Квартира, которую Маргарита уже считала своей, превратилась в ловушку. Галкина и боялась ее, и хотела, как боится и хочет голодный зверь приманку в силках.

Все желания свелись к одному, простому, как пять копеек, – найти работу.

Это желание являлось во снах, преследовало ее по ночам, как душа убиенного и неотмщенного отца Гамлета.

С этим желанием Маргарита просыпалась, проводила день и засыпала (если удавалось).

По закону жанра напряжение усиливалось: с фатальным упорством Маргарите отказывали работодатели. Галкина со страхом осознавала, что летит в бездну. Еще вчера она не ощущала своих лет, еще вчера ей казалось, что она даст фору любой соплячке, а сегодня оказалось, что любая соплячка предпочтительнее ее, Маргариты Галкиной.

Маргариту обступили со всех сторон проблемы, о существовании которых несколько месяцев назад она и не подозревала.

Сначала не хватало денег на коммунальные услуги, потом опустел холодильник. Потом – бутылочки и флаконы в сверкающей новым кафелем ванной.

Пришлось снести в ломбард оставшиеся от мамы перстень и золотые часики.

В скупке Маргарита уговаривала себя, что успеет поправить дела, восстановить статус-кво и выкупить мамины вещи, что без работы она не останется. Не зря же говорят: была бы шея, а хомут найдется. Хомут не находился.

Все усугублялось тем, что Маргарите нужна была не просто работа, не любой источник любого заработка. Если бы! Галкиной нужна была высокооплачиваемая работа, позволяющая возвращать кредит банку. Или две работы, позволяющие возвращать кредит банку. С работой был полный облом.

Американский кризис и домашний телефон Маргариты непостижимым образом вступили в сговор: звонили из жилконторы, звонил оператор связи, из дачного кооператива – уточняли, будет Галкина делать взнос за участок или не будет, из тренажерного зала (предлагали продлить абонемент) и, конечно, из ипотечного агентства. Звонили, звонили, звонили…

Станислав Буйневич поручил эту унылую обязанность кому-то из сотрудников. Холодновежливый мужской голос с легким кавказским акцентом, от которого кровь стыла в жилах (Маргарита представила боевика в маске, в камуфляже, с автоматом), настоятельно рекомендовал Маргарите Михайловне не осложнять свое и без того незавидное положение и явиться в ипотечное агентство «Атолл» на собеседование. Маргарита откладывала визит, с каждым днем все больше увязая в самообмане. «Вот найду работу, тогда и пойду на собеседование», – обещала она себе каждое утро.

Через некоторое время телефон отключили за неуплату.

Финансовый гений Стасик Буйневич перевел заемщицу М.М. Галкину в разряд бесперспективных клиентов, и схема работы с ней изменилась.

Теперь Галкина жила на осадном положении. Начались визиты коллекторов. Маргарита сначала возненавидела, а потом стала бояться звука подъехавшего лифта и голосов за дверью.

Когда в прихожей раздавался требовательный звонок, Маргарита не подходила к двери. Она сидела и крестилась, хотя воцерковленным человеком не была. Один раз звонок застал Маргариту в прихожей, и Галкина осмелилась взглянуть на непрошеного гостя в глазок. Посмотрела и не поверила: это был амнистированный, тот, с ее последнего рейса Магадан– Москва! Толян, кажется. Бывают же в жизни совпадения…


Толян топтался в подъезде дома Маргариты с раннего утра. Закатанные по локоть рукава рубашки в крупную клетку открывали тюремные символы и знаки. В руке с татуированными перстнями, пятью неяркими точками между большим и указательным пальцами – символ камеры-одиночки, и подобием кинжала на предплечье дико смотрелись испуганные белые и синие садовые колокольчики.

Толян поднялся на девятый этаж, оглянулся и приложился ухом к двери с цифрами 86. За дверью стояла музейная тишина.

Зато за соседней послышался шорох. Толян метнулся в противоположный угол площадки и с независимым видом уставился в окно. Чужая дверь распахнулась, из нее вихрем вырвался белобрысый мальчишка.

– Никитка! – раздался слабый старушечий голосок из глубины квартиры. – Подожди!

Никитка уже громыхал подъездной дверью и последней просьбы умирающей старушки не слышал.

Толян покосился на открытую дверь. На пороге квартиры материализовалось существо из прошлого века.

Существо было в панаме, с тростью, в очках с немыслимым количеством диоптрий, отчего глаза за стеклами казались бусинами. Бусины с осторожным интересом уставились на чужака.

