Анна Тодд - После падения

Сделала бы я это?

Сажусь на диван и задумываюсь. Хотела бы я повернуть все вспять? Стереть все, что случилось со мной за последние полгода? Бесконечные скандалы с Хардином, разрушенные отношения с матерью, предательство Стеф, унижение – всё.

– Да. Не раздумывая.

То, как рука Хардина касается моей, как он обнимал меня, прижимал к своей груди. Как он иногда хохотал так, что его глаза превращались в узкие щелочки, и его смех проникал мне в уши, в сердце, заполнял всю квартиру тем редким счастьем, от которого я чувствовала себя более живой, как никогда в жизни.

– Нет. Не стала бы ничего менять. Не могу, – меняю я ответ, и Ной качает головой.

– Что с тобой? – смеется он, усаживаясь в кресло напротив дивана. – Никогда не замечал в тебе такой нерешительности.

Я твердо качаю головой:

– Я бы ничего не стерла.

– Уверена? У тебя был не лучший год… а ведь я даже половины не знаю.

– Уверена, – еще раз киваю и усаживаюсь поудобнее. – Но кое-что я бы сделала по-другому, например, то, что касается тебя.

Ной чуть улыбается.

– Да, я бы тоже, – спокойно соглашается он.

– Тереза! – Мне на плечо ложится ладонь и легко встряхивает. – Тереза, просыпайся!

– Встаю, – со стоном отвечаю я, открывая глаза.

Гостиная. Я в гостиной моей матери. Я сдергиваю с ног одеяло… это Ной меня прикрыл. После того, как мы поболтали, а потом сели вместе смотреть телевизор, как в старые времена, я решила прилечь.

Уворачиваюсь от маминой руки.

– Который час?

– Девять вечера. Я решила разбудить тебя раньше. – Она поджимает губы.

У нее что-то, видимо, сместилось в голове, раз она разрешила мне поспать днем. Как ни странно, меня это забавляет.

– Извини, я даже не помню, как заснула. – Я потягиваюсь и поднимаюсь. – Ной уехал?

Заглядываю на кухню, но его там нет.

– Да. Миссис Портер очень хотела тебя видеть, но я сказала, что сейчас не самое удобное время для этого, – говорит она и идет на кухню.

Я иду следом на запах чего-то вкусного.

– Спасибо.

Жалко, что я нормально не попрощалась с Ноем, особенно потому, что понимаю, что больше его не увижу.

Мать подходит к плите, бросая мне через плечо:

– Я вижу, Хардин пригнал твою машину.

В голосе ее слышатся неодобрение. Через мгновение она поворачивается ко мне и протягивает тарелку с салатом и жаренными на гриле помидорами.

Я не разделяю ее мнения о вкусной еде. Тем не менее я беру тарелку.

– Почему ты не сказала мне, что ночью сюда приезжал Хардин? Я помню.

Она пожимает плечами.

– Он просил не говорить.

Сажусь за стол, ковыряюсь в «ужине».

– С каких это пор ты беспокоишься о том, что он хочет? – спрашиваю я, ожидая бурной реакции…

– Я не беспокоюсь, – замечает она, накладывая себе еду на тарелку. – Я не упомянула об этом, потому что в твоих интересах все забыть.

Вилка с противным звоном падает из пальцев на тарелку.

– Утаивать что-либо от меня не в моих интересах, – говорю я, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие. Чтобы подчеркнуть это, я вытираю губы идеально сложенной салфеткой.

– Тереза, не вымещай на мне свои обиды, – говорит мать, садясь за стол. – Что бы этот человек тебе ни сделал, все это произошло по твоей вине. Не по моей.

На мгновение на ее губах появляется снисходительная усмешка. Встаю из-за стола, бросаю салфетку на тарелку и выхожу из кухни.

– Куда ты собралась, юная леди? – зовет она.

– Спать. Завтра мне вставать в четыре, и мне далеко ехать, – кричу я сверху и закрываю дверь спальни.

Ложусь на кровать, где спала все детство… и сразу на меня начинают давить светло-серые стены. Я ненавижу этот дом. Не должна, но ненавижу. Ненавижу то, как я не могу тут вздохнуть без нотаций и замечаний. Я никогда не понимала, в какой клетке и под каким надзором находилась всю жизнь, пока не почувствовала первый глоток свободы с Хардином. Мне нравится пицца на ужин и проводить весь день с ним в постели голой. Ни салфеток, никаких щипцов для волос, ни этих отвратительных желтых штор.

Не успеваю остановиться и звоню ему.

Он отвечает со второго гудка.

