Как ни пыталась пациентка открутиться, ей всё же пришлось съесть двойную порцию овсяной каши и принять лекарства. Саша с отцовской заботливой строгостью во взгляде наливал густой горький сироп в мерную ложку и уговаривал её открыть рот, она, как маленькая девочка закрывала лицо руками, бурчала что-то из-под ладоней, мотала головой, но, в конечном счёте, зажмуривалась и пила «противное зелье». В зелёных глазах стояла невинная детская обида, надув губы, Ева отворачивалась и желала своему «мучителю» попробовать эту «отраву» самому, благодетель смеялся над её ворчанием и брал со стола новые пузырьки и коробочки с таблетками.

Когда все многочисленные рекомендации врача были наконец соблюдены, неугомонная подопечная попыталась вылезти из кровати, но друг остановил её строгим запретом:

— Сегодня у тебя постельный режим, — произнёс он деловито и собрал на маленький круглый поднос грязные тарелки и ложки. Блондинка показала язык и, насупившись, снова отвернулась. — Не нужно обижаться, я лишь хочу, чтобы ты скорее поправилась, — мужчина наклонился и звонко чмокнул её во всё ещё горячий лоб.

— Тогда дай мне мою тетрадь и ручку, пожалуйста, — писательница тут же забыла про обиду, посмотрела на Сашу с мольбой, состроила жалобные глазки. Он скривил губы, подумал несколько секунд.

— А ты обещаешь больше не пытаться увильнуть от приёма лекарств?

— Лааадно, — протянула бунтарка, бессильно опуская голову, — даже кашу буду есть без нытья. Только дай, пожалуйста.

— Хорошо, — как всегда добродушно улыбнулся покровитель. Он отнёс поднос на кухню и вернулся с толстой потёртой тетрадью в руках. Достав из своей сумки чёрную гелевую ручку, протянул всё это девушке.

— Мне побыть с тобой или лучше выйти? — осторожно поинтересовался друг, когда она дрожащей рукой взяла книгу, и с трепетом провела пальцами по коричневой коже переплёта. Ева подняла чуть влажные, растерянные глаза, задержалась на миг и легонько кивнула.

— Тебе не будет сложно посидеть здесь? — спросила она смущенно.

Саша хмыкнул наиграно задумчиво, затем вновь одарил взволнованную подопечную искренней тёплой улыбкой и сел на стул рядом с кроватью.

— Я не буду тебя отвлекать, — произнёс он понимающе. Девушка снова кивнула и перевела взгляд на свои колени, где покоилась недописанная книга, покорно ожидающая решения своей судьбы.


Мысли хоть и с трудом проходили через гудящую голову, но всё же, поднимались из самой глубины вдохновленного сердца — больше она не могла допустить сухого, бесстрастного текста в своём творении — лишь настоящие, живые чувства, лишь истинный, чистый голос души… Чернила выводили тонкими чёрными змейками округлые буквы под бледной рукой, слово за словом рисуя картину нового мира для безвозвратно ушедшего друга:

«…Мужчина открыл глаза, в темноте недоумённо провёл рукой по мокрой от холодного пота груди — ничего. Неужели эта рана ему приснилось? А что ещё было сном? Пальцы по обыкновению на ощупь отыскали выключатель, щелчок — небольшая комната озарилась слабым желтоватым светом ночника. Сероволосый прищурился, привыкая к неяркому свечению, осмотрелся. Всё знакомо и будто уже забыто, затянуто пеленой не рассеявшегося ещё сновидения: стены с песочно-жёлтыми обоями, лёгкие занавески в тон на высоком окне, старинный платяной шкаф, как-то не вписывающийся своей тёмной резной древесиной в нежный уют маленькой спальни, широкая кровать, постельное бельё с едва заметным цветочным орнаментом. А рядом мирно спит любимая женщина. Тимор вздохнул с облегчением, провёл несмело ладонью по её тёмным волосам, будто пытаясь убедиться, что всё это не наваждение. Ярко-голубые, почти бирюзовые глаза Тэнебрэ нехотя приоткрылись, она вздохнула глубоко, с наслаждением от невесомого прикосновения супруга.

— Что ты не спишь? — прошептала она лениво, глядя с сонным прищуром.

— Мне приснился странный кошмар, — задумчиво ответил мужчина. — Будто я… Будто все мы живём лишь в мире фантазии какой-то девушки, — начал он, увидев вопрос в глазах собеседницы, — которая пишет книгу и этим даёт жизнь всему нашему миру. И вот она потеряла память и, чтобы помочь ей вспомнить, мне пришлось идти в реальный мир и вести писательницу сюда… Она вспомнила, только мир начинал рушиться, люди умирали, ей надо было срочно вернуться и закончить роман, но никто не знал, как это сделать. А потом выяснилось, что нужно убить бедняжку, чтобы она вновь оказалась дома. И я решился сделать это сам.

