– Может, хватит пялиться?

Даже подпрыгиваю от неожиданности. Но Хардин награждает меня улыбкой и берет мою ладонь в свою теплую руку.

В эту секунду в фойе выбегают Кимберли и Смит.

– Подождите! – кричит она. – Смит хочет кое о чем попросить.

С нежной улыбкой она смотрит на своего будущего пасынка.

– Давай, милый.

Светловолосый мальчишка смотрит на прямо на Хардина.

– Можно мне сделать фотографию для школы?

– Что?

Хардин чуть бледнеет и смотрит на меня. Я знаю, как он к этому относится.

– Он делает что-то вроде коллажа. И сказал, что хочет твою фотографию, – объясняет Кимберли.

Умоляюще смотрю на Хардина. Не стоит отказывать в такой просьбе малышу, который прямо-таки боготворит его.

– Э-э-э, уверен? – Хардин поворачивается на пятках и смотрит на Смита. – Ладно… Можно Тессе тоже быть в кадре?

Смит пожимает плечами:

– Думаю, да.

Я улыбаюсь ему, но он, кажется, этого не замечает. Хардин бросает на меня взгляд в духе «я-нравлюсь-ему-больше-хотя-даже-не-стараюсь», и я толкаю его локтем. Стягиваю шапку и резинкой, которую снимаю с запястья, собираю волосы в хвост. Красота Хардина такая естественная и непринужденная; ему достаточно просто стоять в кадре, нахмурив брови. Он выглядит великолепно.

– Это быстро, – говорит Кимберли.

Хардин теснее прижимается ко мне и лениво обнимает за талию. Пытаюсь изобразить свою лучшую улыбку, а Хардин, напротив, слегка поджимает губы. Но я снова пихаю его в бок, и он расплывается в улыбке. Как раз вовремя, в момент, когда Кимберли щелкает камерой.

– Спасибо, – говорит она.

И я вижу, что она искренне рада.

– Пойдем, – командует Хардин.

Я киваю и, помахав Смиту, направляюсь к двери.

– Это так мило с твоей стороны.

– Ерунда, – отвечает он и целует меня в губы.

Я слышу щелчок и, оторвавшись от него, вижу Кимберли с камерой в руках. Хардин прячет лицо в моих волосах, и она делает еще один снимок.

– Ну хватит уже, – ворчит он и тянет меня за дверь. – Хватит с меня этой семейки с их фото и видео.

Он бурчит все время, пока я закрываю за собой дверь.

– Видео? – спрашиваю я.

– Забудь.

Воздух обжигающе холодный. Я быстро стаскиваю резинку с волос и снова натягиваю шапку.

– Для начала поменяем масло в твоей машине, – говорит Хардин, перекрывая свист ветра.

Роюсь в карманах пальто, чтобы найти ключ и передать ему, но он качает головой и показывает мне свою связку, на которой я без труда узнаю знакомый ключ с зеленой полосой.

– Ты не забрала его, когда вернула все подарки, – объясняет он.

– А… – В сознании всплывает воспоминание о том, как я оставила все свои ценности на подушке нашей кровати. – Я хотела бы забрать все это, если ты не возражаешь.

Хардин забирается в машину, не глядя на меня, и бормочет через плечо:

– Ммм, да… Само собой.

Когда мы оба оказываемся в машине, Хардин включает печку на максимум, берет мою ладонь и кладет мне на бедро. Его пальцы прокладывают дорожку по моему запястью, где раньше я всегда носила браслет.

– Мне не нравится, что ты оставила его там… Он должен быть здесь. – Хардин надавливает на мое запястье.

– Знаю. – Мой голос тише, чем шепот.

Я очень скучаю по своему браслету. И по электронной книге. И хочу забрать письмо, которое он мне написал, чтобы перечитывать его снова и снова.

– Может, ты мог бы привезти мне эти вещи, когда вернешься в следующие выходные? – спрашиваю я с надеждой.

– Да, конечно, – отвечает он, сосредоточившись на дороге.

– Зачем мы вообще едем менять масло? – спрашиваю я.

Длинная подъездная дорожка заканчивается, и мы поворачиваем на улицу.

– Потому что пора. – Он указывает на маленький стикер на лобовом стекле.

– Ладно…

– А что не так? – Он сердито смотрит на меня.

– Ничего. Просто это как-то странно – менять масло в чьей-то машине.

– Я многие месяцы следил за заменой масла в твоей машине. Почему именно сейчас тебя это так удивляет?

Он прав. Он всегда занимался обслуживанием моей машины, и мне иногда кажется, что он просто параноик, ремонтирует и заменяет детали, когда это не требуется.