– Здрасте, – вынужден был приветствовать соседку Галкиной Толян.

– Здравствуйте. – Старушка не двигалась, рассматривая татуировки.

– Вы не видели вашу соседку, Маргариту Галкину? – стараясь понравиться старушке, широко улыбнулся освободившийся по амнистии кидала.

– А вы кто будете?

Легенда родилась сама собой.

– Одноклассник. Мы с Маргаритой учились вместе. Маргарита была моей первой, так сказать, любовью, – ударился в воспоминания аферист, и колокольчики в его руке потеряли сознание от такой наглой лжи. – Вот, решил, так сказать, вернуться к истокам. Навестить прошлое.

Старушенция ткнула острым пальцем в предплечье своего собеседника, украшенное замысловатым изображением колюще-режущего предмета и надписью «Не забуду тебя, Вера».

– Судя по всему, молодой человек, вы оканчивали совсем другие университеты и с другими женщинами, – с неподражаемым достоинством прошелестела бабка, – Маргариту я видела на днях.

Старая карга закрыла дверной замок и вызвала лифт.

– Что-то ей передать? – войдя в кабину лифта, любезно предложила соседка.

– Спасибо, я дождусь. У меня есть время, – заверил ее поклонник Веры.

– Кто бы сомневался, – прошамкала старая кляча, и лифт уехал.

Толян подождал, пока кабина замрет внизу, подкрался к щиткам, за которыми крутились и низкими голосами гудели счетчики. Счетчик под номером 86 почти не двигался.

Толян спустился на один лестничный марш и вынул из кармана мобильник.

Дверь в квартиру Маргариты приоткрылась.

– Алик, – через полминуты сообщил Толян в трубку, – ее нет. Нет, говорю! Точно! Счетчик почти не крутится – холодильник работает, может, и все. И тихо у нее. Чё делать-то?

Очевидно, ответ Толяну не понравился, он плюнул на бетонный пол подъезда и уточнил:

– А если она слиняла?

Голос с кавказским акцентом не оставил выбора:

– Идиот, тебе что сказано было? Ничего доверить нельзя, дебил! Без нее не появляйся! Вам зачем лекцию о креативном мышлении читали? Яйцеголовые!

– Да понял я, понял! Все креативно! – Толяна перекосило, он повертел в кулаке полумертвые колокольчики и со злостью швырнул букет на подоконник.

Маргарита затворила дверь и только теперь поняла всю серьезность своего положения. С мрачным видом побродив по квартире, Галкина решилась и набрала сестру Валентину. Не дождавшись ответа, сбросила звонок и стала ждать, когда Валька перезвонит: денег на трубе не было.


…Кафе, где встречались сестры, называлось «Небеса» и находилось рядом со зданием суда, где Валентина защищала очередного подзащитного.

Суд располагался в одном из самых престижных районов города. Цены в кафе были какими-то албанскими, Маргарита заказала кофе и отвернулась к витражным окнам, выходящим на здание суда.

День был пасмурным, с утра несколько раз начинался и сворачивался дождь. Вот опять забарабанили крупные редкие капли, опять ненадолго. Валентина под зонтом перебежала дорогу, устроилась за столиком и обследовала сестру испытующим, острым взглядом.

– Что стряслось? – отпустив официантку, спросила она.

– У меня неприятности.

– А поконкретней?

– У нас фирма обанкротилась…

– Давно?

– Два месяца уже.

– А что твой этот… Игорь?

– А что Игорь?

– Что записал в трудовую тебе?

– В том-то и дело, – Маргарита встряхнула потускневшей рыжей гривой, – что ничего… – Валентина ждала продолжения, Маргарита пожевала губу. – В смысле, он попросил написать заявление по собственному желанию.

– А ты?

Маргарита опять посмотрела за окно. За окном не было никакой определенности – то ли мелкий дождь, то ли просто пасмурная погода. Маргариту впервые посетила мысль, что неопределенность – это почти надежда.

– Он сказал, что на счете у фирмы денег нет, – помолчав, объяснила Маргарита, – а я не чужой человек и должна войти в положение.

– И ты, конечно, вошла в его положение.

Маргарита кивнула и опустила глаза в тарелку, на которой в обрывках зеленого салата просматривалась миниатюрная горка из сухарей, кедровых орешков, куриного филе и брынзы – салат «Цезарь». Несчастные цезари, неужели они это ели?

