Карен Рэнни - После поцелуя

Щеки девушки зарделись. Молодой конюх работал у сквайра Типпетта и последние два года ухаживал за Пенелопой. Они так сильно любили друг друга, что порой невыносимо было смотреть на них. Отношения Маргарет с мужем были куда прохладнее. Спокойный, без особых страстей, союз, которому порой, как теперь понимала Маргарет, так не хватало долгих взглядов и зазывного смеха, какими Пенелопа то и дело награждала Тома.

– Интересно, сколько могут стоить эти книги? – задумчиво промолвила Маргарет.

– Неужели вы собираетесь их продать, миссис Маргарет? – изумилась Пенелопа.

Маргарет вновь просмотрела список, составленный Джеромом.

– Здесь названы по крайней мере три подходящие кандидатуры, Пенелопа, – сказала она. – Эти люди, насколько я понимаю, не стеснены в средствах, а потому без раздумий купят книги. Нам необходимо срочно принимать кардинальные меры, иначе придется вернуться в город и искать там какое-нибудь занятие, чтобы прокормиться. – Маргарет почувствовала, что Пенелопа потрясена ее словами. Вернуться в Лондон для нее означало расстаться с Томом, а для самой Маргарет – попрощаться с ее ученицами. Им придется либо наняться в служанки, либо найти работу в какой-нибудь лавочке.

К сожалению, преподавание не приносило никакого дохода. Обитатели Силбери-Виллидж, подобно Маргарет и Пенелопе, едва сводили концы с концами. И Маргарет не могла требовать с них деньги за обучение детей.

– А вы не могли бы пойти к герцогу? – спросила Пенелопа.

Маргарет подняла на девушку полный негодования взор.

– Нет, – отрезала она, – только не к нему.

Что бы ни случилось, она ни за что не попросит помощи у герцога Тарранта.

Маргарет вспомнила их последнюю встречу, состоявшуюся через день после гибели Джерома.

– Я пришла лишь затем, чтобы сообщить вам о случившемся, – сказала она герцогу, стараясь сохранять самообладание.

Она узнала о родстве Джерома с герцогом лишь после замужества. Джерому было стыдно признаваться в том, что он – незаконнорожденный, сводный брат десятого герцога Тарранта.

– Вы могли бы сообщить мне о его смерти в письме, мадам, – процедил Таррант. – Или есть еще какая-то, менее очевидная причина, заставившая вас прийти ко мне? – Глаза герцога превратились в две огромные черные дыры на узком суровом лице. Длинные пальцы, походившие на когти, выстукивали нетерпеливую дробь на поверхности стола.

Гигантская хищная птица, подумала Маргарет. Сколько бы ни уверяла она себя, что герцога нечего бояться, страх не оставлял ее. Разумеется, Таррант почти час продержал ее в холле, и Маргарет не сомневалась, что сделал он это нарочно. Лишь после этого ее пригласили в мрачную полутемную комнату. Вдоль стен в шкафах выстроились книги, но, судя по нетронутой позолоте на их переплетах, ими никто и никогда не интересовался. В библиотеке не было ни единого уютного кресла, в котором можно было бы посидеть, листая страницы, ни единого подсвечника на небольшом столике, который осветил бы книгу. Да никому вообще в голову не пришло бы сидеть здесь – никому, кроме герцога Тарранта, который, как ни странно, любил свою библиотеку.

– Я сочла своим долгом прийти сюда, – проговорила Маргарет.

– Чтобы мы могли вместе погоревать о Джероме? – насмешливо спросил Таррант.

– Похоже, Джером сильно досаждал вам, – заметила Маргарет.

Герцог посмотрел на нее так, будто она была насекомым, недостойным его внимания.

– Да? – переспросил он, постукивая пальцами по столу. – Ну конечно, это же я давал ему деньги на безбедное существование. И сейчас вы наверняка полагаете, что будете кормиться из той же кормушки на положении его вдовы. Нет, милочка, наши отношения закончены. Навсегда. И никогда ничего не ждите от меня.

– Я и не жду, – прошептала Маргарет, глядя герцогу в глаза и стискивая пальцами ткань юбки. – Так вы из-за этого так не любили меня все эти годы? Потому что вообразили себе, будто я пытаюсь пролезть в вашу семью?

Герцог небрежно усмехнулся:

– Мой отец имел глупость связаться с матерью Джерома. Непростительная ошибка! В нашем роду никогда не было незаконнорожденных детей. Отец обязал меня присматривать за Джеромом, бастард никогда не был членом моей семьи.

