— Хорошо, что не впустили, — вздохнула Ева. — Он бы точно убил тебя.

— Я долго готовился к встрече, — проронил Саша без лишней гордости. — Обещал, что без тебя домой не вернусь.

— Кому обещал?

— Твоим родителям… Карине.

— Ты нашёл её?! — забывшись от внезапной радостной новости, блондинка чуть одёрнула шторку.

Мужчина тут же отвернулся, прикрывшись ладонью, как шорой.

— Да, нашёл, — произнёс он с некоторым укором. — Ты не выскакивай так резко, пожалуйста.

— Прости! — она с невинной улыбкой снова спряталась за узорчатый материал, настроение стремительно поднималось. — Я просто так рада! Как она? С ней всё хорошо?

— Да, она в порядке, очень волнуется за тебя. Обещала рассказать всё, что с ней было в последние полтора года, когда мы с тобой вернёмся.

— А вы что, не успели пообщаться? — удивилась Ева.

— Нет, Карина переехала в другой город с родителями и, когда я её нашёл, успел только быстро поговорить по телефону, потом она приехала в аэропорт, чтобы меня проводить.

— Так долго пришлось искать? — задумчиво спросила девушка, смывая с волос остатки мыльной пены.

Затянувшееся молчание собеседника заставило её прикрыть струю воды рукой, прислушаться — здесь ли он ещё?

— Я не мог сразу начать поиски, — наконец произнёс он тихо.

— Почему? — она тайком выглянула из укрытия желая понять, что происходит с другом, смущён он или грустит. Хмурое лицо показалось ей удрученным и задумчивым, будто юноша не решался сказать правду. Чуть помолчав, он упёрся взглядом в потолок и, прикрыв глаза, ответил:

— Потому что отбывал срок в исправительной колонии общего режима.

Ева замерла, глядя на встревоженного покровителя, он будто ждал от возлюбленной приговора, так напряженно сошлись его брови над плотно закрытыми глазами.

— Почему? — снова спросила она в тихом недоумении.

— Потому что неподобающе вёл себя в участке, — буркнул Саша, опуская голову, — когда пытался добиться, чтобы тебя начали искать в первую очередь… у них, — он машинально посмотрел в сторону замолчавшей за шторкой девушки и взоры их встретились. Оба этого боялись — взгляни они друг на друга раньше, разговор мог стать куда более болезненным, а мог и не состояться вовсе, но, как не странно, это принесло некоторое облегчение. Ни один не увидели в глазах собеседника отвращения или укора, они просто поняли друг друга без лишних слов и были рады, что незримый барьер, не дающий долго смотреть в глаза, наконец рухнул. Теперь, возможно, не нужно будет так часто прятать взгляд, стараясь не ранить чувства другого и не обжечься самому.

— Сколько ты там пробыл? — Ева продолжала смотреть прямо без прежнего смущения.

— Четыре с половиной месяца, — ответил друг более уверенно.

Она снова спряталась и перекрыла воду. Поняв, что девушка собирается выходить, Саша развернулся лицом к двери, уткнулся лбом в тёмное дерево. Становилось жарко — то ли от накопившегося в небольшой комнатушке пара, то ли от ощущения, что за его спиной сейчас появится обнаженная искусительница, от которой не будет отделять ничего, кроме тонкого слоя собственной одежды.

Прошло немного времени, и мужчина ощутил, как тёплые руки обвивают его грудь. Сердце остановилось, когда они потянули слегка, разворачивая к желанной возлюбленной. Он просто не знал, чего можно ожидать и как следует поступить. А вдруг она голая? Вдруг он не сумеет себя сдержать? Да, он любит избранницу нежно, хочет согреть её душу, но он тоже человек! И человек, которому она небезразлична во всех смыслах. В нём тоже кипит и бушует страсть, но обожатель всё время подавлял её, будучи уверенным, что именно пылающее вожделение сейчас нужно меньше всего. Так что же делать, если Ева хочет именно того, на что толкает влечение слабой плоти?

Он нервно сглотнул и медленно повернулся, но, вопреки всем пугающим ожиданиям, увидел перед собой зелёные глаза, переполненные виноватой печалью. Девушка придержала рукой не до конца застёгнутую рубашку, которая была велика ей размера на три, всё так же отчаянно смело глядя на друга, стараясь удержать собственные слёзы, убрала от лица налипшие пряди мокрых волос и наконец прильнула к горячей груди, вновь обхватив руками широкую спину.

— Прости меня, — прошептала она, уткнувшись носом во влажную от пара белую ткань. — Пожалуйста, прости.

Саша тихонько выдохнул с облегчением, улыбнулся своей неизменно доброй улыбкой, крепко прижал её к себе, закрывая глаза и опускаясь щекой на мокрую макушку. И им обоим стало так хорошо и спокойно, что все дурные воспоминания показались лишь кошмарным сном, который никогда больше не повториться.


