Анна Тодд - После падения

– А где это CWU?

Я улыбаюсь, сделав над собой усилие.

– Это далеко.

Смит часто моргает своими чудными зелеными глазами.

– А он придет?

– Я так не думаю. Хм, а тебе нравится Хардин, так ведь, Смит? – улыбаюсь я, складываю свое старое бордовое платье и убираю его в шкаф.

– Типа того. Он смешной.

– Эй, я тоже смешная! – дразню его я, но он только застенчиво улыбается.

– Не очень, – честно отвечает он.

Теперь мне еще сложнее смеяться.

– А Хардин считает меня смешной, – вру я.

– Правда? – Смит смотрит за тем, что я делаю, и начинает помогать мне распаковывать и складывать одежду.

– Да, хотя он и не хочет этого признавать.

– Почему?

– Не знаю, – пожимаю я плечами.

Наверное, потому что я не смешная, а когда пытаюсь быть смешной, то еще хуже.

– Тогда скажи своему Хардину, чтобы приехал к нам и жил, как и ты, – говорит он как ни в чем не бывало, словно маленький король, издавший указ.

От слов этого милого мальчика у меня сжимается сердце.

– Я ему передам. Ту не выкладывай, – прошу я, потянувшись к синей футболке в его ручках.

– Мне нравится складывать.

Смит кладет футболку к остальным, и что мне остается делать, кроме как согласиться?

– Однажды ты станешь хорошим мужем, – улыбаясь, замечаю я.

– Я не хочу быть мужем, – морщится он, и я закатываю глаза оттого, что этот пятилетний мальчик уже говорит, как взрослый мужчина.

– Однажды ты передумаешь, – дразню я.

– Нет.

На этом он завершает разговор, и мы заканчиваем раскладывать мою одежду в тишине.

Мой первый день в Сиэтле подходит к концу, а завтра наступит первый рабочий день в новом офисе. Я очень нервничаю. Я не просто волнуюсь – я в панике. Мне нравится держать любую ситуацию под контролем и всегда иметь четкий план действий. Но у меня не было времени все предусмотреть, удалось только записаться на новый курс, и, честно говоря, я жду его с нетерпением. Пока я нервничаю, Смит исчезает, оставив на моей кровати аккуратно сложенные стопки одежды.

Завтра после работы надо пройтись и посмотреть Сиэтл. Мне нужно вспомнить, за что я так люблю этот город, потому что прямо сейчас, в чужой спальне, в нескольких часах езды от всего, что я знаю, мне становится так… одиноко.

Хардин

Смотрю, как Логан опрокидывает в себя пинту пива с горкой пены. Поставив стакан на стол, он вытирает рот.

– Стеф сумасшедшая. Никто не знал, что она собирается делать с Тессой, – сообщает он и рыгает.

– Дэн знал. И если я узнаю, что кто-то еще… – предупреждаю я его.

Он кивает, убедительно глядя на меня.

– Никто не знал. То есть… я не то чтобы уверен. Но мне, по крайней мере, никто про эту хрень не говорил. – Рядом с ним появляется высокая брюнетка, и он скользит рукой по ее ногам. – Нэт и Челси скоро будут здесь, – говорит он ей.

– У вас тут вечер пар, – со стоном констатирую я. – Мне пора.

Собираюсь подняться, но Логан меня останавливает.

– Никаких парных вечеров. Тристан теперь один, а Нэт не встречается с Челси, они просто трахаются.

Не знаю, зачем я сюда пришел, но Лэндон со мной почти не разговаривал, а Карен за ужином была такая грустная, что я просто не мог усидеть за столом.

– Дай угадаю: Зед тоже будет?

Логан качает головой:

– Это вряд ли. Кажется, он злится на нас еще сильнее, чем ты, потому что после всего, что произошло, он с нами больше не разговаривает.

– Никто не может после этого злиться сильнее меня, – цежу я сквозь зубы.

Посиделки с моими старыми друзьями не помогают мне «стать лучше». Я только раздражаюсь. Как кто-то смеет говорить, что Зед заботится о Тессе больше, чем я?

Логан машет на меня рукой.

– Я не то имел в виду… оговорился. Выпей пива, расслабься.

Он оглядывается на бармена. Кручу головой и вижу Нэта с девушкой, по всей видимости, Челси. Они вместе с Тристаном подходят к бару.

– Не хочу это чертово пиво, – спокойно говорю я, пытаясь держать себя в руках.

Логан всего лишь пытается мне помочь, но это меня раздражает. Все это меня раздражает. Просто достало.

Тристан хлопает меня по плечу.

