— Ну что ты так вздыхаешь? — его губы прошлось по шее, защекотали ухо. — Где твой задор? Или тебя обязательно нужно скрутить, чтобы увидеть хоть какие-то эмоции?

Ева нервно сглотнула, понимая, что отсутствие движений теперь тоже грозит болью и грубостью, но двигаться навстречу демону решительно не хотелось.

— Брось, тебе ведь понравилось в прошлый раз, — зашептал он. — Я сделаю это снова, — кончик горячего языка провел влажную дорожку от уха по щеке и коснулся губ, она невольно поёжилась.

— Как хочешь, девочка. Ты можешь получать удовольствие или противиться ему, твоё дело. Я всё равно возьму своё, — мужчина впился в замершие губы жадным поцелуем и нетерпеливые руки продолжили изучение дрожащего тела.


Часа через полтора неотвратимой нежности и ласки Трой всё-таки добился желаемого — зажимая рукой рот бьющейся под его взмокшим телом девушки, он с высокомерной усмешкой вкушал её мучительное блаженство. Когда она уже начала задыхаться, пленитель наконец убрал руку и легко стёр покатившиеся из её зажмуренных глаз слёзы, блеснувшие в слабом лунном свете.

— Завтра начнёшь пить противозачаточный таблетки, — произнёс он недовольно, ложась рядом с тяжело дышащей любовницей. Она непонимающе взглянула на него сквозь полумрак затуманенным взором.

— Я хочу нормально заниматься сексом, — спокойно пояснил мужчина.

— Я не буду, — прошептала Ева, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.

— О, значит, ты уже хочешь родить мне ребёнка? — он поднял голову, опершись на локоть, и с довольной ухмылкой взглянул на девушку. Эта мысль вызвала у неё одновременно приступ тошноты и злости.

— Ни за что, — прошептала она отворачиваясь.

— Значит, не нужно сопротивляться, — хмыкнул Трой, вставая с постели. — Я больше не буду сдерживать брата, — добавил он серьёзно, подходя к двери. — Будь с ним поласковее.


Невольница снова осталась наедине со своими мыслями. Сейчас она вновь ненавидела высокомерного демона… и себя. И Кирана тоже ненавидела. Печаль ощущалась мучительной пустотой в груди, давила и ныла. Замученная девушка свернулась клубочком под одеялом и бессильно плакала без остановки пока беспокойный сон наконец не подарил ей долгожданного забытья.

26. Привычка?

Дни шли, складываясь в недели, недели — в месяцы. Холодная осень заморосила частыми дождями за окном. Ева постепенно привыкала к новым правилам своего пустого существования. Всё, что было с ней раньше, начинало казаться лишь прекрасным сном в серой реальности, недопустимой мечтой, которой она больше не была достойна, бездумно отдавшись чужой испорченной, развратной жизни.

Она всё также мало спала, боясь увидеть в туманных сновидениях полузабытый образ некогда любимого волка, хотя всё чаще пленница думала, что и этот зверь ей лишь привиделся когда-то. Такого ведь не могло быть на самом деле. В нередкие минуты печали и тоски душа рвалась написать письмо далёким родным, но девушка, изливая на бумаге все свои скорбные мысли и загнанные в самый дальний угол сердца чувства, рвала бумагу в мелкие клочья. Какое она имеет право даже думать о них? Нет, её забудут, как странный сон, так же, как она забыла свою прошлую жизнь. Ни слова, ни единого напоминания о своём существовании.

Киран ежедневно неотступно дарил возлюбленной цветы. Скромные, пышные, яркие, нежные, броские, милые — новые букеты сменяли друг друга в вазе на окне каждое утро. Она ходила с юношей в кино и театр, на концерты и в музеи — куда угодно, где они не могли остаться вдвоём. Позволяла ему обнимать себя, изредка целовать несмело в щёки и губы, но оставалась неприступно холодной. Больше всего Ева боялась скверов и тихих улочек, где Киран начинал разговоры о любви и вопросительно заглядывал в её отрешенные зеленые глаза, пытаясь увидеть в них ответные чувства. Но чувств не было. Энтузиазм парня, как ни странно, не утихал, а разгорался сильнее день ото дня, но это лишь больше нервировало пленницу, и ей было всё тяжелее оставаться в присутствии воздыхателя спокойной, а уж тем более, милой. Каждый раз, как только спутники возвращались домой, она уединялась в комнате и всеми способами избегала общения с ним.

