– Давайте отнимем от этого срока год, во время которого я вряд ли смогу полноценно работать после операции. И у нас получится девять лет. На пару лет больше оптимистичного прогноза, который мне давал мой лечащий врач.

– Из обещанных вам семи лет как минимум три года вы проведете в больнице больше времени, чем вы проводите сейчас, будучи врачом. А в последний год вы не сможете встать с кровати, потому что та боль, которую вы сейчас чувствуете во время самых сильных приступов, не будет идти ни в какое сравнение с болью, которую вы будете чувствовать тогда. Вам не помогут ни морфий, ни опиумный пластырь. Вы будете хотеть только одного – умереть . Вы тоже онколог. Вы видели глаза людей, которым осталось жить пару недель. Героизм – это хорошо, доктор Мори. Но боль делает из любого героя ничтожество . И мне бы не хотелось видеть вас через несколько лет в палате этажом ниже.

Вивиан молчал, разглядывая лежавшие на столе снимки. Доктор Лоуренс закрыл карту и отложил ручку. За окном послышалась сирена «скорой помощи», и приятный женский голос диспетчера в громкоговорителе попросил нескольких врачей «срочно спуститься в приемный покой».

– Я должен подумать, доктор, – заговорил Вивиан. – Я сообщу вам о своем решении.

– Надеюсь, оно будет правильным.

– Я тоже.

– У меня есть к вам небольшая просьба. – Доктор Лоуренс смутился. – Я знаю, что вы сейчас работаете над экспериментальным лекарством от рака крови, и ищете студентов-практикантов для того, чтобы они помогали вам в исследовании.

– Вас интересует исследование? Вы, конечно, давно не студент и не практикант, но я сочту за честь работать с вами. Статью мы напишем вместе, и половина лавров победителя достанется вам.

– Что вы, я и не думал про статью…

– Жаль. Ваша жена тяготеет к научной работе. Милена Лоуренс – это ведь ваша жена? Третий курс. Я читаю им лекции по теории клинического психоанализа. Она сидит в первом ряду и задает больше вопросов, чем все студенты в группе вместе взятые. Иногда ее вопросы ставят меня в тупик.

– Она не раз говорила мне, что плохо понимает материал, и ей приходится задавать много вопросов… и что она чувствует себя неуютно, потому что иногда кажется, что вопросы задает только она одна.

– Так, значит, это все же ваша жена. Очень хорошо. Один раз она задала мне вопрос насчет несоответствий в теории профессора Фрейда, и я всю ночь просидел над книгами, но ответа так и не нашел. Надеюсь, она во мне не разочаровалась…

– Доктор Лоуренс, срочно спуститесь в приемный покой, – снова раздался в громкоговорителе голос диспетчера.

Врач поспешно поднялся и взял со стола стетоскоп.

– Простите, – извинился он. – Каждый раз, когда я дежурю, мир переворачивается с ног на голову. – Он посмотрел на Вивиана. – Я жду вашего звонка.

– Мне нужно будет побеседовать с вами насчет исследования. Вы сможете заглянуть в университет послезавтра около полудня?

– Да, послезавтра у меня выходной, так что я свободен.

– Мой кабинет находится на третьем этаже, первая дверь справа от лестницы. Вы доберетесь до города на поезде или, может быть, вас подвезти?

– У меня есть машина.

– Был рад знакомству, доктор Лоуренс.

– Взаимно, – кивнул врач и, пожав Вивиану руку, вышел из кабинета.


Анжелика Гентингтон несколько секунд изучала стоявшего на пороге ее квартиры доктора Мори, после чего посторонилась и пригласила его войти.

– Прошу прощения, что подвел вас вчера, – заговорил Вивиан, снимая плащ. – Мой интерн в очередной раз что-то отчудил в приемном покое, и мне пришлось ему помочь.

– Это тот самый Эрик Кросс? Вы с ним были в кабинете дежурного врача в тот вечер, когда я плохо себя чувствовала?

– Да, это тот самый Эрик Кросс, которому не помешало бы укоротить язык . И еще ему пора понять, что врач должен уметь брать ответственность за свои поступки.

Анжелика взяла у гостя плащ.

– Он произвел на меня впечатление вежливого молодого человека.

– Просто вы ему нравитесь, и с вами он ведет себя иначе. Как прошел ваш день?