– А я? – Маргарет было неприятно спорить с герцогом, но она много лет ждала этой возможности. Ее сердце билось с неистовой силой, в то время как Таррант был на удивление спокоен, можно было подумать, что его занимают лишь собственные пальцы, поигрывающие пером для письма.

– Вы меня раздражали, так как никогда не понимали, где ваше место. – Он посмотрел на нее, и улыбка исчезла с его лица. – Если мне не изменяет память, вы дошли до того, что осмелились назвать меня по имени!

– Ну да, и еще я как-то поцеловала вас в щеку на прощание, – грустно улыбаясь, проговорила Маргарет.

Герцог Таррант недовольно скривился.

– Итак, это из-за моей фамильярности вы всегда не любили меня?

– Вы простолюдинка, – сказал Таррант, поднимаясь с кресла. – Вас отчасти может оправдать лишь бабушка-гувернантка. Ваш отец был солдатом, а мать зарабатывала, стирая белье.

– Ну да, – кивнула Маргарет. – Между прочим, это честные и достойные занятия. Конечно, мы не ровня герцогу!

Таррант ничего не ответил, да ему и нечего было ей сказать. Его презрительного взгляда было более чем достаточно.

Герцог взял в руки стоявший на краю стола колокольчик. Раздался едва слышный звон – и в комнате появился ливрейный лакей, который отворил дверь и шагнул в сторону. У него за спиной стоял величественный мажордом. Ей недвусмысленно давали понять, что аудиенция закончена.

Губы Маргарет задрожали, но она с достоинством покинула библиотеку.

– Нет, только не к герцогу, – сказала она Пенелопе. – Он лишь позлорадствует, если я обращусь к нему с мольбой о помощи. – Маргарет еще раз проглядела список. Вот ответ на все их вопросы. Если сейчас продать хотя бы одну книгу, то две другие послужат им достойной поддержкой в будущем. – Знаешь что, Пенелопа, – проговорила Маргарет, —

думаю, нам следует считать «Записки» своим спасением.

Пенелопа с сомнением покачала головой, но Маргарет лишь улыбнулась.

Она будет осторожна и не станет подписываться фамилией Джерома. Не только потому, что некоторые люди не любят иметь дело с женщинами, но и ради того, чтобы сберечь собственную репутацию. Пожалуй, она напишет письмо Сэмюелу и Мод и попросит разрешения воспользоваться адресом суконщика. В таком случае никто в деревне не заподозрит, что она владеет книгами со столь шокирующим содержанием.

Жизнь в Силбери была простой, без затей. Уважали тех, кто жил по правилам морали. Тех, кто этого не делал, презирали. Были в деревне две женщины, с чьим мнением считались все, – Сара Харрингтон и Энн Ковинг.

Не следовало недооценивать их влияния. Сара занимала высшую ступень в деревенской иерархии, к ней прислушивались все уважающие себя матроны. Сара одной из первых отправила свою дочь в школу к Маргарет.

Ее сестра Энн была главной сплетницей. Если что-то происходило в деревне или неподалеку от нее, то Энн мгновенно узнавала об этом и прикладывала максимум усилий для того, чтобы новость разнеслась по всей округе.

Что скажет Сара, если узнает о существовании шокирующих «Записок»? Или выяснит, что Маргарет намеревается продавать непристойные книги? Или, что еще хуже, ей станет известно о том, что Маргарет их читала?

Можно было не сомневаться в реакции обеих женщин. Маргарет больше не будут считать добропорядочной вдовой, одной из тех, кого приводят в пример как образец достойного поведения. Нет, она тут же превратится в парию. Сара не позволит дочери посещать занятия Маргарет, а Энн постарается раздуть сплетню и разнести ее повсюду. В школу больше никто не придет.

Маргарет рисковала всем, чего добилась, всем, чем дорожила. Она должна все как следует обдумать. Но у нее безвыходное положение! Если не удастся продать «Записки», то она не сможет остаться в Силбери.

Женщина достала бумагу и перо, села за стол и принялась писать.

Майкл Хоторн, граф Монтрейн кивнул хозяину дома, стоявшему в противоположной части комнаты. Граф Бэбидж – Бэбби для друзей – занимался своим любимым делом, то есть сплетничал. Вокруг него сплотилась небольшая группа людей, завороженно внимавших каждому его слову. Сдержав улыбку, Майкл отвернулся.

