— Это индейский?

Крид проследил за ее взглядом и посмотрел на свои кожаные ножны. Бисер и перья создавали грубую картину того, что было похоже на крошечное солнце и бизона. Острое лезвие длинного стального ножа словно отбрасывало крошечные искры света.

— Вы очень наблюдательны, мисс Макгайр, — с сарказмом сказал он. — Что вас здесь возмущает, перья и бисер? Разрезанное сухожилие бизона?

— Нет, любой может использовать их. Это же орнамент. Это не «Шошони»?

— Да, как вы узнали? — Крид был просто потрясен ее познаниями.

— Однажды, несколько зим назад, мой отец обращал на путь истинный вождя племени «Шошони». Он много мне рассказывал о традициях и привычках «Шошони» и в том числе поведал мне о значении многих орнаментов.

— В самом деле? Пожалуйста, мисс Макгайр, продолжайте.

Рассердившись на его снисходительный тон, Ганна сказала безразличным голосом:

— Рисунок на ваших ножнах изображает индейский подсолнух. Только те, у кого доброе сердце и чистая душа, могут увидеть это индейское растение. Бизон означает изобилие. Таким образом, эта картина дает понять, что вы добрый человек, у которого всегда достаточно еды.

— Ерунда.

— Возможно, но я думаю…

— Может быть, ваша беда, мисс Ганна, заключается в том, что вы слишком много думаете?

— Что намного лучше, чем вообще этим не заниматься, мистер Браттон.

Они посмотрели друг на друга, забыв о детях и солнце, не замечая ничего, кроме своих горящих глаз. В глазах Крида Ганна почувствовала нечто иное, чем враждебность, совсем иное: новое… Если бы только они могли дойти до лагеря до того, как будет сказано или сделано слишком много…

— Он нехороший, да? — заметил Эрик, когда Крид, дернув поводья, пустил коня рысью.

— Он плохой, — мрачно сказала Ребекка, а Иви взяла Ганну под руку.

— Он уйдет от нас, мисс Ганна? — спросила Иви.

Ганна ответила не сразу.

— Ну, если он сделает это, мы пойдем одни, дети. Веруйте в Бога, который заботится о нас.

— А что, если Бог не захочет заботиться о нас? — вставила Маленькая Птичка.

Стоические черты ее характера были надломлены. Даже Фрог чувствовал себя неловко. Он хмуро стоял рядом с лошадью в ожидании ответа, его темные бездонные глаза были устремлены на Ганну.

Переведя взгляд с индейских детей на Флетчера, затем на Свена и Джессику, Ганна глубоко вздохнула. Она поняла, что дети нуждались в правде.

— Дети, мы должны называть вещи своими именами. Может случиться то, чего бы нам не очень хотелось, но мы должны оставаться храбрыми и спокойными. Я не думаю, что мистер Браттон бросит нас, но если это произойдет, мы должны быть стойкими.

— Что это значит? — спросил Эрик Рамсон, нахмурив свои светлые брови.

— Стойкими? Это значит, что несмотря ни на что, мы не раскиснем. Мы пойдем вперед. Теперь понятно?

— Да. Значит, мистер Браттон больше не будет нам помогать? — ответил за всех Эрик.

— Я не думаю, что он бросит нас, — вздохнув, повторила Ганна. Хотя самой ей уже не очень верилось в это.

Крид не скрывал, что ему не слишком нравится сопровождать их. Он делал это только из какого-то, казалось, глубоко похороненного чувства долга, и это его постоянно злило. Было очевидным, что ему не терпелось догнать тех бандитов, из-за которых он и приехал в Айдахо. Ганна так и не узнала, что за причина гонит его по их следу. Может быть, он просто из их компании? Он сказал, что преследует их из-за денег — может, из-за своей доли награбленного или украденного? Наверное, он предполагал встретиться с Натом Стилманом и остальными, но потерял их след? Это было вполне вероятно. И этим можно было бы объяснить стремление Крида бросить ее с детьми.

Эта мысль обожгла Ганну.

7

Маленький караван продвигался по лесной тропе, поднимаясь на скалы и спускаясь к отлогим долинам. Возвышающиеся вековые сосны и поросший мхом кедровник густо затеняли дорогу.

Дул легкий ветерок. Солнечные лучи пробивались сквозь колеблющуюся листву.

Старшие дети вели под уздцы лошадей, на которых ехали младшие. Ганна шла рядом с кобылой. Она решила попросить Крида остановиться и немного отдохнуть. Ноги болели от усталости. Несмотря на то что было довольно прохладно от ветра, дующего с долины, от быстрой ходьбы, да еще в гору, ей стало жарко. Девушка благодарила Бога за то, что они в основном шли по долине, поняв, что ни она ни дети не смогли бы постоянно взбираться в гору.