— Да? Значит, в итоге с ней всё было хорошо, раз она попала домой, — женщина приподнялась на локте, взглянула на мужа лукаво. — А девушка симпатичная?

Он улыбнулся с укором.

— Не помню. Даже имя забыл. Но точно знаю, что она не могла быть красивее тебя.

— Хммм, — брюнетка задумчиво усмехнулась, — тогда иди в объятья своей прекрасной жены и скорее засыпай, — снова опустилась на подушку и протянула ему руку. — А то завтра много дел.

— Каких ещё? — непонимающе спросил Тимор, укладываясь рядом.

— Забыл? Завтра день рождения Катрин. Они с Амори пригласили нас в гости.

— Катрин? Амори? — он зажмурился на секунду, пытаясь понять, что же было сном, а что правдой. — Подожди, Катрин из монастыря?

— Какого ещё монастыря? — удивилась Тэнебрэ. — Ты что, ещё спишь? Катрин жена Амори, она детский врач, помнишь?

— Кажется, припоминаю. Значит, Амори тоже жив?

— Милый, ты меня пугаешь. Жив и здоров, он наш сосед уже почти пять лет и за всё это время не болел ничем серьёзнее простуды.

— А Малум? Он на свободе? — продолжал тревожить супругу сероволосый.

— А его что, посадили?

— Нет, этот демон ведь был в заточении в серой башне.

— Любимый, Малум конечно не самый добрый человек, скорее просто ворчливый и действительно почти не выходит из своего книгохранилища, но такова работа библиотекаря и ему она вроде нравится. А ты уже записал его к нечистым. Он тебе что, книги на дом не дал взять?

— Мда, — мужчина тяжело вздохнул, закрывая глаза, — длинный же был сон.

Мягкие губы легко коснулись его щеки, заставляя отвлечься от тягостных мыслей. Тэнебрэ обняла мужа и, прижавшись к нему покрепче, тихо прошептала:

— Это всего лишь сон, милый. Не волнуйся так.

Он помедлил немного, отгоняя последние туманные напоминания о странном видении, прильнул к её губам в нежном поцелуе, руки сами собой заскользили вниз по тонкой ткани короткой ночной рубашки.

— Что ты делаешь? — с лукавой улыбкой спросила женщина, отрываясь от поцелуя.

— А как ты думаешь? — игриво прорычал он в ответ и с новой страстью впился в желанные губы.


Долгий тревожный сон наконец закончился и развеялся серой дымкой в лучах ласковых бирюзовых глаз любимой супруги, оставляя лишь лёгкий таинственный привкус загадки — в чём был его смысл? Быть может, стоит задуматься о ценности своего бытия? Жить полной жизнью, не оглядываясь в прошлое, не ставя самому себе бессмысленных преград к счастью? Он здесь, он живёт, он любит. Так что же тяготит взволнованную душу?

— Милая, — прошептали в тишине чуть онемевшие от возбуждения губы, отстраняясь от пылких прикосновений к разгоряченной коже.

— Ммм? — послышался вместо ответа недовольный прерванной лаской стон.

— А почему у нас до сих пор нет детей?

Тэнебрэ чуть опомнилась, посмотрела на мужа, удивлённо приподняв бровь.

— Ты же говорил, что до этого нужно дорасти, а мы с тобой ещё слишком молоды.

— Да? — мужчина загадочно усмехнулся. — Я, кажется, уже дорос, — он с игривым рычанием продолжил покрывать стройное тело поцелуями. Она засмеялась от резкой щекотки, зарылась тонкими пальцами в серебристо-серые волосы и прошептала тихо:

— Я люблю тебя, Тимор.

— И я люблю тебя, милая, — прошелестел нежный, чуть хриплый голос в ответ.

Короткая ночь не сулила больше дурных сновидений — лишь жар объятий и страсть нескромных поцелуев, лишь чуткость сокровенных слов и вожделенный трепет любящих сердец».


Ева медленно отложила в сторону чёрную ручку, с благоговейным триумфом глядя на исписанную страницу. Конечно, книга ещё не закончена, но девушка верила, что наконец привела любимый образ лучшего друга, так долго заменявший ей реальность, в новый живой мир, без сожаления нарушив данную этой ночью клятву и уничтожив всю память о странном прошлом, о пережитых вместе радостях и страданиях, о себе самой — его создательнице… Дрожащей рукой она дала Тимору искреннюю любовь, которой он заслуживал, подарила обещанную свободу и счастье Тэнебрэ, вернула жизнь всем тем, кто погиб от жестокой руки неожиданно вмешавшегося автора. Теперь, осталось лишь отпустить приглушенные смирением чувства из собственного сердца, и Ева знала, что, как только сомкнуться желтоватые страницы её романа, неуловимая трепетная птица детской любви выпорхнет из клетки повзрослевшего сердца, взметнётся в лазурную вольную высь и одарит усталую душу неизменно самой прекрасной песней — песней желанной свободы. Любовь должна отпускать.

