В руке незнакомца блеснул полированной металлической рукоятью нож, с короткого широкого клинка капает кровь, по манжете рубашки медленно расползаются алые пятна.

Хочется закричать, вскочить, сопротивляться, бежать — сделать хоть что-нибудь, но тело упорно сопротивляется, голова болит невыносимо.

Незнакомец всё медлит, наслаждается бессилием жертвы, неторопливо подходит ближе. Последний рывок, попытка подняться, забыв про боль и головокружение, но чья-то рука грубо хватает за волосы, притягивает к земле — мучитель уже прижал её тело к холодному асфальту. В этот миг всё происходящее вдруг теряет значение, острое понимание ближайшего будущего входит в опустошенное сердце девушки, как должное, неизбежное… Что она может? Какая разница, что будет дальше, если она всё равно не в силах этому сопротивляться. Лучше не пытаться, пусть только всё быстрее закончится. И ничто не волнует уже, только жизнь сестры, которой возможно и нет уже, это рвёт душу на части, заволакивает сознание ужасающей пустотой и беспомощным страхом. Что-то тяжёлое прижимает ноющее тело к земле, безумный незнакомец грубо лапает его трясущимися руками, что-то говорит, но Ева не чувствует, не слушает, из последних сил она тянет руку к подруге, алая кровь пропитывает рукав её платья, ещё немного и она коснётся бледных холодных пальцев сестры.

— Не умирай, — шепчет она.

Внезапно свет меркнет и тут же взрывается ослепительной вспышкой перед глазами, резкая обжигающая боль в плече разрывает все чувства и мысли, презрительный голос гремит прямо над ухом:

— Не отвлекайся, тварь!

Что это? Ева с трудом поворачивает голову, стараясь увидеть хоть что-нибудь ослеплённым болью взглядом. Перед ней пышущее безумием лицо, в глазах горит бесконтрольный огонь сумасшедшей ярости и похоти, лихорадочно-довольная надменная ухмылка. Плечо горит и пульсирует, из-под прорезанного платья сочится кровь, быстро расползается фиолетовым пятном по голубой ткани.

— Это тебе за брата, сучка! — слышится разъяренное рычание в угасающем сознании и, под противный треск разрываемой ткани платья, оно окончательно меркнет, погружается в густую темноту бесчувственного забытья.


— Ева!.. — едва слышался чей-то голос на грани сознания. Пронизывая тело, постепенно возвращалась боль. — Ева, открой глаза! — это Тимор, точно его голос, такой непривычно напуганный и взволнованный.

Девушка болезненно поморщилась, приходя в себя, попыталась приоткрыть глаза. В голове противно гудело, в ушах стучало собственное сердце, вокруг было темно, и только непрерывный шум дождя возвещал, что забвение всё-таки отступило.

— Ева! — снова долгожданный, любимый голос, такой близкий и родной, но такой невыносимо громкий. — Слава Богу, ты очнулась!

Вместе с возвращающимся ощущением реальности, девушка начала чувствовать своё тело: ноги замерзли на ледяном полу, что-то тёплое и мокрое под спиной — наверное, колени Тимора. По коже побежали мурашки — нежные руки аккуратно сжимают её тело, промокшая рубашка мужчины липнет к щеке, за ней часто и громко бьётся сердце в его груди, а на другой щеке холодящий ветерок неровного дыхания. Глаза быстро привыкли к темноте, в полумраке стал различим силуэт, склонившегося над её лицом спутника — он такой близкий, такой дорогой, такой нужный. Ева с трудом приподняла руку, положила её на грудь любимого.

— Я вспомнила, — прошептала она еле слышно, и неудержимые слёзы быстро покатились по бледным щекам.

Мужчина крепче прижал к себе мокрое от дождя и крови дрожащее тело возлюбленной, коснулся губами её лба, вздохнул тяжело, нервно, но всё же, облегченно.

— Она умерла, да? — сквозь слёзы отрывисто и горько спросила Ева. Не дожидаясь ответа, уткнулась лицом в горячую мужскую грудь, изредка всхлипывая и часто вздыхая от недостатка воздуха.

Тимор не ответил, лишь прижал ещё крепче, не зная, как помочь, как утешить, оградить от всей скорби и боли, свалившихся сейчас на её голову тяжёлых, но таких необходимых воспоминаниях.

19. Последние грёзы

В монастыре уставших, обессиливших путников встретила встревоженная настоятельница. Она сбивчиво рассказала, что никто из участников дневного обманного манёвра так и не вернулся. Не сложно было предположить, что все они, скорее всего, мертвы, так же, как и Катрин.

