Джоджо Мойес

После тебя

Jojo Moyes

AFTER YOU


Copyright © Jojo’s Mojo Limited, 2015

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency

All rights reserved


© О. Александрова, перевод, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство Иностранка®

* * *

Посвящается моей бабушке Бетти Макки


Глава 1

Здоровяк в дальнем углу бара обливается пóтом. Он сидит, низко склонившись над стаканом с двойным виски, и то и дело оглядывается на дверь. В безжалостном электрическом свете его покрытое испариной лицо влажно блестит. Он маскирует прерывистое дыхание тяжелыми вздохами и снова возвращается к своему напитку.

– Эй, можно вас?

Я поднимаю глаза от бокала, который старательно вытираю.

– Нельзя ли повторить?

Мне хочется сказать ему, что это не самая хорошая идея и выпивка вряд ли поможет. От нее будет только хуже. Но он крупный парень, до закрытия осталось пятнадцать минут, и по правилам нашей компании я не могу отказать клиенту. Поэтому я подхожу к нему, забираю его стакан и подношу к глазам. Он кивает на бутылку.

– Двойной, – говорит он, смахивая мясистой рукой пот с лица.

– Семь фунтов двадцать пенсов, пожалуйста.

Вечер вторника, без четверти одиннадцать, место действия – ирландский тематический паб в аэропорту Лондон-Сити под названием «Шемрок и кловер», который имеет такое же отношение к Ирландии, как Махатма Ганди. Бар закрывается через десять минут после отправления последнего самолета, и на данный момент, кроме меня, здесь только серьезный молодой человек с ноутбуком, две веселые дамочки за столиком номер два и мужик с двойным «Джемисоном» – пассажиры задерживающихся на сорок минут рейсов SC 107 на Стокгольм и DB 224 на Мюнхен.

Я на боевом посту начиная с полудня, так как у моей сменщицы Карли прихватило живот и она отпросилась домой. Вообще-то, я не против. Я спокойно задерживаюсь допоздна. Тихонько мурлыча себе под нос мелодию из «Кельтских свирелей Изумрудного острова», выпуск третий, я подхожу к столику номер два забрать стаканы у женщин, рассматривающих подборку фото на телефоне. Судя по несдержанному смеху, обе под хорошим градусом.

– Моя внучка. Пять дней от роду, – сообщает мне высокая блондинка, когда я наклоняюсь за ее стаканом.

– Прелесть, – улыбаюсь я.

Все младенцы для меня на одно лицо.

– Она живет в Швеции. Я там еще ни разу не была. Как-никак, но все же надо повидаться со своей первой внучкой, а?

– Мы обмываем ножки малышки. – (Очередной взрыв хохота.) – Может, выпьете с нами за ее здоровье? Ну давайте же! Расслабьтесь хоть на пять минут. Вдвоем нам эту бутылку ни за что не осилить.

– Упс! Нам пора! Пошли, Дор.

Увидев сообщение на табло, они собирают пожитки и нетвердой походкой, что заметно, наверное, только мне, направляются к выходу.

Я убираю их стаканы на барную стойку и зорко оглядываю зал в поисках грязной посуды.

– Неужели вам никогда не хотелось? – Женщина, что пониже, оказывается, вернулась за паспортом.

– Простите?

– После окончания смены пройти вместе со всеми на посадку. Сесть на самолет. Мне бы точно хотелось. – Она снова смеется. – Каждый чертов день, будь он неладен!

Я отвечаю им профессиональной улыбкой, способной скрыть что угодно, и поворачиваюсь к барной стойке.


А вокруг уже вовсю закрываются на ночь магазины беспошлинной торговли, опускаются стальные жалюзи, пряча от посторонних глаз дорогущие сумки и шоколадки «Тоблерон» для экстренных подарков. Мерцают и потихоньку гаснут огни у выходов 3, 5 и 11, направляющих в ночное небо последних путешественников. Конголезка Вайолет, местная уборщица, слегка раскачиваясь при ходьбе и поскрипывая резиновыми подошвами туфель, толкает мне навстречу по сияющему линолеуму свою тележку.

– Вечер добрый, дорогуша.

– Вечер добрый, Вайолет.

– Милочка, не дело засиживаться здесь допоздна. Тебе надо быть дома рядом с теми, кого любишь, – каждый раз слово в слово повторяет она.

– Да нет, сейчас не так уж и поздно, – каждый раз слово в слово отвечаю я.

Она одобрительно кивает и катит тележку дальше.

Серьезный Молодой Человек с Ноутбуком и Потный Любитель Скотча ушли. Я заканчиваю со стаканами и закрываю кассу, дважды пересчитывая деньги, чтобы наличность в кассе совпала с пробитыми чеками. Я делаю пометки в гроссбухе, проверяю пивные насосы, отмечаю продукты, требующие дозаказа. И тут неожиданно обнаруживаю куртку толстяка на барном стуле. Подхожу поближе и поднимаю глаза на монитор. Ага, вот-вот начнется посадка на рейс до Мюнхена, если я, конечно, готова бежать за владельцем куртки. Я снова смотрю на монитор и медленно подхожу к мужскому туалету.