Когда они остановились отдохнуть у чистых шумных вод горного водопада, подскакал Крид. Очень устав, Ганна с удовольствием опустила натертые до волдырей ноги в ледяную воду, и ей было совсем не до Крида. Она сидела на влажной земле, болтая ногами; ее чулки и ботинки лежали рядом. Крид был каким-то странным весь этот день. Она видела, как он рассматривал землю, по которой они ехали, слезал с коня, чтобы обследовать сваленные деревья и перевернутые камни. «Что он там хочет найти? Только бы не следы индейцев», — подумала она.

Солнце уже светило, как сквозь перевернутую призму. Она лениво наблюдала, как листик затягивало в крошечный водоворот. Вдруг Крид опустился перед ней на колени. Ошеломленная его внезапным появлением, Ганна, охнув, отпрянула. Он улыбнулся:

— Испугались, да? Так и есть. — Он кивнул головой в направлении тропинки, по которой они шли. — Вы знаете эту старую индейскую тропу? Она будет тянуться все дальше и дальше, лишь с небольшими изменениями, внесенными человеком или природой…

— Что вы хотите сказать, мистер Браттон? — перебила его Ганна, поправив юбку и прикрыв голые ноги.

— Я хочу сказать, что очень многие путники прошли по ней, мисс Макгайр. Некоторые из них хорошие, некоторые — не очень. — Он взглянул на нее и, сорвав травинку, прикусил ее зубами. — Я гоняюсь за кое-какими парнями, которые пали слишком низко. Если я не ошибаюсь, теперь они где-то рядом. Я сейчас стою на распутье: могу забыть о вас и детях и начать погоню за ними, может быть, схвачу их, прежде чем они схватят меня; или мне забыть о них и продолжать играть роль няньки.

— Ну, и что же вы решили? — спросила Ганна, глядя прямо в его черные бархатные глаза. — Я так понимаю, что вы уже сделали свой выбор, а со мной вы советуетесь больше для успокоения совести?

Он усмехнулся.

— Вы не так глупы, как кажетесь на первый взгляд, мисс Макгайр…

— Я должна благодарить вас за ваше открытие? — огрызнулась она в ответ.

— Нет, в этом нет никакой необходимости. — Крид выплюнул стебелек и задумчиво посмотрел на нее: — Просто хочу вас попросить идти по этой тропе, никуда не сворачивая. Я не знаю, как у меня получится, но обязательно вернусь и проведаю вас…

— Нам не надо никаких одолжений!

— Не обижайтесь.

— Вы бросаете женщину с беззащитными детьми и просите не обижаться? — вспылила Ганна.

— Беззащитных? — Крид, подняв от удивления брови, посмотрел в сторону мальчиков, сидевших на берегу: Флетчер, Эрик и Фрог балансировали на сваленном дереве, стараясь с помощью острых палок наколоть проплывавшую рыбу. — Я бы не назвал ни одного из них беззащитным. Скорее, опасным, чем беззащитным.

— Они еще дети, мистер Браттон.

— Мы отклонились от темы, мисс Макгайр. Если не повезет, я вернусь через день или два, но если я на самом деле возьму их…

— То нам придется идти одним, — закончила за него девушка, уже не имея никакой возможности сдерживать дрожь в голосе.

— Я кого-нибудь пришлю за вами.

— Как любезно!

Крид поднялся, его длинная тень легла на нее. Чувствуя себя неловко оттого, что он стоит, возвышаясь над ней, как гнев Божий, Ганна, глядя ему в глаза, тоже встала.

— Не пытайтесь заставить меня чувствовать себя виноватым, — жестко предупредил он. — Вы прекрасно знаете, что какие-то девятнадцать миль назад я не хотел сопровождать вас и до ближайшего дерева!

Ганна посмотрела на него, внутренне борясь с внезапно возникшим и пронзившим ее страхом остаться одной.

— Зачем вы это делаете? — мягко спросила она. — Зачем вам так необходимо охотиться за этими людьми, как за животными?

— Потому что у меня это хорошо получается, — ответил он. — С этим я прекрасно справляюсь.

— Почему бы вам не заняться чем-нибудь другим — не таким опасным?

— Считайте, что это моя работа, ладно? И выгодная. Я не собираюсь оправдываться.

— Понимаю.