— Так вот чем занят наш автор, — вздохнул печально и гневно Тимор, под руку заводя в комнату Еву, которая всю дорогу уверенно утверждала, что может идти сама, отчаянно сопротивлялась, не давая взять себя на руки, а сама поминутно спотыкалась и висла на его локте. Было понятно, что она жалела спутника, волновалась о его ранах, но почему-то совсем не хотела признавать это первопричиной своего упрямства.

Девушке хотелось скорее рухнуть на кровать и насладиться долгожданным минутным покоем, но отдых был сейчас непозволительной роскошью. Попросив монахинь о помощи, она взялась ухаживать за израненным возлюбленным. Кровь давно перестала сочиться из его ран и только влажные от дождя повязки не давали ей запечься. Мелкие царапины и порезы уже затянулись. Ева вспомнила, что на её волке всё всегда заживало быстро, от этого на сердце стало спокойнее. Сейчас его жизни ничто не угрожало. Пройдёт немного времени, и лишь несколько рубцов будут напоминать о недавнем сражении. А шрамы, как известно — украшение мужчины.


— Думаешь, автор занят описанием убийств? — поёжившись от страха и отвращения, спросила Ева, когда с обработкой ран было покончено, и сёстры оставили их с Тимором наедине.

— Думаю, да, — вздохнул мужчина задумчиво и даже как-то обреченно. — Это объясняет, почему мы так спокойно добрались до убежища. Там время идёт куда медленнее. Обычно.

— Обычно? — не поняла девушка.

— Сложно разобрать, как разнятся потоки времени наших миров… Ведь ты могла управлять всем этим миром, как тебе вздумается одним только взмахом пера. А сейчас ты здесь и время может странно искажаться. Наверное, где-то оно идёт быстрее, где-то — медленнее. Могут пролететь годы, а герои не состарятся и не повзрослеют ни на день. А в твоём мире, возможно, пройдёт лишь несколько недель, — Тимор снова вздохнул. — Пока автор описывает свои зверские мысли, мы можем менять ход событий вокруг, но как новый писатель видит это и видит ли вообще, я не знаю. В любом случае, как бы ни шло время, не думаю, что у нас его много.

— Значит, — Ева крепилась, но голос предательски дрожал, — мне уже нужно уходить?

— Тебе просто опасно задерживаться, милая, — мужчина сел рядом с ней, нежно обнял за плечи. Она тихо вздохнула, собираясь с силами, чтобы не заплакать, прижавшись к плечу возлюбленного.

— Ты прав, — наконец смогла произнести девушка, когда колючий давящий ком немного отступил от горла, — я должна, — она печально взглянула в тёмные глаза собеседника. — Скажи, как это сделать?

Услышав такой вопрос, оборотень сразу заметно занервничал, взгляд заметался. Он быстро встал, отошёл к окну, уставился на серую стену дождя за стеклом, затем глубоко вздохнул, обдумывая свои следующие действия. Больше всего он сейчас боялся, что Ева, без труда читая его мысли, узнает горькую правду сама. Но как сказать ей? А ещё хуже, как сделать?

Девушка удивлённо смотрела на спутника, редко дававшего выход эмоциям, а сейчас так легко поддавшимся им, да ещё таким неожиданным и даже странным.

— Что с тобой? — как повод, чтобы подойти, только и нашла, что спросить она, поднимаясь с кровати, но Тимор жестом остановил её.

— Присядь, — загадочно и как-то сурово произнёс он, — я хочу с тобой кое-что обсудить.

Сердце в груди замерло, стало совсем не по себе от такого начала разговора. Ева села обратно на самый край кровати и, стараясь сохранить хоть немного внешнего спокойствия, с ожиданием воззрилась на собеседника.

— Я прошу тебя, — чуть помедлив, начал тот, — пообещай не пытаться прочесть мои мысли.

На лице девушки появилось непонимание и удивление, но, помедлив немного, она, всё же, согласно кивнула.

— Я объясню тебе всё сам, — мужчина на секунду опустил глаза, снова выдавая своё волнение. — Чуть позже.

— Когда? — голос Евы звучал тихо, неуверенно. — Ты ведь сказал, что времени очень мало.

— Да, — Тимор снова вздохнул, на секунду замолчал, потом вдруг натянул на лицо притворно бодрую улыбку, — просто доверься мне. Пожалуйста.

Девушка едва заметно улыбнулась в ответ.

— Я тебе верю.

На лице спутника мелькнул оттенок печали, который он тут же постарался скрыть всё за тем же притворством. А затем, не говоря больше ни слова, он вышел из комнаты, оставляя Еву наедине с тяжёлыми мечущимися мыслями.