Бэбби изрядно потратился на нынешнее сборище. Огромный бальный зал, расположенный на втором этаже, был залит светом сотен восковых свечей, которые вездесущие лакеи то и дело заменяли, едва свечи догорали. Желтый свет был настолько ярок, что не отличался от солнечного, к тому же свечи излучали сильное тепло, поэтому в зале было невыносимо душно. Чтобы хоть немного проветрить помещение, слуги распахнули высокие двери, выходившие на террасу.

Бэбби обожал золото и позолоту. Все, что можно, было щедро украшено. На южной стене высились три больших зеркала в золоченых резных рамах. Те стены, на которых не было зеркал или малиновых портьер, были увешаны картинами. На золоченых полках стояли фарфоровые, с позолотой тарелки с изображениями поместья Бэбби или со сценами из городской жизни. Художник почти месяц не отходил от Бэбби, заполняя набросками блокнот.

На этот вечер Бэбби назначил костюмированный бал, чтобы хоть как-то оживить светский сезон. В результате дом наводнили люди, старательно притворявшиеся теми, кем не были на самом деле. Явно чувствовался избыток греческих богинь и тучных мужчин в лавровых венках и странно выглядевших в этот прохладный весенний вечер в легких тогах.

Майкл Хоторн оделся как обычно. Не хватало, чтобы еще и на него бросали изумленные взгляды. Он редко посещал подобные сборища, и то если сопровождал мать или сестер. После ритуальных приветствий граф предпочитал уединиться в каком-нибудь тихом помещении или болтать с друзьями в курительной комнате или за карточным столом. Однако сегодня Хоторн старался быть учтивым и общительным.

Три матроны, пристроившиеся на диванчике, стоявшем возле стены, одобрительно закивали ему. Он, слегка улыбнувшись, отвесил им почтительный поклон. Дамы перемывали косточки каждому гостю, обсуждая его с головы до ног, начиная с костюма и поведения и заканчивая прической и обувью. Суждение выражалось либо приветливой улыбкой, либо нахмуренными бровями. По их ошеломленному виду Майкл понял, что кого-то вновь прибывшего незамедлительно подвергнут остракизму.

Стоявшая в дверях женщина была ему знакома. Красавица, пребывавшая замужем за стареющим пэром, беззастенчиво флиртовала с любым привлекательным мужчиной. И сама не разочаровывала. Ее платье больше открывало взору, чем скрывало от него, не оставляя сомнений в форме длинных стройных ног или дразнящем изгибе бедер. Женщина бросила на Хоторна призывный – в этом можно было не сомневаться – взгляд. Нет, может быть, в следующий раз. У Хоторна были дела поважнее. Он пришел на вечер к Бэбби подыскать себе жену.

Настала пора жениться – это как-то внезапно пришло ему в голову. Три его сестры будут представлены свету в этот сезон – достаточное доказательство того, как стремительно пролетели годы. И если он не хочет, чтобы их род продолжался его племянниками, надо подумать о создании собственной семьи.

Ко всему прочему не стоило забывать и об их уменьшавшемся капитале. Война с Наполеоном была разрушительной, их состояние за последние десять лет, как и состояния всей знати, серьезно пострадало. Этому немало способствовали засуха, почти уничтожившая урожай, и нелепые капиталовложения отца. В результате семья оказалась на грани катастрофы. Им необходимо существенное вливание капитала, иначе придется продать часть имений.

Похоже, обратить на себя внимание богатой и знатной женщины куда сложнее, чем стать предметом интереса просто состоятельной наследницы. Титул и наследное состояние не имели для Хоторна особого значения, но его мать подыскивала своим дочерям достойных графов. Таким образом, Майкл становился жертвенной овцой, которую вознесут на алтарь и сожгут. Но он не собирался сдаваться без боя и намеревался хотя бы поблеять в знак протеста.

Его требования к предполагаемой невесте были вполне разумными и логичными. Это должна быть женщина, которая не будет ждать от него трепетной любви, но с которой он найдет общий язык. У нее должны быть собственные интересы. Эта женщина должна родить ему сыновей, а не создавать проблемы. Ко всему прочему эта женщина не должна обладать необузданным темпераментом.

Майкл так и слышал жужжание голосов вокруг себя. Неожиданно до него долетели слова, которые буквально вывели его из равновесия, до того странно было ощущать себя предметом сплетен.

– Как жаль, что Монтрейн так красив, – проговорила одна из молоденьких девушек, – но при этом он меня просто пугает. Граф ужасно суров и совсем редко улыбается.