Карен Рэнни - После поцелуя

Хоторн приказал, чтобы все свечи во всех канделябрах, висевших вдоль лестницы и в холле, были зажжены. Оделся Монтрейн заранее, затем он положил свои заметки, касающиеся взлома кириллического шифра, и разработанный им ключ к его решению в кожаную папку, чтобы отправиться завтра с ней к Роберту. Днем ему наконец-то удалось справиться с трудной загадкой.

Поначалу он считал, что отправитель служил какому-то известному человеку. Граф Иоаннис Антониас Капонистриас работал в русской дипломатической службе и был одним из главных советников царя Александра I. Но в последние годы его интересы изменились. Он стал прилагать все возможные усилия для того, чтобы Греция добилась независимости от Турции. Майклу удалось разгадать, что этого человека предала женщина, несомненно, очень близкая ему. Она умудрилась так ловко сплести интригу, разработала такие изощренные комбинации, что конфликт между Грецией и Турцией лишь усилился.

Уже не в первый раз граф Монтрейн раскрывал проделки женщин, замешанных в государственные дела. А ведь их считали нежными и слабыми, их способности было прямо-таки принято недооценивать. Но Хоторн придерживался иного, противоположного мнения, во всяком случае, это подсказывал ему опыт. Чаще всего женщины были наиболее успешными шпионками – именно по той причине, что их недооценивали.

Смайтон прошел через холл и исчез в темноте коридора.

«Я жду Маргарет», – едва не сказал Монтрейн. Объяснять что-то было ни к чему, но, возможно, ему просто хотелось произнести эти слова, удержать несущееся вперед время.

С тех пор как они приехали с речной прогулки, Маргарет не обронила ни слова. Ему это показалось невероятно странным. Уж кто-кто, а Хоторн знал, как обычно ведут себя женщины в непростых ситуациях. Визг, крики, вопли отчаяния – все, что угодно, но только не тихая печаль. Дело дошло до того, что поведение Маргарет стало раздражать Монтрейна.

Но когда он увидел, как она спускается по ступеням, у него перехватило дыхание. Лицо ее светилось в зыбком свете канделябров. Рот Маргарет, ее восхитительный рот был изогнут в дразнящей, но обманчивой улыбке, которая отражала блеск ее глаз.

– Ты выглядишь потрясающе, – сказал Хоторн, и он тоже улыбнулся, только искренне.

– Что ж, коли так, то я – подходящий для тебя партнер, – тихо проговорила она.

На Маргарет было надето простое будничное платье из темно-синего шелка – цвет ткани и саму ткань выбирал Хоторн, который остановился на темно-синем, потому что любил этот оттенок. Край лифа и пышные рукава были украшены рядом присборенных кружев. Пышная юбка спадала к ногам Маргарет целым каскадом оборок.

Монтрейн пожалел о том, что пошел на поводу у Маргарет и заказал для нее простое, а не официальное платье. Ей не следовало одеваться в такую же легкомысленную одежду, какая будет на большинстве женщин, пришедших в театр. Строгое платье больше бы подошло к подарку, который Хоторн приготовил для Маргарет.

– Я думал, не нужно ли тебе помочь, – с улыбкой проговорил Хоторн. – Ведь горничной у тебя нет, и некому помочь одеться.

– Да у меня никогда и не было горничной, – пожала плечами Маргарет.

– И все же, – поддразнил ее Монтрейн, – мне следовало предложить тебе свою помощь.

– А ты? – поинтересовалась женщина. – Ты-то сам как обходишься без лакея? Не испытываешь проблем?

– Харрисон, например, считает, что это нелегко. Но я компенсирую отсутствие лакея житьем в этом доме. Портниха постаралась, – заметил Хоторн, протягивая Маргарет руку.

Монтрейн попросил возлюбленную покружиться перед ним, чтобы осмотреть ее новый наряд со всех сторон и оценить ее внешность. Затем они вышли из холла и направились в столовую.

Стол был накрыт как для приема. Фарфор, серебряные приборы, хрусталь – все это великолепие было со знанием дела расставлено и разложено на белоснежной скатерти. Посреди стола почти во всю его длину вытянулся серебряный светильник в форме одного из новых клиперов; в каждом его отверстии стояла горевшая свеча.

Маргарет от изумления широко распахнула глаза.

– Этого монстра сюда притащил Смайтон, – пробормотал граф Монтрсйн, будто оправдываясь. – Я к нему никакого отношения не имею.