Ева по-детски радовалась, что покровитель позволил ужинать вместе с ним на кухне, а не ложиться в кровать сразу после душа. Она сидела на стуле, поджав ноги, и подтягивала то и дело сползающие рукава, в ожидании горячего супа. С влажных волос по спине стекали остатки воды, заставляя, то и дело, ёжится от неприятного холодка мокрых дорожек и липнущей к телу ткани. Старательный кулинар медленно перемешивал кипящий на плите бульон, украдкой поглядывая на подругу и наслаждаясь её внезапной переменой. В зелёных глазах неожиданно вспыхнул давно погасший задорный огонёк, она вдруг снова стала той милой и доброй Евой, которую он всегда знал. Лишь болезненная бледность и излишняя худоба напоминали, что в её жизни совсем недавно были тяжёлые дни душевного одиночества и страданий. В своём тихом «прости» девушка наконец выплеснула всю боль и муки мятежного сердца. Прижимаясь к его груди в душной ванной, она просила прощения за все свои ошибки, за все мысли и поступки, совершенные под властью отчаянья и страха. Она просила прощения и получила его в любящем взгляде тёмных глаз. Саша не жалел ни о чём и был по-настоящему счастлив от их несмелого, лёгкого поцелуя, которым закончились те искренние объятья. Ева решила не думать о прошлом, не вспоминать, не стыдиться, не задавать себе вопросов — поддаться волне невинной эйфории, подаренной нежными губами мужчины в их самом первом, самом нежном настоящем поцелуе, смывающем чёрную золу позора с её души и исцеляющем раны обожженного сердца.

31. Одиночество

Трой напустил на лицо побольше серьёзности — так не хотелось показывать перед братом и Евой свою радость от того, что удалось вернуться раньше времени. Он уже в который раз прокручивал в голове идеальную картину того, как распишет Кирану состояние матери, то, как она скучает по младшему сыну, которого так редко видит, и сейчас, в своей нелёгкой болезни и лечении заграницей, просто не сможет обойтись без его внимания. Представлял, как наконец останется с зеленоглазой любимицей наедине, они смогут быть вдвоём всё время — каждый день, каждую ночь. Теперь чаровница, бесцеремонно овладевшая всеми непривычно воздушными мыслями, будет принадлежать ему одному. И больше не нужна грубая сила, ведь она сама хочет его. И только его.

Дверь бесшумно открылась, в квартире было темно и тихо. Мужчина включил свет в прихожей, прислушался, в сердце взметнулась первая ревнивая нотка: «Чем можно заниматься наедине в темноте? Не спят же они, в самом деле». Он поднялся на второй этаж, подошёл к двери Кирана — тишина, заглянул в комнату — никого, в спальне девушки то же самое. Проверив кухню и гостиную, включив свет во всей квартире, он подошёл к окну, оперся на холодное стекло, опустил голову, пытаясь совладать с неровным дыханием, усмирить нарастающую злобу.

Куда они могли деться? Вдвоём! Внезапная догадка заставила гнев чуть поутихнуть, уступая место тревоге: «А вдруг с Евой что-то случилось и ей пришлось вернуться в больницу? Но Киран наверняка позвонил бы». Ревнивец достал из кармана мобильный, проверил сообщения и пропущенные вызовы — ничего. Негодование и волнение перемешивались во взрывной коктейль, Трой начал набирать номер брата, но тот не отвечал. Неизвестность страшно бесила, дыхание снова становилось тяжёлым, а кулаки сжимались сами собой. Минуты потянулись невыносимо медленно… Сколько мыслей пронеслось в голове. Одни была хуже других и всё больше захлёстывала сердце бессильная ярость. На пике безумия он был готов убить обоих, когда изменники войдут в квартиру со счастливыми физиономиями, не зная, что глава дома вернулся раньше обещанного времени. Он представлял это слишком чётко — каждую черточку их лиц, на которых веселье внезапно сменяется удивлением и ужасом. В бешенстве он ходил кругами по гостиной, как разъярённый лев по крохотной клетке, готовый кидаться на стены и громить всё вокруг. Первыми под руку попались полки с дисками — край пиджака зацепился за угол тонкой металлической конструкции, и этого хватило, чтобы гнев, поднявшийся над чашей терпения уже с приличной горкой, расплескался, увлекая за собой всё, что попадалось на пути. Пластиковые коробки с треском врезались в стену и пол, диски вылетали и раскатывались в стороны, озаряя комнату разноцветными дрожащими бликами. Филипс снова набрал номер брата. Три, четыре, пять гудков — терпения не хватило, телефон разлетелся вдребезги, встретившись с оконной рамой. В следующий миг послышался звук открываемого замка, демон глянул на дверь налитыми кровью глазами. В неярко освещенную прихожую вошёл Киран, но лицо его отнюдь не светилось весельем. Он, болезненно морщась, потирал затылок, одна щека алела едва кровящими ссадинами, на одежду налип грязный подтаявший снег. Но потрёпанный внешний вид ничуть не смутил мужчину, подлетев к растерянному юноше, он ухватил скользкую, мокрую ткань пуховика на его груди, грубо подтянул к себе и начал орать, не задумываясь, в испуганное лицо. Киран мямлил что-то в оцепенелом страхе и непонимании — он никогда не видел срывов брата. Тот берёг его с рождения, парень был единственным человеком, на которого Трой ни разу не поднял руки, а сейчас демон был в бешенстве и не собирался щадить беспомощного родственника. Тот единственный человек, которого он искренне любил всю жизнь, сейчас был ненавистней всех за то, что разрушил всю его идеальную картину ближайшего будущего, за то, что пришёл один не весть откуда и не привёл с собой её! Киран с размаху влетел в дверной косяк, тяжёлая рука сдавила горло, прижимая ноющее и ослабшее вдруг тело к стене.