За окном всё так же лил серый дождь, от этого в комнате царил шуршащий полумрак. Зажигать светильники девушке не хотелось, в темноте, как ни странно, мысли плыли размереннее и грусть от близящегося расставания немного отступала. Ей на смену приходила какая-то удивительная детская мечтательность. «Ведь я и раньше жила так» — думала Ева, переодевшись в свою старую одежду и снова устроившись на краю кровати, глядя куда-то в пустоту у себя под ногами, теребя в руках крохотный помятый бутон розы: «Когда память окончательно вернётся, я вновь смогу писать. Тимор… Ведь ему так же тяжело. Мы оба живём в чужих мирах. Я — в его, он — в моём. Как бы хотелось остаться. Здесь все мои мечты смогли бы ожить» — она романтично завела глаза, вдыхая сладковатый аромат цветка, но тут же вновь погрустнела — «Но к кому же в руки попала моя тетрадь? У кого душа такая чёрная, что он смог выплеснуть на страницы только жестокость, но всё равно дал им жизнь? Я должна вернуться домой и найти свои записи» — не смотря на умиротворяющую темноту и тишину, мысли неуёмно стремились обратно к беспорядку, сердце всё сильнее сжималось. «Быть может найти его — этого автора, забрать и дописать книгу, а потом вернуться сюда?» — мысль на секунду придала сил, обрадовала — «Но как? Как Тимор смог провести меня в этот мир? Нужно спросить его. Спросить и уговорить забрать меня снова, когда всё закончится. А как же моя жизнь там? Ведь тело умрёт, так сказала Тэнебрэ. Что если приходить сюда каждую ночь? А днём жить там? Ведь это гораздо больше, чем сон, здесь всё настоящее. Боже, как это тяжело!» — Ева поджала ноги, обхватив руками колени, уткнулась в них лбом: «Нужно поговорить с Тимором. Он обязательно поможет, придумает что-нибудь, ведь он тоже любит меня и не хочет отпускать. Теперь я знаю это наверняка. Я помню».

Тихий скрип двери прервал сбивчивый поток мыслей. В тёмную комнату вошёл Тимор, он уже переоделся в свои серые брюки и свежую рубашку. Именно таким Ева видела его раньше много раз, только угольно-чёрные волосы пока не вписывались в привычный образ. Лицо мужчины было удивительно спокойным, снова походило на маску, но глаза, всё же, оставались живыми, они излучали тепло, едва заметную печаль и не очень хорошо замаскированное волнение. Девушка приветливо улыбнулась, подняв лицо с собственных колен.

— Я как раз хотела поговорить с тобой, — пролепетала она, стараясь отодвинуть в сторону все дурные мысли, заменив их непрошибаемым оптимизмом.

— Поговорить? — немного растерялся Тимор, так и застыв у двери. Он явно планировал что-то другое.

— Да, — Ева утвердительно кивнула и продолжила, не дожидаясь никакой реакции и действий от собеседника, — я подумала, что могу вернуться домой, постараться как можно скорее дописать книгу, а потом… Потом ты снова заберёшь меня сюда, — она говорила всё быстрее, побаиваясь, что спутник прервёт её речь и ответит что-нибудь такое, что заставит умереть её, едва зародившееся, жизнелюбие. — Я буду здесь с тобой каждую ночь, ведь одна наша ночь, это как минимум два дня здесь. Днём буду жить обычной жизнью дома и мечтать о том, чтобы скорее встретиться. Как ты думаешь? — девушка вдруг замолчала и с радостным ожиданием уставилась на друга. Тот чуть помедлил, осмысливая услышанное, затем снисходительно усмехнулся, слегка качая головой, будто говоря: «Какой же ты ещё ребёнок», подошёл к кровати, опустился рядом с возлюбленной. Улыбка его стала теплее и мягче, взгляд увереннее. Мужчина сел вплотную, в непривычной, но невероятно приятной и манящей близости.

— Давай, поговорим об этом чуть позже, — произнёс он тихо, медленно положив одну руку на талию Евы.

Она нахмурилась, непонимающе взглянула в загадочные тёмные глаза. Всё было слишком хорошо и спокойно. Наверное, поэтому её оптимизм и надежда вдруг рухнули, уступая место подозрительной тревоге.

— Я прошу тебя, — голос девушки едва заметно дрогнул, — ответь мне сейчас. Возможно ли это?

— Ева, — мужчина вздохнул. Спутница предупредительно подняла указательный палец, прикрыв глаза.

— Я ведь могу прочесть твои мысли, — сказала она с чуть шутливой интонацией, стараясь скрыть печаль, которая вдруг возникла из ниоткуда и начала безжалостно щипать глаза и давить на горло противным медленно подступающим комом неудержимых слёз.