывным.

– Ты сказала это, глядя на вершину вулкана Худ.

– А мы на сто процентов уверены, что на этой неделе не будет извержения? – уточнила она. – Небольшое извержение будет кстати. Я даже уверена, что нас эвакуируют.

– Он не взорвется. По моей вине. Я отдал ему в жертву девственницу на этой неделе. Он успокоился, – признался Эрик.

Кловер вздохнула.

– Когда извержение вулкана действительно необходимо, его никогда не бывает.

Она посмотрела на воду и вдохнула свежий осенний воздух. Она должна была почувствовать себя умиротворенной на озере, нежно качающем алюминиевую лодку, глядя на покрытую снегом вершину вулкана Худ, вырисовывающуюся за плечами Эрика, и наблюдая за косяком канадских гусей. Она даже заметила величественного белоголового орла, притаившегося в ветвях клена, и безошибочно разгадала характерный для дятла стук по дереву. И, хотя обстановка была очень особенной и спокойной, она не могла полностью расслабиться ради Эрика.

Особенно ради Эрика. Три дня назад она сказала бы, что просит Эрика сыграть роль ее парня ради одобрения семьи. Ответственный отец-одиночка, владелец небольшого бизнеса, симпатичный, милый и веселый. Идеальный ненастоящий парень, верно? Но только ее мама считала, что Эрик не подходит Кловер по той единственной причине, что у него почти совершеннолетняя дочь, и он точно не захочет еще детей. Если уж ее мама вбила что-то себе в голову, то будет трудно ее переубедить. И если ее родители скажут что-то плохое Эрику или об Эрике… Кловер не хотела даже думать об этом. Извержение вулкана не сравнится с ее яростью, если родители нагрубят Эрику. Но, скорее всего, они так не поступят со своим средним ребенком и любимой мишенью.

– Ты очень нервничаешь из-за четверга, да? – спросил Эрик.

– Я думаю, а не броситься ли мне в озеро в надежде, что меня укусит пиранья, и мне придется несколько дней провести в больнице.

– А ты знаешь, что в озере нет пираний?

– А что насчет акул?

– Все будет хорошо, – уверил ее Эрик, поворачивая лодку от плавающего дерева. – Все закончится быстрее, чем ты поймешь. Они приедут, ты всем меня представишь, мы прижмемся друг к другу, мы поедим, выпьем пару бокалов вина, попробуем десерт, а потом мы принесем кофе, чтобы народ понимал, что пора по домам. И затем, обещаю, они уедут.

– Вот поэтому на вечеринках несут кофе? Чтобы выпроводить гостей?

Эрик кивнул.

– Лучший вариант из возможных. Это скрытый способ сказать: проснитесь и уходите.

– Кофе. Хорошая идея.

– О чем ты так беспокоишься? Что может случиться?

Кловер пожала плечами и покачала головой.

– Я думаю, они будут плохо с тобой обращаться.

Эрик рассмеялся, и смех пронесся эхом над водой и деревьями.

– Плохо со мной? Ты волнуешься, что они будут плохо со мной обращаться? Например, ударят меня по лицу и назовут коротышкой? Запрут в шкафчике и отберут деньги на обед? Я взрослый человек, Кловер. Что они могут мне сделать? Натянут трусы на голову? Я и через худшее проходил.

– Ну, нет. Я не это имею в виду. Они иногда бывают снобами.