– Тесс? – произносит он, задыхаясь.

– А, да, – шепчу я.

– Что случилось? – пыхтит он.

– Ничего, а с тобой все в порядке?

– Эй, Скотт. Вернись, – произносит женский голос на заднем плане.

Мое сердце начинает биться в груди, как молот, и я перебираю варианты.

– О, ты… Я тебя отвлекаю.

– Нет, все нормально. Она может подождать.

Через секунду фон становится глуше. Видимо, он куда-то отошел.

– Да нет, все в порядке. Ладно, я просто не хочу… тебя отвлекать.

Смотрю на серую стену рядом с кроватью: уверена, что она стала немножко ближе. Словно готовится к прыжку.

– Хорошо, – вздыхает он.

Что?

– Ладно, до свидания, – быстро говорю я и вешаю трубку, хватаясь рукой за рот, чтобы не стошнило прямо на мамин ковер.

Это в каком-то смысле логично…

У бедра вибрирует телефон, и на экране высвечивается имя Хардина. Я отвечаю, сама не знаю почему.

– Я занят не тем, что ты подумала… Я даже не понял, как это звучит со стороны, – сразу же говорит он.

Я слышу, как в трубке, заглушая голос, воет ветер.

– Все нормально, правда.

– Нет, Тесс, ты не поняла. Если бы я сейчас с кем-то был, это было бы ненормально, так что перестань делать вид, что тебе это неважно.

Ложусь на кровать на спину, мысленно признаваясь себе, что он прав.

– Ничего такого я не думала, – почти вру я.

Почему-то я знала, что он не мог сейчас быть с другой, но мое воображение само достроило картину.

– Хорошо, может, ты все-таки мне веришь.

– Может быть.

– Это было бы уместнее, если бы ты не ушла от меня, – резко продолжает он.

– Хардин…

Он вздыхает:

– Почему ты позвонила? Твоя мама ведет себя как сука и выносит тебе мозг?

– Нет, и не говори о ней так. – Я закатываю глаза. – Ну… сейчас так оно и есть, но дело не в этом. Я просто… я не знаю, зачем позвонила, на самом деле.

– Ясно… – Он делает паузу, и я слышу, как хлопает дверца машины. – Ты хочешь поговорить?

– Ты считаешь, это нормально? Мы можем? – спрашиваю я.

Всего несколько часов назад я сказала, что мне нужно стать более независимой, но вот я ему звоню, потому что мне плохо.

– Конечно.

– Кстати, ты где?

Надо стараться по возможности поддерживать разговор на нейтральные темы, насколько это возможно… Если у нас с Хардином вообще есть нейтральные темы.

– В тренажерном зале.

Я почти смеюсь.

– В тренажерном зале? Ты же не ходишь в тренажерку.

Хардин – один из немногих людей, кто одарен невероятно красивым телом без всяких упражнений. Его от природы широкая фигура совершенна, он высок, широкоплеч, хотя сам утверждает, что слишком худ и долговяз, как подросток. У него сильные мускулы, но не слишком выдающиеся; все тело является идеальным сочетанием жесткого и мягкого.

– Знаю. Она надрала мне задницу. Я прямо опозорился.

– Кто? – спрашиваю я чересчур громко.

Спокойно, Тесса, похоже, это женщина, чей голос ты слышала.

– Да тренер. Я решил использовать абонемент на кикбоксинг, который ты мне подарила на день рождения.

– Правда?

Мысль о боксирующем Хардине тянет за собой другие, нежелательные картинки. Как он лоснится от пота…

– Да, – немного смущенно отвечает он.

Я трясу головой, стараясь отогнать от себя образ его обнаженного торса.

– И как тебе?

– Нормально, кажется. Я предпочитаю другие тренировки. Зато есть и положительные стороны: я сейчас намного меньше напряжен, чем несколько часов назад.

Слегка прищуриваюсь, хотя он и не может меня видеть. Пальцы обводят нарисованный на одеяле цветок.

– Еще пойдешь?

Наконец я могу спокойно вздохнуть: он рассказывает, как неудачно прошли первые полчаса тренировки, когда он ругался на тренершу, пока она несколько раз подряд не настучала ему по затылку, отчего он стал с ней пообходительнее и перестал вести себя как придурок.

– Погоди, – наконец вставляю я. – Ты все еще там?

– Нет, я дома.

– Ты просто… ушел? Ты ей сказал?

– Нет, зачем еще? – отвечает он, словно поступать так – самое обычное дело.