– Давно не виделись. – Он пытается говорить бодро, но выходит у него плохо, никто даже не улыбнулся. – Прости за пакость, которую учудила Стеф. Честно, я понятия не имел, что она задумала, – добавляет он, и от этого становится еще хуже.

– Я не хочу об этом говорить, – с нажимом говорю я, закрывая тему.

Пока друзья бухают и болтают о том, на что мне глубоко плевать, ловлю себя на мыслях о Тессе. Что она сейчас делает? Как ей там, в Сиэтле? Действительно ли ей так некомфортно в доме Вэнсов, как я думаю? Гостеприимны ли Кристиан с Кимберли?

Конечно, гостеприимны – Кимберли и Кристиан всегда такие. На самом деле мне хочется узнать главное: скучает ли Тесса по мне так, как я по ней?

– Не желаешь? – Нэт прерывает мои мысли – машет рюмкой у меня перед глазами.

– Нет, спасибо.

Показываю на свою газировку, он пожимает плечами, затем запрокидывает голову и делает глоток.

Меньше всего хочу сейчас этим заниматься. Это незрелое, глупое желание – бухать-от-заката-до-рассвета – для них, может быть, и приемлемо, но уже не для меня. Они не одарены внутренним голосом, который постоянно фоном зудит, что они могли бы добиться большего, если бы изменили свою жизнь. У них нет тех, кто любит их настолько, что хочет сделать их совершеннее.

Я хочу стать лучше ради тебя, Тесс. Так я ей когда-то сказал. С тех пор я не шибко продвинулся.

– Я пойду, – объявляю я, но никто даже не замечает, когда я встаю со своего места и уезжаю.

Решено: больше не трачу время на тусовки в баре с людьми, которым на самом деле на меня насрать. Против большинства из них я ничего не имею, но никому до меня дела нет, и никто меня толком не знает. Мной интересуются только пьяные, шумные девчонки, с которыми можно без проблем перепихнуться. И то, я для них по большей части реквизит. Они ни черта обо мне не знают, даже не в курсе, что мой отец – ректор нашего университета. Не уверен, что они знают, что он вообще есть.

Никто из них не знает меня так, как она, и никто никогда не беспокоился обо мне так, как это делала Тесса. Она часто, иногда назойливо расспрашивает меня: «О чем ты думаешь?», «Чем тебе нравится эта передача?», «Как ты думаешь, о чем сейчас думает вон тот человек?», «Что ты самое первое помнишь в своей жизни?».

Я всегда делал вид, что ее расспросы меня раздражают, но на самом деле они заставляли чувствовать себя особенным… или будто ей очень важно узнать ответ на эти смешные вопросы. Не знаю, почему не могу прийти к единому решению; одна половина меня считает, что мне нужно оторвать задницу и мчаться в Сиэтл, а там выбить дверь в дом Вэнса и обещать ей больше никогда не позволять ей уйти, хотя это не так просто. Другая, более сильная часть напоминает, как я облажался. Эта часть всегда побеждает. Я так все испортил, разрушил все, абсолютно все, что было в жизни, что мне лучше всего оказать Тессе услугу, оставив ее одну. И я верю, что это правильно, особенно когда ее нет рядом и никто не уверяет меня, что я ошибаюсь. Тем более прошлый опыт подтверждает правильность такого выбора.

На бумаге план Лэндона по превращению меня в нормального человека неплох, но что с того? Я должен поверить, что всегда смогу оставаться хорошим, не срываясь? Я должен поверить, что устрою Тессу, только потому, что решил не опустошать бутылку водки, когда прихожу в ярость?

Было бы намного проще, если бы я не знал, сколько всего в жизни испортил. Не знаю, что я буду делать, но не хочу принимать немедленное решение. Ограничусь пока тем, что пойду домой и буду смотреть любимые передачи Тессы – ужасные шоу с дурацкими сюжетами и нелепейшими репликами. Буду воображать, что она сидит рядом и объясняет каждый эпизод, хотя я и так прекрасно понимаю, что там происходит. Я люблю, когда она так делает. Это раздражает, но все же мне нравится, как она переживает из-за каждой детали. Типа кто надел красный плащ и преследует этих стремных «милых маленьких лгуний».

На выходе из лифта еще продумываю планы на вечер. Скорее всего, смотреть эту дрянь, то есть сначала приму душ, представляя при этом, как Тесса меня целует, и сделаю все возможное, чтобы не натворить какой-нибудь ерунды. Может, даже уберу вчерашний бардак.