– Но у него есть одно преимущество, – заметила Маргарет. – Он так ярко освещает столовую, что здесь сейчас светло как днем.

Хоторн помог Маргарет занять место справа от главы стола. Смайтон тут же принес первое – суп из омара. Суп был очень густым и щедро приправленным специями, поэтому неудивительно, что Маргарет лишь попробовала его.

– Кажется, мне не справиться со всеми этими приборами, – сказала она, вертя в руках серебряную вилку.

Хоторн тут же осознал свой промах и выругался про себя. Он-то хотел сделать этот вечер волшебным, а вместо этого добился лишь того, что разница в их положении стала еще более очевидной.

– Да уж, вынужден признать, – пробормотал он, через силу улыбаясь, – что выглядит все это внушительно. Но ты думай обо всех этих столовых приборах как о загадке, о мозаике. Каждый из них используют для разных блюд. Вот, например, этот... – С этими словами Монтрейн взял в руку какую-то странную вилку. Ее зубцы на концах были плавно изогнуты и по форме больше напоминали ложку. – Это вилка для рыбы, – объяснил он.

Затем Хоторн выбрал из ряда разложенных на столе приборов еще один и поднял его вверх. Форма этой вилки была не менее причудлива, чем у предыдущей, – ее зубцы были очень длинными, почти в половину ручки.

– Это вилка для фруктов, – сказал он, показывая Маргарет заодно и подходящий к вилке нож – тоже внушительных размеров.

Она улыбнулась:

– Да уж, взять и съесть яблоко – это чересчур просто?

– Совершенно верно, – с широкой улыбкой кивнул Хоторн. – Иначе зачем бы тогда нам было иметь такое количество столовых приборов? – С этими словами он взял большую ложку в форме правильного овала. – А вот без этой ложки никому из нас не обойтись, – заметил Монтрейн. – И ведь каждый умеет отлично ею пользоваться, потому что это ложка для супа. – Помолчав, граф добавил: – Только ее не надо путать с десертной ложкой. – Еще один столовый прибор присоединился к тем, что он демонстрировал Маргарет. – Есть еще также ложка для десерта и для пудингов.

– Так много?

– Да, – кивнул Монтрейн. – Принимать пищу на светских приемах – это же церемониал. Если ты научишься пользоваться всеми, то можешь считать себя посвященной. – Он разложил ложки и вилки на свои места.

– А когда посвященным стал ты? – поинтересовалась Маргарет.

– Кажется, когда мне было восемь лет, – ответил граф. – Я был очень хорошим мальчиком и всегда замечательно себя вел.

Маргарет задумчиво посмотрела на него, склонив голову набок.

– Сомневаюсь я в том, что это правда, – заметила она.

Хоторн лишь улыбнулся в ответ.

Смайтон подавал им блюдо за блюдом. Граф Монтрейн заметил, что некоторые яства Маргарет лишь пробовала. Этим она невольно напоминала тех светских львиц, которые имели обыкновение только прикасаться к некоторым угощениям.

Когда с едой было покончено и Смайтон отправился к кухарке, чтобы поблагодарить ее за обед, Монтрейн и Маргарет вышли из столовой. Маргарет осталась в холле; она стояла молча, изредка поглядывая на тонущий в темноте куполообразный потолок, а Хоторн отправился в библиотеку за своим подарком.

– У меня для тебя сюрприз, – сказал он, вернувшись.

Его слова эхом разнеслись по всему дому.

– Сюрприз? Еще больший, чем поход в театр?

Кивнув, Монтрейн развернул перед ней шаль. Роскошная легкая ткань была украшена тонкими золотыми стежками. Маргарет прикоснулась к ней и осторожно погладила. Даже в полумраке ткань блестела. Хоторн накинул шаль Маргарет на плечи и расправил складочки. Лишь в это мгновение он обнаружил, что ему нравится делать ей подарки.

Удивленное выражение на лице Маргарет уступило место довольному.

– Мне не следует принимать от тебя что-то, – тихо проговорила она.

– Ночи могут быть прохладными, – сказал Монтрейн, дивясь звенящей в его голосе нелепой нежности. – Я не прощу себе, если ты замерзнешь. Но если тебе будет тепло, то ты сможешь остаться подольше.

– Ты так ведешь себя, что мне трудно тебе отказать, – вымолвила Маргарет, с улыбкой глядя на Монтрейна.