– Сегодня у меня был выходной. Я слышала, что вас можно поздравить, вы замените доктора Миллера на должности руководителя онкологического отделения?

– Надо же, как быстро распространяются слухи. И теперь можно будет сказать, что шампанское я принес для того, чтобы это отметить.

– Присаживайтесь. Я принесу бокалы.

В гостиной не было ничего, кроме дивана, двух кресел, журнального столика, шкафа с прозрачными дверцами с аккуратно расставленной праздничной посудой внутри и небольшого пианино. Вторая часть комнаты была отделена прозрачной светло-серой ширмой с японским рисунком. Отделенный уголок служил не для приема гостей, а для другой цели: помимо двух удобных кресел, там можно было увидеть стереосистему, телевизор и проигрыватель DVD.

Стремление уделять всему свое место было совсем не характерно для Джеральда, но более чем характерно для Анжелики. Чего нельзя было сказать о картинах и небольших скульптурах: Джеральд всегда тяготел к искусству «не для всех», а Анжелика любила понятные и простые полотна и скульптуры.

– Вы голодны?

Вивиан отвлекся от изучения гостиной.

– Нет, спасибо. Позвольте, я помогу вам с шампанским.

Анжелика согласно кивнула и, поставив принесенные бокалы на стол, опустилась в одно из кресел. На этот раз она остановила свой выбор на маленьком черном платье: юбка чуть выше колена, декольте и открытая спина. Туфли на высоком каблуке и свободно лежавшие на плечах волосы завершали образ. Обычно доктор Гентингтон носила удобную обувь на плоской подошве и собирала волосы в строгую прическу. То же самое можно было сказать и о ярком макияже: на работе Анжелика пользовалась бледно-розовой губной помадой, и на этом ее роман с косметикой заканчивался. Цепочка с крестиком до сих пор была на ее шее, но на этот раз к ней прибавилась тонкая нитка жемчуга.

– Вы замечательно выглядите.

– Вы наконец-то увидели мои ноги, доктор Мори. Вы счастливы?

В дополнение к своим словам Анжелика положила ногу на ногу. Вивиан отдал ей один из бокалов.

– Не буду отрицать очевидного. Но ваш тон мне не нравится. Вы говорите так, будто я пришел с целью вас соблазнить.

– Ах, так вы пришли для того, чтобы выпить со мной?

– Мы обсудим это позже. – Вивиан поднял бокал. – Ваше здоровье.

Анжелика сделала пару глотков шампанского.

– Ваша женщина, похоже, разделяет ваши свободные взгляды на многочисленные любовные связи? Иначе вы не пришли бы ко мне вот так, да еще и вечером.

– Похоже на то. А вы в очередной раз поссорились со своим мужем?

Она легко пожала плечами.

– Я бы так не сказала. Мы уже пару месяцев почти не общаемся, и никто не делает шагов навстречу. Иногда я думаю о том, что наш брак уже себя изжил. Или же это просто кризис трех лет?

– Ох, эти психологи. Они готовы на все, чтобы оправдать свои диагнозы. Даже выдумывают теории о кризисах отношений.

– А вы не верите в эти теории?

– Я практикующий психоаналитик, доктор Гентингтон. Не думаю, что мои пациенты вылечатся от фразы «у вас кризис трех лет». Я ищу причины , а не оправдываю происходящее в жизни людей теориями. Во всяком случае, мне не хотелось бы думать, что вы вели себя подобным образом вчера потому, что у вас проблемы с Джеральдом.

– Как мне кажется, одно с другим не связано.

Вивиан сел в кресло напротив нее.

– Кто из вас музыкант? – спросил он, кивнув на пианино.

– Я. Вы хотите, чтобы я вам сыграла?

– В другой раз. Вы мне нравитесь , доктор Мори.

В ожидании ответа Анжелика провела ладонью по волосам.

– Когда вам пришла в голову такая мысль?

– Незадолго после того, как мы с вами познакомились. Хотя… не буду обманывать, скажу точнее. Мы тогда вместе дежурили, и «скорая» привезла пациента с кардиостимулятором. Вы не знали, что с ним делать, и позвали меня. Когда я вошла в операционную, вы выглядели совершенно потерянным. Обычно меня злит подобное поведение молодых врачей, но в тот раз я не разозлилась. В вас есть что-то очень трогательное, когда вы растеряны.