Дни напряженного терпения сменялись длинными тёмными ночами, когда девушка подолгу не могла уснуть, в пугающем ожидании глядя на поблёскивающую в лунном свете ручку двери. Два-три раза в неделю тихий звон язычка замка заставлял её вздрагивать и сильнее кутаться в одеяло. Трой приходил, когда ему вздумается, никогда не предупреждал, даже в дверь не стучал. Он мог явиться в полночь или на рассвете — в любое время, когда ему, вдруг, понадобится странное извращенное вдохновение или просто захочется близости. Мужчина был невыносимо жестоким и грубым, он, не задумываясь, делал больно, просто утолял животный голод с неизменно безвольной и отрешенной в такие моменты пленницей. И она ненавидела его, но… иногда он становился необычайно нежным. Часами напролёт мог ласкать и целовать подрагивающее то от отвращения, то от возбуждения тело, приятно щекотать сбивчивым дыханием с лёгким, уже не таким противным запахом алкоголя, кожу в самых сокровенных местах, сладостно рычать на ушко что-то невнятное. Одно было неизменно — мучитель всегда добивался ослепительной вспышки её наслаждения. Он шептал потом в ночной тишине, что наблюдение за накрывающим её судорожным блаженством, приносит особенное удовлетворение.

Иногда он уходил сразу, не говоря ни слова, иногда мог поурчать что-нибудь на ушко своей измождённой жертве, но утром Ева всегда просыпалась одна. Вскоре она поняла, что уже не с таким ужасом ждёт движения дверной ручки по ночам. Эти странные отношения стали её отвратительной зависимостью, вошли в привычку. Порой было сложно уснуть, не ощутив мучительного тепла нелюбимого мужчины.

Днём они виделись крайне редко и мало, он сутками пропадал где-то, не объясняя причин, и девушка чувствовала, как начинает волноваться, ждать, скучать. Все эти ощущения казались невыносимыми и скверными, но она не могла ничего с собой поделать. Назойливость Кирана от этого раздражала всё больше, она даже пару раз серьёзно поругалась с ухажером из-за каких-то пустяков в порыве неуправляемого гнева, что, впрочем, нисколько не охладило его пыл. Его подарки бросались в самый нижний ящик комода, даже не открываясь, цветы вяли без воды где-нибудь на кресле или в углу подоконника… Ева каждую ночь ждала, когда, наконец, без стука откроется ненавистная белая дверь её темницы.

И вот настал момент, когда она, проклиная свою странную слабость, вышла в одном белье в тёмный коридор, прокралась к спальне Троя и тихо повернула блестящую ручку. Дверь бесшумно открылась, девушка проскользнула в комнату. Раньше она не заходила сюда — просто не приходилось. Приглядевшись, гостья нашла во мраке постель, на которой спал мужчина. Его не было дома почти двое суток, и вернулся он очень уставшим, ни с кем не говорил, сразу отправился отдыхать, не смотря на то, что было всего восемь часов вечера — непривычно рано. Сейчас на часах светились цифры «01:20», Ева так и не смогла уснуть. Проворочавшись с боку на бок почти три часа, она решилась на сумасшествие — сама отправилась к своему мучителю. Подойдя ближе к спящему, в полумраке медленно провела взглядом по его обнаженному торсу, почувствовала, как от живота вверх поднимается странная дрожь. Дрожь, которую она чувствовала только с ненавистным демоном, от которой тошнило по началу, а теперь пленница сама искала этого трепета в чужой постели. Она подняла с пола сползшее одеяло, осторожно легла рядом с Троем и накрыла их обоих. Он что-то пробурчал, не просыпаясь, и девушка замерла, боясь разбудить его раньше времени.

Когда волнение чуть утихло и на смену ему пришло невыносимое возбуждение, Ева легонько прикоснулась прохладными пальцами к горячей груди мужчины, провела невидимые линии от плеч до самого низа живота. Он поморщился и застонал во сне. Она тихо хихикнула, наслаждаясь такой небывалой властью над беззащитным телом. Пусть недолго, но она могла делать с пленителем, что хотела, как всегда поступал он сам, приходя к своей трепещущей от страха и опьяняющей страсти жертве по ночам. Поводив ещё немного тонкими пальчиками по бледнеющим в полумраке рукам и животу, соблазнительница осмелилась лечь ближе, прижаться всем телом и легонько коснуться губами колючей щеки. Трой нехотя разлепил глаза, посмотрел на едва различимое во мраке лицо. В сонном взгляде блеснуло что-то, девушке показалось, что это была нежность.

— Что ты тут делаешь? — прошептал вялый, но довольный голос.

— Я захотела прийти и пришла, — тихо ответила ночная гостья, покрывая шею и скулы любовника медленными поцелуями.

— Ты ошиблась дверью, — неожиданно усмехнулся он, голос вдруг стал привычно холодным.