– Сволочь! – Валентина грохнула вилкой о стол. На звук обернулись девочки-официантки с провинциальными испуганно-удивленными лицами, посетители за соседними столами и недовольный секьюрити у входа.

Валентина плевала на условности, она сама прописывала регламенты.

– Ну, и чего ты молчала?

– А что тут скажешь? – Маргарита подняла осунувшееся лицо.

– Подадим на него в суд, – принялась перечислять Валентина, загибая пальчики, унизанные кольцами, – отсудим пособие, компенсацию за моральный ущерб, докажем и посадим этого проходимца за его confidence game по 159-й.

– Это что ты сказала сейчас?

– Это я о своем, о девичьем. Мошенничество. Наверняка у них с банкиром все отлажено. Мы их, Маргоша, прижмем, я уже несколько похожих дел выиграла, – рассеянно объяснила Валентина, которая мысленно уже составляла исковое заявление.

Галкина похолодела. «При чем здесь банкир?» – хотела спросить у сестры, но язык не слушался. Если Валентина права и она попала в лапы мошенников? Стыд какой!

– Нет, – возразила Галкина, не узнавая себя, – я не буду судиться. Черт с ним, с пособием. Не в нем дело.

Валентина отложила вилку и с недоверием посмотрела на сестру:

– Спятила? А в чем тогда дело?

– В превратности судьбы. – Маргарита разворотила салатную горку. – В том, что я потеряла работу и мужчину. На очереди квартира… Все надо начинать сначала, а сил на это уже нет.

Судорожные глотательные движения не проталкивали ком в горле, Галкина набрала полную грудь воздуха, борясь со слезами.

Далекая от сентиментальности, Валентина с непривычной осторожностью спросила:

– Что собираешься делать?

– Застрелиться, – почти не соврала Маргарита, – ты же знаешь, я еще не выплатила кредит за квартиру. Банк мне уже несколько писем прислал, приглашали на беседу. А теперь появилось какое-то ассенизационное агентство…

– Коллекторское, – поправила сестру Валентина.

– Вот-вот, коллекторское, не к ночи будь помянуто… Звонили несколько раз, просили о встрече… Ласковые, сволочи…

– А ты?

Дождь все-таки пошел, водяные струи стекали по витражным окнам кафе – не хочешь, а заплачешь.

– А что я? Мне им сказать абсолютно нечего! Я от них и бегаю. Телефон отключили за неуплату, они дозвониться не могут и торчат в подъезде…

Валентина покачала темной головой, откинулась на спинку стула и даже прищелкнула языком:

– Марго! Господи! Это же серьезные ребята! Они посещают курсы актерского мастерства и владеют разными психотехнологиями вплоть до боевой методики мгновенного убеждения! Такие выцарапают долг из кого хочешь, хоть из бомжа, хоть из крестного отца сицилийской мафии! Почему ты молчала?! – вколачивала, как гвозди в гроб, слова Валентина.

Маргарита осадила сестру:

– Не вопи, без тебя тошно! Как говорит писатель Лимонов, если вы попали под сокращение и у вас отняли квартиру за долги – это еще не кризис! Кризис – когда вы не знаете, что делать, чтобы исправить ситуацию!

– А ты, конечно, знаешь! – хмыкнула Валентина, снова принимаясь за салат.

– Еще нет, – со вздохом сожаления признала Галкина, – но я работаю в этом направлении.

– Очередной мужик?

– Если бы! Товарный вид в моем возрасте стоит денег, а я все бухнула в квартиру. Знала бы, что все так выйдет, лучше бы пластику себе сделала. Кризис, чтоб его! Теперь только и остается адаптировать и монетизировать.

– Боюсь, нам дорого обойдется твоя попытка выйти из кризиса, – запивая салат апельсиновым фрешем, предположила Валентина.

– Не очень.

Маргарита постаралась быть убедительной, задача не самая простая, если учесть, с кем имеешь дело – с прожженной адвокатессой.

– Я посчитала, мне нужно тридцать тысяч на упаковку и перевозку своего барахла. И ключи от домика в Марфинке, – скороговоркой добавила Маргарита.

Валентина перестала жевать. Брови на ее круглом лице поползли вверх.

– Ты собираешься жить в деревне?

– Да, собираюсь! – Маргарита сорвалась, не выдержав тектонической мощи сестры. – И сделать это нужно как можно быстрее, пока ассенизаторы не вынесли все мое имущество в уплату долга! Я видела одного, приснится – не проснешься… Психотехнологии там не ночевали. Тупой придурок в татуировках.