Останавливаюсь возле своей двери и оглядываю коридор. Какого черта дверь приоткрыта? Вернулась Тесса или кто-то снова вломился в нашу квартиру? Не знаю, что разозлит меня больше.

– Тесса?

Открываю дверь толчком ноги, и внутри у меня все обрывается: на полу, весь в крови, лежит ее отец.

– Что за херня? – ору я, захлопывая дверь.

– Осторожно, – стонет Ричард.

Слежу за его взглядом по прихожей, краем глаза замечая какое-то движение. Там какой-то человек, он склоняется над ним. Плечи напрягаются, если потребуется, я готов драться. Но потом я понимаю, что это друг Ричарда… Кажется, его зовут Чад.

– Что, черт возьми, с ним случилось и какого хрена ты тут делаешь? – спрашиваю я.

– Я надеялся увидеть девчонку, а это ты, – ухмыляется он.

От того, что этот мерзавец заговаривает о Тессе, у меня вскипает кровь.

– Убирайся и его захвати с собой! – показываю рукой на падаль, которую он приволок в мою квартиру. Наверняка перепачкает кровью вестибюль.

Чад поводит плечами и медленно мотает головой. Уверен, что он хочет казаться спокойным, но внутренне дрожит.

– Видишь ли, какая штука: он должен мне много денег, но не может заплатить, – сообщает он, почесывая грязными ногтями маленькую красную точку на руке.

Чертов наркоман!

Развожу руками:

– Мне плевать на твои проблемы. Я не собираюсь сто раз повторять и уж точно не дам тебе денег.

Но Чад только усмехается:

– Ты не знаешь, с кем разговариваешь, малыш!

Он бьет Ричарда пониже груди, тот с жалким стоном падает на пол и лежит.

Я не в настроении болтать с наркоманами, ворвавшимися в мою квартиру.

– Мне насрать и на тебя и на него. И ты сильно ошибаешься, если думаешь, что я тебя боюсь, – угрожаю я.

Что еще случится на этой неделе?

Нет, стоп. Я не хочу знать ответ на этот вопрос. Я делаю шаг к Чаду, и тот отступает. Так я и думал.

– Может быть, будет яснее, если я повторю: вали отсюда, или я вызову полицию. И пока мы дожидаемся, пока они приедут и спасут тебя, я выбью из тебя все дерьмо бейсбольной битой, которую держу на всякий случай. Например, когда какой-нибудь дебил пытается устроить черт-те что в моей квартире.

Подхожу к шкафу в коридоре, вытаскиваю биту, прислоненную к дальней стенке, и медленно поднимаю ее в доказательство.

– Если я уйду без денег, которые он мне должен, то что я с ним потом сделаю, будет по твоей вине. И его кровь будет на твоих руках.

– Мне плевать, что ты с ним сделаешь, – говорю я ему.

Но вдруг начинаю сомневаться, так ли это.

– Конечно, – соглашается он и оглядывает гостиную.

– Сколько?

– Пятьсот.

– Я не дам тебе пятисот баксов.

Я думаю о том, что почувствует Тесса, если узнает, что подозрения насчет отца-наркомана оказались верными. От таких мыслей хочется швырнуть бумажник Чаду в лицо, отдать ему все, лишь бы от него избавиться. Меня бесит, что я оказался прав; до этого верила мне она только наполовину, теперь же придется взглянуть правде в глаза. Я хочу одного: чтобы все исчезло, включая этого козла.

– У меня нет при себе таких денег.

– Двести? – спрашивает он.

Я почти вижу, как его глазами на меня смотрит его ломка.

– Хорошо.

Невероятно, я собираюсь дать денег наркоману, который ворвался ко мне в квартиру и избил отца Тессы за пару зеленых бумажек. У меня даже нет двухсот долларов наличными. Мне что, переться с этим торчком к банкомату? Это полный бред.

Кто тот счастливчик, что застает у себя дома такое дерьмо?

Я. Больше некому.

Это ради нее. Только ради нее.

Достаю из кармана бумажник, швыряю ему восемьдесят долларов, которые только что снял в банкомате, и иду в спальню. Беру часы, которые отец и Карен купили мне на Рождество, и тоже бросаю ему. Чад ловит их в воздухе довольно ловко, удивительно для такого верзилы. Видно, его они и вправду заинтересовали… или его интересует то, что он купит на вырученные деньги.

– Эти часы стоят больше пятисот баксов. А теперь вали отсюда на хрен, – говорю я.

Но на самом деле мне не хочется, чтобы он уходил; я мечтаю, чтобы он напал на меня, чтобы я мог раскроить ему башку. Чад смеется, кашляет, потом снова смеется.