— Что? — Ева оторвалась от желанных прикосновений и непонимающе взглянула на мужчину.

— Тебе нужно идти к Кирану за лаской, — объяснил он, сбрасывая с себя руку девушки и поворачиваясь к ней спиной.

— Но, — она даже не знала, как реагировать на такое неожиданное предложение, — почему? — только и смогла шепнуть растерянно.

— Почти пять месяцев ты здесь, — произнёс собеседник с тихой злобой. Снова повернулся к гостье лицом, во мраке сверкнули гневом тёмные глаза. — Пять месяцев мой брат осыпает тебя любовью, но ты и добрым взглядом его не можешь удостоить. А за нежностью ты пришла ко мне? — он сел на кровати. — Чего ты ищешь в моей постели?

Она не знала, что сказать, лишь растерянно хлопала глазами, стараясь понять, что происходит.

— Ты просто хочешь секса, — ответил Трой на собственный вопрос. — Но поверь, мой брат сможет сделать всё не хуже меня. Он так долго ждал от тебя взаимности, что готов ублажать сутками напролёт. А ты приходишь ко мне?!

Ева в испуге вдавливалась в подушку, не смея произнести ни слова, чувствуя, что демон уже закипает.

— Ты хочешь грубости? Хочешь боли? — он всё повышал голос. — Или думаешь, что в один прекрасный день я сам войду к тебе с букетом и на коленях буду клясться в вечной любви?! Не жди, этого не будет! — тяжёлая рука придавила шею девушки к постели, мучитель наклонился к ней совсем близко, зашипел сквозь зубы. — Ты помнишь, что я обещал? Если разобьёшь сердце Кирана, я убью тебя!

Он стиснул зубы, пытаясь успокоиться, быстро встал и вышел из комнаты, в неутихающей ярости хлопнув дверью. А Ева, полежала ещё немного, лихорадочно пытаясь отдышаться и совладать с обидой и страхом, а затем, укутавшись в чужое одеяло, тихонько ушла в свою комнату, плакать от невыносимого стыда и отвращения к самой себе.


После этой ночи Трой ушёл из дома. О нём ничего не было слышно трое суток и Киран начал серьёзно беспокоиться о брате. Он ходил сам не свой, про работу юноша забыл уже давно, теперь перестал ездить и на вечерние занятия в институт. Ева не выходила из комнаты. После своего позорного поступка она начала новый сценарий. Всё, что девушка писала, как обещала, раньше и оставляла на прочтение режиссёру, на утро оказывалось в мусорной корзине. В редких диалогах мужчина говорил, что в её нынешних работах нет той жизни, что он увидел в первой книге. Она не удивлялась и не обижалась. Ведь раньше писательница творила вдохновенно, а сейчас лишь перебирала в голове красивые слова и составляла из них бездушные предложения. Что ещё она могла написать в том состоянии, в котором пребывала все эти пять месяцев?

Но прошедшая ночь всколыхнула в душе странные чувства, и невольница вновь взялась за перо. Она описывала всё, что накопилось и рвало душу, сочиняя правдивую историю о порочном любовном треугольнике между двумя братьями и их безвольной рабыней. Слова появлялись на бумаге, будто сами собой, тяжелое, болезненное вдохновение заставляло творить страшный мир для несчастных героев. Трое суток она работала почти без сна и безо всяких перерывов. Киран иногда стучал несмело в дверь, приносил ей еду и чай со сладостями. Ева перекусывала понемногу, не отрываясь от тетради, не отвечая на робкие вопросы юноши, не реагируя ни на какие предложения. Наконец, она поставила последнее троеточие, намекающее, что возможно, у печальной истории будет завершение, и положила сценарий, как обычно, на полку в гостиной, где иногда по ночам Трой читал её прошлые рассказы.

Девушке показалось, что когда все мысли были выплеснуты на бумагу, стало легче, ей просто хотелось спать и ничего больше. Тоска и обида ушли куда-то вглубь утомленного сердца, тело требовало отдыха. И она уснула в своей постели уже привычным тяжёлым сном без сновидений.


Еву разбудила резкая давящая боль в груди. Пытаясь разметать остатки сна, она мотнула головой, попробовала приоткрыть глаза, но чьи-то руки тряхнули тело с такой силой, что загудело само сознание, и пленница зажмурилась от страха и боли.

— Что ты творишь, сука?! — заорал грубый голос прямо в ухо. Глаза широко распахнулись от испуга, прямо перед ней было разъяренное лицо Троя. Он сдавил ледяными пальцами тонкие запястья девушки, прижимая их к ноющей груди, другой рукой вцепился в волосы, притянул к себе — Тебе что, жить надоело?!