Страницы тихо зашелестели и стихли. В нависшей тишине писательница подняла глаза на друга, сосредоточенно копающегося в мобильном телефоне, тот почувствовал на себе долгожданный взгляд, охотно отвлёкся, улыбнулся, с ожиданием глядя на неё. Девушка улыбнулась в ответ, ощутив, как страх, крепко вросший серыми корнями в её сердце с самого детства, хоть и болезненно, но всё же, неизбежно приятно, освобождает свой тёмный уголок. Уходит, оставляя маленькую кровоточащую ранку, исчезает медленно и неотвратимо, растворяется в мечтательном предчувствии обретения неизвестной ещё действительности и нового света любви, который лишь сейчас открылся наивной девочке в пронзительно глубоких, тёмных глазах ласково глядящих на неё. Горячая кровь обливала пылающее сердце, смывая последние тени сомнений — страница закрыта, и прошлое не имеет больше значения ни для него, ни для неё. Пусть не всё сразу встанет на положенные места, пусть не раз ещё поднимутся в памяти тягостные бури самоосуждения, но сейчас… Достойна ли заблудшая душа искренней любви своего нежного покровителя? Кто знает? Но если Ева отречётся от его потаенных чувств, то неизменно заставит страдать. А светлый ангел, неотступно внимательный и заботливый её хранитель, не заслужил страданий. Поэтому, она с благоговейной радостью будет отдавать Саше всю себя без остатка, день за днём, год за годом — до конца своих дней. Всю трепетную любовь и тёплую нежность, все краски и ноты мечтательного сердца, всю глубину, все сокровенные волнения вдохновенной души. И, если уж на то пошло, без капли боли и отвращения подарит весь жар и страсть желанного им тела. Ведь он желает и даже сейчас девушка видела это сквозь невинную мягкость его горящего жизнью взора.

Да, ей нужно время, чтобы принять новую ступень своей жизни, начать с чистого листа, забыв о позорном прошлом, завершить трагичную главу. Но разве не для этого явился темноглазый спаситель? Он пришёл, чтобы помочь понять, что нельзя перечеркнуть всё написанное, невозможно вырвать страницы из книги бытия, но оступившись, нужно подняться и продолжать идти вперёд. Чему нас учат падения? Мы начинаем внимательнее смотреть под ноги. Что открывает боль? Мы наконец замечаем тех, кто протягивает нам руку помощи. Что даёт скорбь? Она заставляет ценить то, что имеем. Чем помогают слёзы? Они омывают сердце и исцеляют душу. Но когда мы падаем и плачем, когда приходят скорбь и боль, не каждый может принять такую помощь небес, не каждый бывает способен понять ценность этого благословения. Любой может сломаться, поддаться отчаянию и добровольно ступить на тёмные ступени лестницы, неизменно ведущей в адское пламя. Любой может сделать шаг, что совершила Ева. Но Благословенное Небо сжалилось над мятежной душой и послало ей спасение в лице доброго бескрылого ангела. И с трепетным ликованием девушка подняла голову, несмело взглянула в его бесконечно глубокие, нежные глаза. Единственные и родные. Достойна ли она? Какая разница? Эти глаза смотрят со всепрощающей любовью, они видят только её настоящую, им нет дела до той серой оболочки воспоминаний, что уже сползает отмершим хитиновым покровом, освобождая чистую душу из-под гнетущей власти слепого отчаяния и чувства вины. Они так давно терпеливо ждали, не смея открыть и в мимолётном взоре пылающих порывов, но сейчас… Сейчас они не скроют ничего, вся сила незыблемой любви и пламенной страсти против воли выплеснулась в этот взгляд, просящий… Нет, он уже не просит, он требует ответных чувств в исцелённом его теплом сердце. Так достойна ли она? Всё равно! В груди уже полыхает яростное пламя, поглощающее всю прежнюю боль, все сомнения, все страхи! В этом мире нет недостойных, есть лишь те, кто, поддавшись собственной слабости, опускают глаза, не пытаясь принять руку помощи, предпочитая оставаться наедине со своей печалью. От обиды и одиночества они проклинают тех, кто смог уцепиться за спасительную ниточку и встать, называя их предателями и изменниками. Кого предаст она, если продолжит свой путь? Кому изменит? Пусть прошлое бросает в спину бессильные проклятья, но Ева не станет больше их слушать. Она поднимется и пойдёт вперёд, пойдёт без оглядки рука об руку со своим добрым темноглазым хранителем.