— Где она?! — орал истязатель, сжимая шею в стальной хватке.

— Она… она, — перепуганный парень хрипел и задыхался, — она сбежала…

— Куда?! Как?!! — готовый разорвать брата в клочья, мужчина всё же собирался сначала выяснить, почему вдруг удрала, такая довольная и решительная ещё вчера, его любовница.

Киран забился, в панике застучал холодеющими руками по напряженному каменному плечу — воздуха критически не хватало, в глазах начинало темнеть. Демон вложил всю силу в удар, и кулак с глухим стуком врезался в стену в сантиметре от побледневшего лица мальчишки. Острая боль в разбитых костяшках вынудила гнев немного отступить, и Трою удалось заставить себя разжать пальцы на не по-мужски тонкой шее. Он фыркнул презрительно, когда брат, упав на колени, отчаянно ловил ртом воздух, глянул безразлично на струйки крови, бодро бегущие из-под лопнувшей на руке кожи. Каратель ходил вокруг юноши в немом бешенстве, ожидая пока тот снова сможет говорить.

— Она убежала, — наконец повторил Киран осипшим голосом, поднимаясь с колен и глядя со злостью на внезапно озверевшего родственника. Злоба его была оправдана, была сильна, но всё же, меркла и таяла перед яростью деспота, готового растоптать, растерзать, уничтожить собственного брата и за ним каждого, кто встанет на пути. Голубые глаза смотрели прямо и почти даже смело, но начинали предательски блестеть. — Ей кто-то помог, — произнёс парень уверено. — Я гнался за ней, но меня оглушили со спины.

— Как ты вообще допустил, что она попала на улицу?! — прорычал Трой сквозь зубы, пытаясь сдержать себя и не кинуться на изменника снова.

— Ева попросила купить обезболивающее, — он опустил глаза, нахмурился, прокручивая в памяти уходящий вечер, — я возвращался из аптеки, лифт не работал, у двери на лестницу она вылетела на меня, чуть не сбила с ног и побежала дальше. На улице я её догнал, завалил на землю, но потом почувствовал, как кто-то огрел меня по голове. Когда очнулся, никого рядом не было…

— Ты идиот, — зашипел мужчина. — Как ты мог дать себя обмануть?!

— Я видел, что ей больно! — срывался Киран. — Откуда мне было знать?!

Гневное рычание предварило ещё один удар окровавленного кулака в стену, пастельно-жёлтые обои покрылись мелкими багровыми брызгами, утробный стон боли вырвался у ревнивца сам собой. Всё тело его пылало лютой яростью, не дающей нормально дышать, двигаться, думать. Хотелось найти Еву вместе с неожиданным спасителем, запереть её в самом мрачном и тесном чулане, заставить слушать до сумасшествия предсмертные стоны и крики отважного, но не слишком умного покровителя, посмевшего встать на пути у жестокого демона! Держать девушку под замком в темноте и одиночестве, пока она не забудет обо всём мире, пока немое безумие не растворит последние помышления о бегстве в её непокорной голове, пока она, как верный пёс, не заскулит у ног, не поклянется в вечной преданности на собственной крови, не будет молить о близости, не будет любить его всей своей душой! Почему?! Почему она не любит?! Как он желал мучить пленницу сейчас до полусмерти, добиваясь лживого признания, но… Больше хотелось просто прижать к себе, как можно крепче, чтобы стало трудно дышать. И никогда… никогда больше не отпускать, быть вечно вместе. Ведь он обещал! Обещал, что вернётся и больше не оставит её. Почему предательница не дала ему сказать о своих чувствах утром? Неужели она уже тогда решилась на побег? Но как мучитель мог не заметь лжи в её глазах? Да, они были такими чистыми и честными, но такими печальными… Снова печальными.