– Вот и не надо мне отказывать.

– Я буду скучать по тебе, когда уеду отсюда, – сказала Маргарет.

Граф сразу понял, что она сказала это, не подумав. Но ее слова будто повисли в воздухе между ними, приостановив время.

– Милорд, – объявил Смайтон, входя в дом, – карета подана.

Граф Монтрейн кивнул и предложил Маргарет руку.

Театр был так ярко освещен, что могло показаться, будто там начался пожар.

Выйдя из кареты, они едва избавились от навязчивых уличных торговцев, которые сопровождали их до дверей театра. Молодые девушки продавали апельсины, цветы и спички; Две или три дамы постарше задирали юбки с одной стороны, чтобы продемонстрировать свои ноги, – явно проститутки. Но они не были единственными из тех, кто этим вечером торговал чем-то или выпрашивал у прохожих монетки. Были на улице и карманные воришки, и изуродованные ветераны войны, и маленькие мальчики, предлагавшие подмести улицу или помочь женщинам пройти по грязи.

У входа в театр, на лестнице и в театральных коридорах народу толпилось не меньше, чем на площади. Несколько человек поздоровались с графом Монтрейном. В ответ он лишь быстро улыбался и приветственно помахивал рукой. Хоторн намеренно не останавливался поболтать со знакомыми, чтобы не представлять Маргарет. В последние минуты он явно переживал из-за того, что не знал, как это сделать, не смущая ее, ведь Маргарет не была графу ни родственницей, ни невестой. А если он не объяснит, кто, она такая, или назовет ее своей приятельницей, то понятно, какие мысли это вызовет у его знакомых – наверняка всем придет в голову что-то недозволенное. Вот и выходило, что даже если он из вежливости не назовет ее своей любовницей, все равно все именно об этом и подумают, однако его отказ представлять ее приводил к такому же результату.

Чем выше они поднимались по лестнице, тем реже становилась толпа. Люди расступались при виде Монтрейна и Маргарет, словно кто-то уже успел предупредить их о появлении странной пары. Несколько человек повернулись и, ничуть не таясь, глазели им вслед.

Как только они вошли в ложу, Маргарет села в кресло. Она молчала, казалось, происходящее не задевало ее. И если даже ей было неприятно чувствовать на себе взгляды множества людей, по ее виду это было незаметно. Зато граф Монтрейн обратил внимание, что все головы постепенно поворачиваются в их сторону. Вскоре на них было устремлено уже столько заинтересованных глаз, что Хоторн не сомневался: после спектакля постановку «Макбет» будут обсуждать меньше, чем его и Маргарет.

– Ты раньше бывала в «Ковент-Гардене»? – спросил он у своей спутницы.

Взглянув на Хоторна, Маргарет кивнула:

– Несколько лет назад я тут смотрела «Дона Джованни».

– И тебе понравилось?

– Мне тогда показалось, что лучше бы пьеса шла на итальянском, – вымолвила Маргарет. – Как-то странновато было слушать ее по-английски.

Опять при виде ее улыбки Монтрейн почувствовал, как заныли его чресла, – это недопустимо! Получается, что ему, кроме постели, ничего не надо. Отвратительно! Еще не хватало выставить себя развратным дураком перед тысячами заинтригованных зрителей. Хоторн заставил себя смотреть на сцену и сосредоточиться на мыслях об очередном шифре, а потом – на полиалфавитном коде замещения.

Публика принялась сплетничать. Перешептывание зрителей, передаваемое от одного человека к другому, легким ветерком понеслось по залу. Похоже, граф Монтрейн недооценил и общественный интерес к его фигуре, и вероятную болтливость портнихи.

Маргарет упрямо смотрела на сцену. На ее лице застыло выражение решимости, к которой примешивалась изрядная доля испуга. «Что это? – спросил себя Хоторн. – Смелость или способность при любых обстоятельствах не сворачивать с выбранного пути?»

До сих пор Монтрейну было некого защищать. Его сестры всегда держались вместе и при необходимости защищали друг друга. У Маргарет же не было ни титула, заставившего бы публику относиться к ней с уважением, ни родных.

Внезапно Монтрейн вспомнил ее слова: «Мне надо показать себя, чтобы найти следующего покровителя». Настроение графа мгновенно упало. Он не сделал ничего, чтобы огородить ее от пересудов и критики. Какого черта он раньше не понял, к чему приведет их появление в театре?!