– Эй! Есть кто-нибудь?

Голос, что слышится в ответ, слегка задушенный, с истерическими нотками. Толстяк, низко склонившись над раковиной, плещет себе в лицо водой. Вид у него – краше в гроб кладут.

– Что, уже объявили посадку на мой рейс?

– Посадка только начинается. У вас еще в запасе пара минут.

Я собираюсь уходить, но что-то меня останавливает. Мужчина буравит меня горящими от волнения бусинками глаз. Затем качает головой.

– Нет, я не могу это сделать, – говорит он, хватает бумажное полотенце и вытирает лицо. – Не могу подняться на борт самолета. – (Я терпеливо жду.) – Мне надо лететь на встречу с новым боссом, а я не могу. И я не решился сказать ему, что боюсь самолетов. – Он покачал головой. – Ужасно боюсь.

Я закрыла за собой дверь.

– А в чем заключается ваша новая работа?

– Э-э-э… – моргает он. – Автозапчасти. Я новый старший менеджер по запчастям для тормозов в «Хант моторс».

– Похоже, классная работа. Значит, у вас есть… тормоза.

– Я уже давно в этом деле. – Он с усилием сглатывает. – Вот почему я не хочу сгореть в огненном шаре. Я реально не хочу сгореть в парящем в воздухе огненном шаре.

Меня так и подмывает сообщить ему, что это будет скорее падающий, нежели парящий в воздухе огненный шар, но я вовремя прикусываю язык. Он снова споласкивает водой лицо, и я подаю ему еще одно бумажное полотенце.

– Благодарю. – Он опять прерывисто вздыхает и выпрямляется, явно пытаясь взять себя в руки. – Спорим, вам еще не доводилось видеть, чтобы взрослый мужик вел себя как форменный идиот, да?

– По четыре раза на дню. – (Его крошечные глазки становятся совсем круглыми.) – По четыре раза на дню мне приходится выуживать кого-нибудь из мужского туалета. А причина у всех одна: боязнь летать. – (Он удивленно моргает.) – Но, видите ли, как я не устаю повторять, ни один самолет, вылетевший из этого аэропорта, еще ни разу не потерпел крушения.

От неожиданности мужчина даже втягивает шею в воротничок рубашки.

– Да неужели?

– Ни один.

– И даже никакой… самой маленькой аварии на взлетной полосе?

Я решительно качаю головой:

– На самом деле здесь тоска зеленая. Люди улетают по своим делам и через пару дней возвращаются. – Я спиной пытаюсь открыть дверь. К вечеру в этих уборных запашок ой-ей-ей. – Да и вообще, лично я считаю, что с вами могут случиться вещи и похуже этого.

– Ну, полагаю, вы правы. – Он обдумывает мои слова и осторожно косится на меня. – Значит, четыре раза на дню, так?

– Иногда даже чаще. А теперь, с вашего позволения, мне действительно пора назад. А то, не дай бог, решат, будто я что-то зачастила в мужскую уборную. – (Он улыбается, и я вижу, каким он может быть при других обстоятельствах. Энергичный человек. Жизнерадостный человек. Человек, отлично руководящий поставками импортных автозапчастей.) – Знаете, мне кажется, уже объявили посадку на ваш рейс.

– Так вы считаете, со мной все будет в порядке.

– С вами все будет в порядке. Это очень безопасная авиалиния. Считайте, что вы просто вычеркнули из жизни пару часов. Смотрите, SK 491 приземлился пять минут назад. И когда вы пойдете к нужному вам выходу, то непременно встретите стюардов и стюардесс с прибывшего борта. Вот увидите, они будут беззаботно смеяться и болтать, ведь для них полет на самолете – все равно что поездка на автобусе. Некоторые из них делают по два, три, четыре рейса в день. Они ведь не полные идиоты. Если бы было небезопасно, стали бы они рисковать, а?

– Все равно что поездка на автобусе, – повторяет он за мной.

– Только гораздо более безопасная.

– Это уж точно. – Он поднимает брови. – На дороге полным-полно придурков. – Я киваю, а он поправляет галстук. – И это классная работа.

– Стыд и позор, если вы упустите ее из-за такой ерунды. Главное – сделать первый шаг, а потом вы привыкнете.

– Очень может быть. Благодарю вас…

– Луиза, – подсказываю я.

– Благодарю вас, Луиза. Вы очень добрая девушка. – Он вопросительно смотрит на меня. – А как насчет того… чтобы вы согласились… как-нибудь со мной выпить?

– Я слышу, объявляют посадку на ваш рейс, сэр. – Я открываю дверь, пропуская его вперед.

