Мэг Кэбот - Портрет моего сердца

— Никуда. В дом, поискать пуговицу, — сказала она, тут же обругав себя. «Блестящий ответ, Мэгги…»

— Пойдем со мной.

Он поймал Короля и стоял, часто дыша от напряжения. Шляпу он потерял, когда упал с лошади, черные волосы отливают синевой на солнце, галстук распущен, и у горла виднеется черная курчавая поросль. По мнению Мэгги, он выглядел необыкновенно красивым. Даже чересчур!

— Ну-у… — протянула она. Обычно ей с трудом удавалось молчать, но теперь слова не выговаривались. — Нет. Я не могу. Мне надо идти…

— Проводи меня. Я только отведу этого зверя в конюшню, — ухмыльнулся Джерри, словно ее смущение было самым занятным на свете. — А потом мы пойдем в дом и поищем для тебя пуговицу.

— Джереми, я не могу. Матушка…

— К черту твою матушку. — Серебристые глаза вызывающе блеснули, ухмылка стала еще шире. — Чего ты боишься?

— Ничего, — слишком быстро выговорила она.

— Ты ведь не боишься меня?

— Разумеется, нет.

— А ты не врешь, Мэгги?

— Нет…

Ухмылка сменилась ослепительной улыбкой, сверкнул ряд белоснежных зубов.

— Я и не сомневался. Идем скорее. — Он предложил ей свободную руку. — Погуляем. Я хочу услышать обо всем, что ты делала и как провела эти пять лет. Совершенно очевидно, что ты продолжаешь рисовать. А чем еще занимаешься?

Мэгги бросила тоскливый взгляд на широкие двери хозяйского дома. Там спасение, безопасность, здравый смысл, горничная с нитками и пуговицами. Но она терпеть не могла трусости, особенно своей, поэтому глубоко вздохнула и взяла Джереми под руку.

— В общем-то ничем особенным, — с деланной беспечностью ответила Мэгги.

Это оказалось слишком легко. Стоило задеть ее гордость, и она пошла у него на поводу. Он завладел ею. Ну, не совсем, конечно… по крайней мере пока. Но ему удалось обнаружить слабость Мэгги, точнее, вспомнить, что Мэгги всегда можно было подначить простой фразой: «Ты же не побоишься сделать это, Мэгги?»

Она всегда старалась показать, что не боится, и у нее это неплохо получалось. Особенно сейчас, когда она с бесстрашным видом устроилась на сене возле стойла Короля, опираясь спиной на деревянную стойку и болтая ногами. К несчастью, она продолжала лихорадочно сжимать распахивающийся лиф, чем лишила его возможности хотя бы мельком увидеть красоту нежных округлостей. Тем не менее Джереми считал, что ему придется недолго дожидаться этого удовольствия, а может, и чего-то большего. Теперь, когда он знал, как ее взвинтить, у него не было сомнений, что очень скоро он расплатится с Мэгги Герберт за все проделки, которыми та изводила его в детстве.

Впрочем, он довольствовался тем, что просто любовался ею. Солнечный свет, лившийся сквозь открытые двери конюшни, падал на ее длинные волосы, и они казались такими мягкими, воздушными. Какая удача, что он подгадал свой приезд к вечернему чаю. Конюхи с помощниками ушли в дом пить чай со знаменитым тминным кексом, произведением искусства здешней поварихи. Они с Мэгги одни в конюшне, если не считать лошадей да птиц, свивших тут гнезда и раздраженно щебетавших.

Мэгги постепенно успокоилась. Страсти во взглядах Джереми поубавилось, и она даже засомневалась, не ошиблась ли в своем первоначальном суждении. Ведь герцог Ролингз может заполучить любую женщину, зачем ему хотеть именно ее, дочь стряпчего, местного дворянина. Анна сподобилась выйти за лучшего друга его дяди, а мать нежно относилась к его тетке, поэтому детьми они часто оказывались вместе. Но и только! Вряд ли он воспринимал ее иначе, чем бывшую подругу. Это рассуждение несколько успокоило Мэгги.

— Так вот, — сказала она, пока Джереми расседлывал Короля, — Эверс еще живет в Ролингз-Мэнор, его сын служит в городском особняке Ролингзов, а внук обучается где-то на дворецкого в надежде, что дед вскоре уйдет на покой и он сможет занять его место. Правда, Эверс заявляет, что покой он найдет только на смертном одре и настаивает на своем законном праве переливать вино в графины, хотя руки у него трясутся, когда он поднимает что-нибудь тяжелее чашки с водой.

Джереми, успевший сбросить сюртук, решил, что пора освободиться и от галстука.

— Неужели? — пробормотал он, принимаясь чистить коня.