– Не знаю. Наверное, я просто забываю, что мы были обычной парой, – признаю я, ерзая в кресле.

– Объясни.

– Мне трудно вспомнить такие обыденные вещи, как замена масла, или тот раз, когда ты разрешил мне заплести тебе косички, – я улыбаюсь воспоминанию, – потому что мы всегда переживаем какой-нибудь кризис.

– Во-первых, – усмехается он, – никогда не вспоминай про тот ужасный случай с косичками. Ты хорошо знаешь, что я позволил тебе это только потому, что ты меня подкупила.

Он слегка стискивает мое бедро, и я ощущаю под кожей теплую волну.

– Во-вторых, я думаю, ты отчасти права. Было бы здорово, если бы твои воспоминания не омрачались моей дурацкой привычкой все портить.

– Дело не только в тебе. Мы оба виноваты, – поправляю я.

Ошибки Хардина обычно были более разрушительными, но и я не ангел. Нам нужно перестать винить себя и друг друга, чтобы найти какой-то компромисс – вместе. Но этого не произойдет, если Хардин продолжит бичевать себя за ошибки, совершенные в прошлом. Он должен себя простить… Тогда он сможет двигаться дальше и стать тем, кем, я знаю, он хочет быть.

– Ты – нет, – настаивает он.

– Вместо того чтобы топтаться на месте, решая, кто прав, кто виноват, давай решим, как потратить остаток дня после того, как нам заменят масло.

– Мы купим тебе айфон, – говорит он.

– Сколько раз мне нужно повторить, что я не хочу айфон?.. – бурчу я.

Да, мой телефон медленный, но айфон дорогой и сложный, а этого я себе сейчас позволить не могу.

– Все хотят айфон. Ты просто из тех, кто не хочет следовать веяниям моды. – Он смотрит на меня, и я замечаю на его щеках ехидные ямочки. – Поэтому ты и носила в колледже юбки в пол.

Он находит свою шутку уморительной, и машина заполняется смехом.

Я игриво хмурюсь в ответ на старый прикол.

– Я не могу себе сейчас позволить такую покупку. Мне нужно платить за квартиру и продукты. Ну, знаешь, за все необходимое. – Я закатываю глаза, но улыбаюсь ему, чтобы смягчить удар.

– Только представь, что бы мы могли делать, если бы у тебя тоже был айфон. Мы могли бы общаться еще больше. И, знаешь, я бы мог купить его тебе сам, так что не беспокойся о деньгах.

– Я могу представить себе, только как ты отслеживаешь мой телефон, чтобы узнать, куда я хожу, – огрызаюсь я, игнорируя его непреодолимую потребность что-то мне покупать.

– Нет, мы могли бы пользоваться видеочатом.

– Зачем?

Он удивленно смотрит на меня и качает головой:

– Только представь себе, что сможешь видеть меня каждый день на сияющем экране своего нового айфона.

В моей голове всплывают сцены секса по телефону и видеочату. Представляю себе, как бесстыдно перелистываю на экране фото, на которых Хардин ласкает себя. Да что это со мной?

Мои щеки горят, и я не могу отвести глаз от его коленей.

Хардин приподнимает пальцем мой подбородок и заставляет посмотреть ему в лицо.

– Да ты думаешь об этом… обо всех этих грязных штучках, которые мы могли бы делать через айфон.

– Нет, не думаю.

Пытаюсь сменить тему:

– Мой новый кабинет – просто прелесть… Вид открывается чудесный.

– Правда? – Хардин сразу мрачнеет.

– Да, а из буфета вид еще лучше. А кабинет Тревора…

Я замолкаю на полуслове, но слишком поздно. Хардин уже смотрит на меня и ждет, чтобы я договорила.

– Нет-нет. Продолжай.

– Из кабинета Тревора самый лучший вид, – договариваю я.

Мой голос звучит намного спокойнее и увереннее, чем я себя чувствую на самом деле.

– А как часто ты бываешь в этом кабинете, Тесса? – Хардин бросает на меня быстрый взгляд и снова концентрируется на дороге.

– Я бываю там дважды в неделю. Мы вместе обедаем.

– Вы что? – рычит Хардин.

Не надо было заговаривать с ним о Треворе до ужина. Или вообще не надо было говорить. Не стоило вообще упоминать его имени.

– Я обычно с ним обедаю, – признаюсь я.

К несчастью для меня, в этот момент мы останавливаемся на светофоре, и мне не остается ничего, кроме как встретиться с Хардином взглядом.

– Каждый день?