Он кивает и, чтобы скрыть неловкость, с шумом хлопает себя по карманам:

– Все верно. Конечно. Ну… я пошел.

– И не забывайте о тормозах.

А буквально через две минуты после его ухода я обнаружила, что он заблевал третью кабинку.


Домой я возвращаюсь в четверть второго. Стараясь не смотреть на свое отражение в зеркале лифта, я вхожу в притихшую квартиру. Переодеваюсь в пижамные штаны и толстовку с капюшоном, открываю холодильник, достаю бутылку белого вина, наливаю в бокал. Вино такое кислое, что больно губам. Изучив этикетку, я понимаю, что забыла заткнуть бутылку пробкой, но затем решаю особо не заморачиваться по этому поводу и с бокалом в руке плюхаюсь в кресло.

На каминной доске две открытки. Одна – поздравление с днем рождения от родителей. «Лучшие пожелания» от мамы для меня точно нож острый. Вторая открытка от сестры. Сестра сообщает, что собирается приехать с Томасом на уик-энд. Открытка шестимесячной давности. На автоответчике два сообщения. Одно от дантиста, другое – нет.

Привет, Луиза. Это Джаред. Мы встречались в «Грязной утке». Ну, мы с тобой тогда еще перепихнулись. (Сдавленный неловкий смешок.) Это было… ну ты понимаешь… В общем, мне понравилось. Как насчет того, чтобы повторить? У тебя есть мои координаты.

Когда в бутылке ничего не остается, я прикидываю, не сбегать ли за новой, но очень не хочется выходить из дому. Не хочется в очередной раз выслушивать шуточки Самира из круглосуточного магазинчика насчет моего пристрастия к «Пино гриджио». Да и вообще, не хочется ни с кем разговаривать. Внезапно на меня накатывает смертельная усталость, но при этом я настолько перевозбуждена, что даже если и лягу в постель, то все равно не усну. Я вдруг вспоминаю о Джареде, в частности о том, что у него странная форма ногтей. И с чего это меня вдруг стали волновать чьи-то странные ногти? Я обвожу глазами голые стены гостиной и неожиданно понимаю, что мне срочно нужно на свежий воздух. Реально нужно. Я поднимаю в коридоре окно и неуверенно карабкаюсь по пожарной лестнице на крышу.

Когда девять месяцев назад я появилась в этом доме, риелтор показал мне устроенный предыдущими жильцами террасный садик с тяжелыми кадками для растений и маленькой скамейкой.

«Естественно, официально сад не может считаться вашим, – сказал он. – Но только из вашей квартиры имеется выход на крышу. По-моему, очень даже мило. Вы даже сможете устраивать здесь вечеринки».

Растения давным-давно засохли и погибли. Что ж, я действительно не умею ухаживать за вещами. И вот я стою на крыше и смотрю на подмигивающую мне лондонскую тьму. Миллионы людей вокруг меня живут своей жизнью: едят, ссорятся и так далее. Миллионы жизней, протекающих отдельно от моей. Странный непрочный мир.

Звуки ночного города пронизывают воздух, мерцают натриевые фонари, ревут моторы, хлопают двери. В нескольких милях к югу слышится отдаленный гул полицейского вертолета, обшаривающего лучом прожектора местный парк в поисках очередного негодяя. А где-то вдали воет сирена. Вечная сирена. «Вы очень быстро почувствуете себя здесь как дома», – сказал мне тот риелтор. Я чуть было не расхохоталась ему прямо в лицо. Как тогда, так и сейчас, город казался мне чужим и враждебным.

После секундного колебания я ступаю на карниз, раскинув в сторону руки, как подвыпивший канатоходец. Я иду по бетонному выступу шагом «пятка к носку», а легкий ветерок щекочет волоски на руках. Переехав в эту квартиру, я в трудные минуты жизни иногда решалась пройти по карнизу вдоль всей квартиры. И в конечной точке громко смеялась, глядя в ночное небо. Вот видишь? Я здесь – по-прежнему живая – прямо на краю. Я делаю то, что ты мне велел!

Это стало моей тайной привычкой. Я, небесная линия города, уютный покров темноты, абсолютная анонимность и осознание того, что здесь никто не знает, кто я такая. Я поднимаю голову, ветер овевает лицо, внизу слышится чей-то смех, потом – звук разбившейся бутылки, по дороге змеится вереница машин, бесконечная красная лента габаритных огней, похожая на поток крови. Здесь всегда плотное движение, не говоря уже о шуме и сутолоке. Единственные более-менее спокойные часы – наверное, с трех до пяти утра, когда все пьяные уже завалились в кровать, повара из ресторанов сняли белые фартуки, а в пабах заперли двери. Тишину этих предрассветных часов время от времени нарушает шум проезжающих мимо автоцистерн, открывающейся на заре еврейской булочной дальше по улице и фургончиков развозчиков газет, которые бросают толстые кипы на тротуар. Я в курсе всех малейших движений города, потому что в этот час я не сплю.