Мне приятно, что он ушел с тренировки, только чтобы поговорить со мной по телефону. Так не должно быть, но я это чувствую. Это меня радует, но я между тем вздыхаю и говорю:

– Не очень-то хорошо у нас получается поддерживать дистанцию.

– Как всегда. – Представляю себе его улыбку, хотя он и находится за сто миль.

– Знаю, но…

– Эта наша версия сохранения дистанции. Ты же не садишься в машину и не едешь сюда. Ты только звонишь.

– Видимо, так и есть… – позволяю я себе согласиться с его странной логикой. Хотя в некотором смысле он прав. Я еще не знаю, хорошо это или плохо.

– Ной все еще там?

– Нет, ушел несколько часов назад.

– Хорошо.

Я смотрю в темноту через ужасные шторы, а Хардин в трубке смеется:

– Разговаривать по телефону – это так странно.

– Почему?

– Не знаю. Мы болтаем уже час.

Отодвигаю телефон от уха, чтобы посмотреть на экран, и с удивлением убеждаюсь, что он прав.

– А кажется, что только начали.

– Ага, я никогда ни с кем вот так не болтал по телефону. Ну, разве ты мне звонишь, чтобы я что-нибудь купил по дороге, ну, или друзья звонят, но никогда не разговаривал дольше двух минут.

– В самом деле?

– Да, а что в этом такого? Я никогда терпеть не мог все эти дурацкие подростковые свиданки; все друзья часами сидели у телефонов и слушали, как их подружки распинаются о лаке для ногтей или о чем там, блин, девушки болтают несколько часов подряд.

Он посмеивается, а я хмурюсь, вспоминая, что у Хардина и не было возможности быть нормальным подростком.

– Ты не много потерял, – уверяю я.

– А ты кого использовала для многочасового трепа по телефону? Ноя? – Я слышу злость в его голосе.

– Нет, я никогда не болтала часами. Я тратила время на штудирование романов. – Может, и я никогда не была обычным подростком.

– Ну, тогда я рад, что ты была ботаншей, – говорит он, и мой желудок сладко сжимается.

– Тереза!

Рывком возвращаюсь в реальность, мать зовет меня уже не первый раз.

– О, уже поздно, тебе пора в кроватку? – дразнит Хардин.

Наши отношения или их отсутствие, наше поддержание дистанции, но сохранение общения по телефону – за последний час все еще больше запуталось.

– Замолчи, – отвечаю я и, закрыв рукой телефон, отвечаю маме, что я сейчас буду. – Пойду посмотрю, чего она хочет.

– Ты действительно собираешься завтра уехать?

– Да.

После минутного молчания он отвечает:

– Хорошо, конечно, будь осторожна…

– Я могу позвонить тебе завтра? – неуверенно спрашиваю я.

– Нет, наверное, нам не стоит опять звонить друг другу, – отвечает он, и у меня перехватывает дыхание. – Ну, по крайней мере, не так часто. Какой смысл постоянно болтать, если мы не вместе?

– Хорошо, – отвечаю я тихо, упавшим голосом.

– Спокойной ночи, Тесса, – произносит он и отключается.

Он прав, я понимаю. Но это понимание не уменьшает боль. Мне не стоило ему звонить.

Тесса

Сейчас без пятнадцати пять утра, и впервые моя мать еще не прибрана. На ней шелковая пижама и халат, на ногах – тапочки. Мои волосы еще влажные после душа, но я трачу еще немного времени, чтобы накраситься и нормально одеться.

Мать изучающе смотрит на меня.

– У тебя есть все, что нужно, верно?

– Да, все в машине.

– Хорошо, убедись, что у тебя полный бак, когда будешь выезжать из города.

– Все будет в порядке, мама.

– Знаю. Всего лишь пытаюсь помочь.

– Понимаю.

Я обнимаю ее на прощание, она в ответ коротко пожимает мне плечи, и я возвращаюсь в дом, чтобы выпить кофе на дорогу. Во мне еще теплится крошечная, глупая надежда, что, может быть, в темноте на дороге вспыхнут фары, Хардин вылезет из машины с сумками в руках и скажет, что он готов ехать в Сиэтл со мной.

Но в это верит только глупая часть меня, и я понимаю, что это нереально.

В десять минут шестого в последний раз обнимаю маму и сажусь в машину, которую, к счастью, я предусмотрительно прогрела. Адрес Кимберли и Кристиана введен в мой навигатор в телефоне. Навигатор постоянно перезагружается, хотя я еще даже не выехала. Мне действительно нужен новый телефон. Если бы Хардин был тут, он не раз бы напомнил, что лучше купить iPhone.