Анна Тодд - После падения

Хардин психует, как всегда. Он обвиняет отца в пьянстве? Хардин Скотт обвиняет кого-то в пьянстве, в то время как он сам нажирается так, что на следующий день ничего не помнит.

– Ты тоже алкоголик! – восклицаю я и тут же закрываю себе рот рукой.

– Что ты сказала?

Он делает страшное лицо и, глядя мне в глаза, начинает кружить вокруг, как хищник.

Я плохо себя чувствую, но понимаю, что Хардин пытается запугать меня, чтобы я замолчала. Он сам себя не знает.

– Если ты думаешь, что это не так, то ты ошибаешься. Ты пьешь всегда, когда расстроен или сердит; ты не знаешь меры. Ты ломаешь вещи и устраиваешь драки…

– Я не какой-то грязный алкаш! Я вообще бросил пить, пока ты не появилась.

– Ты не можешь винить во всем меня, Хардин.

Мозг услужливо напоминает, что я тоже пью слишком много, когда зла или расстроена, но я не обращаю на это внимания.

– Я тебя не обвиняю, когда ты тоже пьешь, Тесса, – говорит он довольно громко.

– Еще несколько дней – и никому из нас не придется об этом беспокоиться!

Быстро выхожу из гостиной, Хардин идет за мной.

– Не могла бы ты остановиться и послушать меня? – напряженно спрашивает он, но, по крайней мере, не кричит. – Ты знаешь, я не хочу, чтобы ты уезжала.

– Да, ты проделал большую работу, чтобы меня переубедить.

– Что ты имеешь в виду? Я расскажу тебе, как сильно я тебя люблю, больше всего на свете!

Я вижу, как на его лице мелькают сомнения. Он сам знает, что любит меня недостаточно сильно.

– Ты же сам себе не веришь! Я вижу.

– Тогда скажи мне вот что: ты думаешь, что можешь найти кого-то, кто будет так же мириться с твоей придурью? С твоим постоянным визгом и нытьем, раздражающим порядком в квартире и твоим отношением? – Он машет руками в воздухе.

Я смеюсь. Смеюсь ему прямо в лицо. И даже заткнув рот рукой, не могу остановиться.

– Моим отношением? Моим отношением?! Ты постоянно игнорируешь меня, ты всегда на грани оскорбительного, назойливого, глупого и грубого. Ты вошел в мою жизнь, все перевернул и ждешь, что я буду тебе кланяться, потакая твоему дурацкому самолюбованию. Ты ведешь себя, словно крутой парень, который ни о чем не беспокоится и который все решает сам, а на деле даже спать без меня не можешь! Я смотрю сквозь пальцы на все твои недостатки, но я не буду терпеть, когда ты так со мной разговариваешь.

Хожу взад-вперед по кафельному полу, а он внимательно наблюдает за каждым моим движением. Я чувствую себя немного виноватой за то, что так на него накричала, но при воспоминании о только что сказанном гнев вспыхивает с новой силой.

– И кстати, я, может быть, иногда излишне любопытна, но это потому, что я так сильно беспокоюсь о тебе и обо всем остальном, и я стараюсь не злить тебя лишний раз, забывая о себе. Я прошу прощения, если тебя раздражаю, а ты обзываешь меня сукой, если я начинаю спорить.

Хардин смотрит на меня испепеляющим взглядом. Его руки сжимаются в кулаки, щеки темно-красные.

– Я не знаю, что мне еще сделать. Понятно? Ты же знаешь, что я раньше так не поступал! И согласившись встречаться со мной, ты знала, что у тебя будут проблемы. Так что сейчас у тебя нет прав психовать.

– Нет прав психовать? Это моя жизнь, и если я захочу, то могу психовать сколько угодно, – замечаю я с усмешкой.

Он не может говорить серьезно. На секунду мне кажется, что он сейчас извинится за то, как он ко мне относится, но Хардин гораздо предсказуемей. Его проблема в том, что когда ему хорошо, он так добр, мил и честен, что я его обожаю, но когда он зол, это самый бешеный человек, которого я когда-нибудь встречала.

Возвращаюсь в спальню, и открыв чемодан, сбрасываю туда ворох одежды.

– Ты куда? – спрашивает он.

– Не знаю, – честно отвечаю я. – Но точно подальше от тебя.

– А ты знаешь, в чем твоя проблема, Тереза? Она в том, что ты читаешь слишком много этих дурацких романов и забываешь, что все это полная ерунда. В жизни нет Дарси, есть только Викхэм и Алек д’Эбревиль. Так проснись и перестань ждать от меня, что я буду вести себя, как литературный герой. Такого никогда не будет!

Его слова проникают в меня, просачиваясь в каждую пору. Вот оно!