— Да. А горничная вашей тетушки родила четвертую дочку, но говорит, что не будет счастлива, пока не родит мальчика. Хотя, казалось бы, и четверых девочек вполне довольно.

— Понимаю. — Джереми отшвырнул скребницу и внимательно уставился на Мэгги. Но девушка этого не заметила, поскольку солнце било ей в лицо, а он стоял против света.

— Миссис Прейхерст осенью исполнится шестьдесят пять лет, — продолжала рассказывать она. — Твои дядя с тетей отправляют ее в поездку по Италии, и хотя миссис Прейхерст терпеть не может итальянцев, потому что их кухня держится на томатах, а это плохо для пищеварения, но кто-то ведь должен их предостеречь…

— Мэгги, — прервал ее Джереми.

Нечто в его тоне подсказало ей, что его не интересует отношение экономки Ролингзов к средиземноморской кухне. Он вышел из стойла, затворил за собой дверь и встал в нескольких футах от кучи сена, на которой она сидела. Разглядеть выражение его лица она не могла, но тон ее обеспокоил.

— Да-а? — протянула Мэгги.

Он шагнул вперед, и она наконец увидела, как он на нее смотрит… Джереми вовсе не расстроен и не взволнован, напротив, вид у него очень лукавый.

— Ты рассказала мне все обо всех, даже отдаленно связанных с Ролингз-Мэнор, однако ни словом не обмолвилась о себе.

Он без разрешения уселся рядом, и Мэгги чуть отодвинулась, потому что Джереми касался ее плечом.

— В общем-то и рассказывать особенно нечего, — сухо произнесла она. — Я училась в школе.

— Да, конечно. — Действительно ли он снова придвинулся к ней, или ей показалось? — Но что ты будешь делать теперь?

— Не знаю. — Мэгги опять отодвинулась. — Я хотела поехать в Париж учиться живописи, но отец не позволяет.

— Неужели?

В его голосе вроде прозвучало удовлетворение? Она вдруг очутилась на самом краю вороха сена, двигаться больше некуда, только на пол.

— Что же ты будешь делать?

— Не знаю. — Мэгги не то чтобы нервничала из-за его близости, просто не могла понять, зачем он так поступает. Видимо, пол все же предпочтительнее его коленей, на которых она окажется, если он станет придвигаться и дальше. Может, если говорить не переставая, ей удастся его отвлечь. — Наверно, мне придется ехать в Лондон. Для выхода в свет.

— Для твоего выхода в свет, — повторил Джереми, слегка обнимая ее за плечи.

Мэгги с тревогой посмотрела на его руку, небрежно свисавшую с ее левого плеча. Рука, выглядывавшая из-под отвернутого манжета, покрыта темными курчавыми волосками, такими же, как в распахнутом вороте рубашки. В них было что-то истинно мужское, и она почувствовала непонятное возбуждение.

— Ты очень волнуешься, ожидая встречи с большим светом, Мэгги?

— Не особенно.

Мэгги посмотрела ему в глаза, ибо его лицо оказалось всего в нескольких дюймах. Это было ошибкой, поскольку его взгляд продолжал действовать на нее, только сейчас по коже побежали мурашки, словно она мерзла, а не сидела на жарком солнце.

— Вся история кажется мне довольно глупой, — с трудом выговорила она. — Я ненавижу балы и приемы. Мне не нравится танцевать… Джереми, почему ты все время смотришь на мой рот?

— Потому что я собираюсь тебя поцеловать, Мэгги, — произнес он ласкающим голосом. — Разве ты этого не хочешь?

— Нет. — Она поспешно отклонилась назад… прямо в его объятия. Мэгги вскинула руки, совершенно забыв про оторванную пуговицу лифа. — Нет…

Но рядом с ней был уже не тот Джереми, которого она могла запугать, принудив делать, что она захочет. Новый Джереми был взрослым мужчиной, крупнее и сильнее ее, которого совсем не интересовало чужое мнение, и, не обращая внимания на протесты, он прильнул к ее губам…

И в тот же миг она поняла, что возражения просто нелепы. Целоваться с Джереми было странно, но и очень приятно.

Мэгги никогда не целовалась с мужчиной, никогда не бывала в мужских объятиях… даже не стояла близко к мужчине, чтобы ощутить, что все в них иное. Буквально все! В них нет даже и намека на мягкость, они… твердые… целиком. Какого бы места она ни коснулась, везде только литые мускулы. И кожа совсем не нежная, а шершавая, бакенбарды колются. И пахли мужчины иначе. Кожей, лошадиным потом, табаком. Эти запахи обволакивали, пропитывали Мэгги. Теперь придется долго отмываться. Но они казались… правильными. Все в Джереми казалось правильным. И рука, обнимающая ее талию и притягивающая ближе, тоже правильная. Так и должно быть. Губы, покрывавшие ее лицо легкими жадными поцелуями, такие, как надо. Даже медленное соблазнительное обследование, которым занялся проникший в рот язык… даже это казалось правильным и естественным.