— Да нет, не понимаете. Ну да не все ли равно! Мне надо ехать. Я вернусь и проведаю вас. Оставляю вам ружье и кое-что из запасов — это ведь не совсем похоже на то, что я вас бросаю. Я не хотел сопровождать вас в такую даль, — снова повторил он, и в его голосе появились нотки нетерпения, когда он увидел ее испуганные глаза.

— Да, я понимаю, — тихо согласилась Ганна. — Я благодарна вам за то, что вы были столь добры и проводили нас так далеко. — Она тихо вздохнула и в уголке глаза появилась слезинка.

Крид был в смятении.

— Ой, только не это. Идите вперед и там сходите с ума. Рыдайте, кричите и проклинайте меня, как хотите, но только не надо передо мной…

— Я не плачу, — тихо сказала она.

— Вот и хорошо, потому что это все равно не подействует.

— А я никогда и не думала об этом! — взорвалась она, вдруг разозлившись.

Ганна попыталась вспомнить какие-нибудь стихи из Писания, соответствовавшие такой ситуации. Но что можно было процитировать человеку, оставлявшему ее одну на тропе, кишащей опасными животными и людьми. Ничего не приходило ей в голову. Единственным ее чувством была обида, заставившая руки сжаться в кулаки. Ее трясло.

— Никогда не думала, что вы так восприимчивы к женским слабостям и их слезам, мистер Браттон, уверяю вас! — раздраженно бросила она.

Пожав плечами, Крид смерил ее взглядом и вскочил на лошадь.

— Делайте что хотите, — сказал он через плечо. — Я оставляю вам дичь, которой хватит на несколько дней. А мальчики, если постараются, смогут наловить рыбы. Вот еще. — Он кинул ей ружье. — Стреляйте в каждого, в кого посчитаете нужным.

Поймав ружье, Ганна взглянула на блестящий металл и дерево, ощущая их тяжесть в своих руках. Неужели она действительно сможет убить кого-то? Это было очень сомнительно. Только не Ганна Элизабет Макгайр, у которой умер на руках малышка Симпсон: он простудился и она ухаживала за ним как сиделка. Смерть. Нет, она никогда не сможет выстрелить в человека. Ганна посмотрела на загорелое насмешливое лицо Крида.

— Откуда вы знаете, что я не выстрелю в вас? — вызывающе спросила она.

Он усмехнулся.

— Интуиция. Такие, как вы, больше тянутся к палкам или деревянной бадье.

— Предатель. Дезертир. Ренегат. Вас мало убить.

— Возможно. А кроме того, вероятно, так и случится. Но это сделаете не вы. — Он поднял коня на дыбы и в насмешливом прощальном салюте кончиками пальцев коснулся полей шляпы. — До скорого, дорогая.

Ганна смотрела ему вслед, чувствуя себя совершенно несчастной. Она ощущала на себе взгляды детей и понимала, что не должна поддаваться приступу тошноты, заставлявшему подгибаться колени. Сделав глубокий вдох, она повернулась к ним и уверенно сказала:

— Ну, а теперь будем пробираться одни. Свен пойдет в голове колонны, а я замыкающей. Давайте быстро собираться. Флетчер, ты и Эрик, каждый возьмет по сумке, дети, поплотней натяните на себя одеяла, чтобы они не задевали за кусты.

Они пошли молча, и дорога, бывшая для них раньше, если не дружественной, то хотя бы не враждебной, теперь казалась темной, зловещей, и даже солнце над их головами не могло пробраться сквозь густую листву. Им виделась угроза из-за каждого куста, а странные шелесты, стоны, завывания внезапно словно приблизились к ним.

Укутавшись в одеяло, Ганна пыталась не показывать детям своего страха. Время тянулось медленно, часы заполнялись уже полузабытыми воспоминаниями, которые теперь, как драконы, подстерегали ее. Они вгрызались в ее душу, словно съедали ее волю и, казалось, вспенивали ее кровь. От этого ее знобило даже больше, чем от ветра.

Что она будет делать, если они вдруг наткнутся на опасность? На медведя или того хуже? Сможет ли она выстрелить из ружья, которое ей дал Крид? Очень сомнительно. В ее стрелковой практике единственными целями были деревянные щиты и подброшенные бутылки. Джошуа никогда не заботился о том, чтобы научить ее метко стрелять. В его занятия входили только основные правила обращения с оружием — как зарядить и как целиться, принимая во внимание ветер и вертикальную наводку. Он рассуждал так: здравый смысл, но не необходимость, заставляют учиться стрелять. У Ганны сжалось горло. Как Джошуа Макгайр был не прав…