– Именно поэтому мы никогда не будем вместе. Я давала тебе много шансов, билась с тобой до посинения, простила тебе все те отвратительные вещи, которые ты сделал мне и другим, пока я была с тобой. На самом деле, я ухожу для себя. Я не жертва, я просто глупая девочка, которая слишком сильно любит, но ничего для тебя не значит. Когда в понедельник я уеду, твоя жизнь вернется в нормальное русло. Ты снова станешь Хардином, грубым и жестким, а я буду той, что страдает и едва может шевелиться. Но я сделаю это для себя. Я дала тебе обвести меня вокруг пальца, привязать к себе, зная, что все это рано или поздно закончится. Я думала, что когда мы были не вместе, ты понял, что лучше быть со мной, чем одному. Но это не так, Хардин, тебе не лучше со мной. Тебе лучше быть одному. Ты будешь всегда стремиться к одиночеству, даже если ты найдешь еще одну наивную дурочку, которая позволит так вертеть собой и будет готова отдать тебе все, в том числе себя. Но рано или поздно она тоже устанет и уйдет от тебя точно так же, как я.

Хардин смотрит на меня налитыми кровью глазами, руки его трясутся, я вижу, что он вот-вот взорвется.

– Давай, Тесса, скажи, что ты бросаешь меня, а еще лучше ничего не говори. Просто бери свое шмотье и убирайся.

– Хватит пытаться держать себя в руках, – говорю я ему сердито, но внутренне сжимаясь.

– Ты пытаешься сохранить наши отношения, но на самом деле ты не хочешь этого! Если ты хочешь показать мне, что ты действительно чувствуешь… Хотя ты ничего не знаешь о том, что я чувствую! Убирайся!

Его голос срывается. Больше всего мне сейчас хочется обнять его и сказать, что я никогда его не покину. Но я не могу.

– Все, что тебе нужно сделать, это всего лишь сказать мне. Пожалуйста, Хардин, скажи мне, что ты попробуешь еще раз, – прошу я.

Я не знаю, что делать; не хочу уходить от него, хотя понимаю, что это рано или поздно случится. Он стоит рядом, всего в нескольких метрах от меня, но я вижу, что он отдаляется. Тот Хардин, которого я знала, медленно исчезает в темноте. Человек, которого я люблю, становится все дальше и дальше. Когда он в конце концов отводит глаза и скрещивает руки на груди, я понимаю, что он исчез, я его потеряла.

– Я не хочу больше пробовать. Я тот, кто я есть, и если тебе этого недостаточно, то ты знаешь, где дверь.

– И это то, чего ты хочешь? Ты даже не хочешь попытаться? Если сейчас я уйду, то навсегда. Я знаю, что ты мне не веришь, потому что я всегда так говорю, но это правда. Скажи мне только, что ты так поступаешь, потому что боишься переезжать со мной в Сиэтл.

Глядя сквозь меня, он отвечает:

– Уверен, ты найдешь, где перекантоваться до понедельника.

Когда я не отвечаю, он поворачивается на каблуках и выходит из комнаты. Застываю на месте, пораженная тем, что он не вернулся, чтобы продолжить скандал. Проходит несколько минут, прежде чем я, наконец взяв себя в руки после такого удара, пакую чемоданы.

Хардин

Мой рот продолжает извергать все это дерьмо, и хотя мозг этого не хочет, я не могу себя контролировать. Конечно же, я не хочу, чтобы она уходила. Я хочу держать ее в объятиях и целовать ее волосы. Я хочу сказать, что не могу без нее, что я изменюсь и буду любить до самой смерти, но вместо этого выхожу из комнаты и оставляю ее там одну. Я слышу, как она чем-то шуршит в спальне. Нужно пойти и остановить ее сборы, но, с другой стороны, – с какой стати? Все равно в понедельник она уезжает, так что может уйти и сейчас. Я до сих пор поражен, что она предложила мне попытаться продолжить наши отношения на расстоянии. Ничего не получится: она будет в часах езды от меня, мы будем перезваниваться один-два раза в день, но спать в разных постелях. Я этого не вынесу. По крайней мере, если наши отношения прекратятся, я не буду чувствовать вину, напиваясь и делая что в голову взбредет… Впрочем, кого я обманываю: я не хочу ничего делать без нее, я предпочел бы сидеть на диване и пересматривать вместе с ней «Друзей», чем одну минуту провести одному.

Несколько мгновений спустя Тесса появляется в коридоре с двумя чемоданами. Ее сумка перекинута через плечо, а лицо очень бледно.

– Кажется, я все забрала, кроме нескольких книг, но я куплю новые, – говорит она тихим, дрожащим голосом.

Вот он! Момент, которого я боялся с того дня, как встретился с ней. Она от меня уходит, а я стою и не делаю абсолютно ничего, чтобы ее остановить. Да я и не смог бы; она всегда стремилась к чему-то большему, чем просто быть со мной. Быть с кем-то лучшим, чем я. Я знал это с самого начала, но надеялся как-то этого избежать.

Вместо этого я говорю:

– О’кей.

– О’кей, – с трудом произносит она и ссутуливается.