– Помню, вы тогда довольно грубо крикнули мне: «Доктор Мори, что вы стоите, как студент-первокурсник во время первого визита в анатомичку? Готовьте инструменты!». Я знал, что нужно готовить инструменты, но руки у меня дрожали так, что я боялся к чему-либо прикасаться.

– Если вы заметили, в операционной я обычно разговариваю на повышенных тонах.

– Да, вы любите, когда вам подчиняются. Это помогает вам загнать подальше мысли о том, что внутри вы ощущаете совсем другое .

Анжелика подняла бровь, но через долю секунды ее лицо снова приняло спокойное выражение.

– Может быть, – коротко ответила она.

– Вы плохо знаете себя, доктор Гентингтон. Вы выбрали религию потому, что она дает вам возможность не мучить себя мыслями о собственной природе и желаниях. Когда за вас кто-то выбирает путь, жить комфортнее. У вас есть ответы на все вопросы. Если у вас нет ответа на какой-то вопрос, вы о нем забываете, считая его неправильным. Но когда-нибудь у вас появится вопрос, на который вам во что бы то ни стало нужно будет найти ответ. Что вы будете делать тогда?

– Я не задаю себе таких вопросов.

– Я могу попросить вас подойти к зеркалу?

Анжелика поднялась и подошла к большому зеркалу, висевшему на противоположной стене. Вивиан встал рядом, но чуть в стороне – так, чтобы она не видела его отражения.

– Вы хотите, чтобы я полюбовалась на себя? – с улыбкой спросила Анжелика.

– Я хочу, чтобы вы разделись .

Анжелика сняла с плеч платье, выскользнула из туфель. Вивиан кивнул, предлагая продолжать.

– Полностью? – спросила она неуверенно.

– Да.

– Вот, пожалуйста. Вы довольны?

– А теперь посмотрите на себя. Для начала посмотрите в глаза. А потом оглядите целиком.

Анжелика оглядела свое отражение.

– Что вы видите? – задал очередной вопрос Вивиан.

– Я вижу… свое тело. Вместилище души.

– Как часто вы разглядываете себя вот так, в полный рост, без одежды? Что вы чувствуете?

Анжелика молчала. Она продолжала изучать свое отражение, и постепенно ее щеки заливались румянцем.

– Вас это смущает? – заговорил доктор Мори.

– Да, думаю, что так.

– Почему вы боитесь собственного тела? Не потому ли, что вы с ним не знакомы? Вы скрываете его одеждой, вам и в голову не приходит посмотреть на него вот так. Вы боитесь увидеть что-то страшное?

– Я… я не знаю.

– Подумайте о том, что вы не просто боитесь собственного тела. Вы боитесь его реакций . Вы не знаете, что доставляет ему удовольствие. Вы не знаете, как ваша кожа реагирует на прикосновения. Попробуйте прикоснуться к себе. Не бойтесь. Это не страшно.

Анжелика провела рукой по плечам, прикоснулась к груди и к животу.

– Вы продолжите бояться себя, если не будете знать свое тело. Вы можете спрятаться от кого угодно, но только не от себя. Если вы не можете ответить на вопрос «что вы хотите» для себя как вы ответите на этот вопрос, если его задаст кто-то другой? К примеру, ваш муж? Конечно, вы будете чувствовать себя несчастной. Как вы сказали? Вместилище души ? Как вы думаете, душе, этому совершенному – по крайней мере, более совершенному, чем тело – созданию, будет уютно, если вы не заботитесь о совершенствовании ее вместилища?

– Я не думаю, что грех – это стремление к совершенству.

– Слово «грех» придумали те люди, которые боятся самих себя, доктор Гентингтон. Грех – это не запрет делать то, что может доставить вам удовольствие. Это добровольное заключение в придуманные кем-то рамки, которые не дают жить полной жизнью.

– Вы точно Дьявол , доктор Мори. Сегодня я в этом убедилась.

Вивиан подошел к ней и обнял за плечи. Анжелика вздрогнула и посмотрела на него в зеркало.

– Ни крестик, ни еженедельные походы в церковь не меняют вас изнутри. Сколько бы мы ни тянулись к религии, мы останемся людьми. Конечно, душа тянется к прекрасному, если ваши взгляды достаточно широки. Но помимо души у нас есть еще и тело. Мы изучаем психологию, соционику, физиогномику… но почему мы уделяем так мало внимания нашему телу? Науку о душе давно возвели в культ. А в культе тела есть что-то постыдное?