– Да…

– Для этого есть какая-то причина?

– Он единственный из моих знакомых, у кого обеденный перерыв в то же время, что и у меня. Кимберли так занята, что вообще не ходит на обед. – Я активно жестикулирую, чтобы придать убедительности своему объяснению.

– Так ты изменила время обеда?

Загорается зеленый, но Хардин нажимает на газ, лишь когда позади нас раздаются раздраженные сигналы.

– Я ничего не меняла. Тревор – просто мой коллега. Все, точка.

– Да уж, – выдыхает Хардин. – Я бы предпочел, чтобы ты не обедала с долбаным Тревором. Я терпеть его не могу.

Со смехом кладу свою руку поверх его.

– Ты становишься ужасно ревнивым. Это происходит только потому, что мне больше совершенно не с кем обедать, особенно учитывая то, что две другие девушки, которые обедают в то же время, всю неделю на меня злились.

Плавно перестраиваясь в соседнюю полосу, он искоса бросает на меня взгляд.

– Что ты имеешь в виду? Злились?

– Ну, не то чтобы злились. Не знаю, может, у меня просто паранойя.

– Что случилось? Расскажи мне, – настаивает он.

– Ничего особенного. Просто у меня такое чувство, что я почему-то им не нравлюсь. Я часто замечаю, что, глядя на меня, они смеются или перешептываются. Тревор говорит, они любят посплетничать. Клянусь, я слышала, они говорили о том, как я получила эту работу.

– Что же они говорили? – мрачно усмехается Хардин.

Костяшки его пальцев, сжимающих руль, побелели от напряжения.

– «Мы-то знаем, как она получила эту работу». Что-то вроде того.

– Ты сказала им что-то? Или Кристиану?

– Нет, я не хочу никаких проблем. Я работаю всего неделю, и мне не хотелось бы бежать и жаловаться кому-то, будто я школьница.

– К черту это все. Скажи этим дурам, чтоб отвалили. Или я сам расскажу обо всем Кристиану. Как их зовут? Может, я их знаю.

– Это все не так важно, – отвечаю я, пытаясь обезвредить бомбу, которую сама и зарядила. – В каждом офисе есть парочка таких злюк. Те, что в нашем, просто избрали целью меня. Не хочу раздувать из этого скандал. Я просто хочу влиться в коллектив и, может, даже завести друзей.

– Это вряд ли случится, если ты позволишь этим сучкам и дальше так себя вести, а сама целыми днями будешь тусоваться с Тревором.

Он облизывает губы и делает глубокий вдох.

Я тоже вздыхаю и смотрю на него, размышляя, стоит ли мне вступиться за Тревора.

Была не была.

– Тревор – единственный, кто пытается быть со мной приветливым, и я уже с ним знакома. Поэтому я с ним обедаю.

Я смотрю в окно на мой самый любимый в мире город и жду, когда взорвется бомба.

Но Хардин не отвечает, и я оборачиваюсь к нему. Он не отрывает взгляда от дороги.

– Я очень скучаю по Лэндону.

– И он по тебе скучает. Как и твой отец.

Я вздыхаю.

– Я очень хочу знать, как он там. Но если я задам хоть один вопрос, придется задать еще тридцать. Ты же меня знаешь.

Внутри меня просыпается волнение, и я изо всех сил стараюсь загнать его поглубже.

– Я знаю. И не стану на них отвечать.

– А как Карен? И твой отец? Разве это не печально, что я скучаю по ним больше, чем по своим родителям? – спрашиваю я.

– Нет, учитывая, кто твои родители. – Он морщит нос. – Отвечаю на твой вопрос: думаю, они в порядке. Я особенно не интересовался.

– Надеюсь, скоро я буду здесь как дома, – бездумно говорю я и снова утопаю в кожаном кресле.

– Тебе никогда не нравился Сиэтл, так какого черта ты здесь делаешь?

Хардин въезжает на парковку рядом с небольшим зданием. Массивный желтый знак на фасаде обещает замену масла за пятнадцать минут и вежливое обслуживание.

Не знаю, что ему ответить. Я боюсь делиться с ним своими страхами и опасениями относительно недавнего переезда. Не потому, что не доверяю. Я просто не хочу, чтобы он использовал их как аргументы, чтобы надавить на меня и заставить уехать из Сиэтла.

– Не то чтобы мне здесь не нравилось, просто я еще не привыкла. Прошла всего неделя, и мне трудно без привычных дел, без Лэндона, без тебя, – объясняю я.

– Я поставлю машину и приду к тебе. Встретимся внутри, – произносит Хардин, не ответив на мою реплику.