Когда она подходит к двери и поднимает руку, чтобы снять ключ с крючка, ее сумка соскальзывает с плеча. Не знаю, что со мной; я должен остановить ее или помочь, но я не могу. Тесса оглядывается на меня.

– Ну, вот и все. Все ссоры, слезы, любовь, смех – все в прошлом, – тихо говорит она.

В ее словах нет и тени гнева, они пусты… и безразличны.

Я киваю, не в состоянии ответить. Если бы я что-либо произнес, расставание стало бы в сотню раз тяжелей, я знаю.

Она качает головой и открывает дверь и придерживает ее ногой, чтобы перетащить через порог чемоданы. Затем, уже с той стороны, она смотрит на меня и еле слышно произносит:

– Я буду любить тебя вечно. Надеюсь, ты это знаешь.

Перестань, Тесса! Пожалуйста!

– Надеюсь, кто-нибудь полюбит тебя так же сильно, как я.

– Тсс! – тихо говорю я.

Я не могу это слышать.

– Ты не всегда будешь один. Я сказала так, но если бы ты немного постарался и научился бы контролировать свой гнев, то мог бы кого-то найти.

Я проглатываю комок в горле и делаю шаг к двери.

– Уходи. Просто уходи, – говорю я и захлопываю дверь перед ее лицом.

Даже через толстое дерево слышу ее тяжелый вздох. Я только что захлопнул перед ней дверь; что я наделал? Меня пронзает боль, и я начинаю страдать. Я контролировал себя достаточно долго, до тех пор, пока она не ушла. Хватаю себя за волосы, падаю на колени на бетонный пол. Я просто не знаю, как с собой справиться. Я самый главный неудачник в мире, и я ничего не могу с этим поделать. Казалось бы, так просто: поехать с ней в Сиэтл и жить долго и счастливо, но ни хрена это не просто! Там все будет по-другому. Она будет поглощена стажировкой и новым университетом; у нее появятся новые друзья, новые впечатления, и она про меня забудет. Я ей больше не буду нужен. Я вытираю слезы, выступившие у меня на глазах.

Что? Я впервые осознал, какой я эгоист. «Появятся новые друзья»? А что плохого в том, что она заведет новых друзей и у нее будут новые впечатления? Я был бы там, рядом с ней, и тоже разделял бы их. Зачем мне ездить в такую даль, когда я могу быть там с ней вместе? Это была бы возможность доказать, что я могу стать тем, каким она хочет меня видеть. Вот и все, о чем она просила, а я не смог ей этого дать. Если я позвоню ей прямо сейчас, она развернет машину, а я смогу упаковать свое барахло, и мы уедем куда-нибудь, заживем в Сиэтле.

Нет, она не развернется. Она дала мне шанс ее остановить, но я им не воспользовался. Она даже пыталась поддержать меня, когда я смотрел, как у меня на глазах умирает последняя надежда. Мне нужно было ее утешить, но вместо этого я захлопнул перед ней дверь.

«Ты не всегда будешь одинок», – сказала она. Это неправда. Я буду одинок, а вот она нет. Она найдет кого-то, кто будет любить ее так, как не смог я. Но больше, чем я, эту девушку не сможет любить никто; но, возможно, кто-то сумеет дать ей шанс почувствовать себя любимой и покажет, что значит любящий человек рядом, несмотря на все ссоры и размолвки. Такой она была для меня всегда.

Она этого заслуживает. От мысли, что она получит то, чего заслуживает, с кем-то другим, у меня перехватывает дыхание, но так и должно быть. Мне давно нужно было позволить ей уйти, а не запускать в нее свои когти все глубже, заставляя тратить время на меня.

Я раскалываюсь на две части. Половина меня знает, что она вернется ко мне, вечером или, может быть, завтра, и простит, но другая половина понимает, что она окончательно оставила попытки меня удержать.

Через какое-то время поднимаюсь с пола и, шатаясь, иду в спальню. Вхожу, и ноги у меня подкашиваются. Браслет, который я ей купил, надетый на свернутый в трубку листок бумаги, лежит рядом с ее электронной книжкой и томиком «Грозового перевала». Поднимаю браслет, бессмысленно верчу значок бесконечности из двух сердец в пальцах и смотрю на аналогичную татуировку у меня на запястье. Почему она его оставила? Это был мой подарок, когда я был в отчаянии, пытаясь показать свою любовь. Мне нужны были ее любовь и прощение, и она дала их мне. К моему ужасу, листок в браслете – это письмо, которое я ей написал. Я разворачиваю и перечитываю его. Моя грудь медленно разрывается пополам, и то, что внутри, падает на жесткий пол. Воспоминания затапливают измученный мозг: первый раз, когда я сказал ей, что люблю ее, а затем отказался от своих слов; свидание с блондинкой, которой я пытался заменить ее; то, как я себя чувствовал, когда увидел, что она, прочитавшая мое письмо, стоит в дверях.