А вот ощущения, которые возникали у нее внутри, были отнюдь не нормальными. Мэгги понимала, что ей следовало рассердиться на Джереми за его дерзость. Следовало бы, в чем она не сомневалась, оттолкнуть его или хотя бы попытаться. Но она не могла… Не было ни сил, ни возмущения. С того момента, как он начал ее целовать, была только сладостная истома. Его тело прижималось к ее телу, пока Мэгги не откинулась на его сильные руки, уверенно поддержавшие ее. Она вдруг почувствовала себя хрупкой, нежной девушкой, какой всегда мечтала быть. Которой требовалась нюхательная соль, которую мужчина мог легко подхватить на руки и понести вверх по лестнице…

Но она чувствовала не только это. Что-то совершенно необычное происходило внутри. Одновременно с ленивой истомой появилось судорожное напряжение между ног, какая-то необъяснимая влажность. Плотские наклонности завладели ею, чего Мэгги всегда опасалась. Нечто заставляло ее ощущать себя мурлыкающей кошкой. И нельзя отрицать, что с той же настойчивостью, с какой Джереми прижимался к ней, она прижималась к нему… даже некоторые места ее тела буквально ныли, так они жаждали прикосновения…

Но когда рука Джереми нырнула туда, где разошелся лиф, чтобы ласкать ее грудь, Мэгги удивленно вздрогнула и застыла. Это было неправильным. Конечно, она никогда не испытывала более приятных ощущений, чувствуя, как его грубоватые пальцы нежно скользят по ее обнаженной коже, но плохо то, что ей слишком хорошо. Так хорошо, что если она не остановит Джереми сейчас, то потом уже не сможет.

— Джерри, — выдохнула она, когда он целовал ее шею.

— M-м. — Пальцы, скользнувшие в лиф, нащупали кружевную оторочку корсета, легли на атласную кожу.

— Джерри, — настойчиво повторила она, — прекрати…

— Почему? — В его голосе прозвучало искреннее недоумение, а руки, продолжая свое дело, бережно сжали затвердевший сосок.

Мэгги выгнулась навстречу, издав звук, похожий на стоны мартовской кошки.

— Джереми!

— В чем дело, Мэгги? — пробормотал он, приникая губами к ее вздымающейся груди.

Она попыталась оттолкнуть его голову и удивилась, какими шелковистыми были его иссиня-черные кудри.

— Джереми, — повторила она, испытывая боль от усилия побороть себя и броситься к нему в объятия, — Ты должен остановиться…

— Не могу, — отозвался он в ложбинку между ее грудей. Он осыпал поцелуями ее грудь, приближаясь к соску, остро упиравшемуся ему в ладонь. — О Господи, когда же это случилось?

Мэгги растерянно заморгала, смотря на темную голову, покоящуюся у нее на груди.

— Что случилось?

— Все это, — изумленно произнес Джереми, беря в руку другую грудь, и прежде чем она успела прикрыться, его губы сомкнулись на твердом соске.

Жаркая волна окатила ее, из горла снова вырвался жалобный всхлип желания.

Это было хуже, чем она предполагала. Теперь ей не хотелось, чтобы он прекратил свои ласки. Но что будет, если он продолжит? Если сейчас она прямо извивается под ним, когда он лишь тронул языком сосок, то что произойдет, если он поднимет ей юбки и…

Нет! Мысль об этом слишком ужасна! Мужчина, которого, по правде говоря, она едва знала, разденется перед ней… прикоснется еще интимнее… Мысль о том, как она прореагирует на его наготу и такие прикосновения, окончательно смутила и потрясла ее. Джереми сказал, что она боится. Да, черт побери, она больше напугана, чем когда-либо… но и ощущает себя более живой, чем когда-либо… И это пугало ее больше всего.

Страх пересилил желание, а вместе со страхом пришло возмущение. Как он смеет? Как посмел? Наверно, привык валяться на сене с девицами, когда ему заблагорассудится. Но он мужчина. И не просто мужчина, а герцог. Он может забавляться с кем хочет, не думая о последствиях.

Она же до сегодняшнего дня никогда даже не целовалась. Как он посмел воспользоваться ее неопытностью?

Пробужденные им сексуальные желания переросли в ярость, и Мэгги, вцепившись в густые кудри Джереми, рванула его голову назад.

— Отпусти меня, — процедила она сквозь зубы.