— Вы, Голенко, уволены, и ваш документ больше недействителен.

— Вот как? Это произвол! — придя в ярость, поднял шум Дмитрий, но, осознав, что криком ничего не добьется, вытащил и предъявил свой сертификат: — Тогда пропустите меня, как акционера! Имею право!

Это смутило охранника — такое право существовало.

— Я извиняюсь, но в отношении вас у меня приказ генерального. Обождите, пока свяжусь с начальством, — бросил он уволенному и, взяв трубку, сообщил: — Передайте шефу, что пришел Голенко и скандалит, чтоб пропустили. Документ я отнял, но он — акционер.

Казаков, которому об этом сообщили по селектору, ответил жестко:

— Этот негодяй у нас больше не работает. И никакой он не акционер. Гоните его в шею!

— Сам ты не акционер! А это что, по-вашему? — яростно завопил Дмитрий, потрясая сертификатом. — Я владелец контрольного пакета! Да я всех вас уволю! Своими руками удавлю ублюдка Казакова!

Не помня себя, он ринулся на охранника, отбросив дюжего парня в сторону, и даже сумел перепрыгнуть через турникет. Однако тот успел его ухватить за куртку, призывая на помощь, и Голенко не смог вырваться из его цепких рук. Ну а когда прибежали еще два здоровенных парня, Дмитрия, изрядно намяв бока, скрутили, выволокли из проходной и спустили с лестницы.

— Вали отсюда, пока цел! — беззлобно напутствовал его старший. — Ишь набухался, совсем отупел! Ментам сдадим — так просто не отделаешься.

— Погодите, суки! Вы еще пожалеете! Всю охрану разгоню! Я покажу, кто здесь хозяин! — поднявшись и стряхивая с себя налипшую слякоть, яростно крикнул им Голенко. — А вашего генерального сам с этой лестницы спущу!

Но парни лишь похохотали над его пьяными угрозами, не приняв, конечно, их всерьез, и он, матерясь, забрался в машину, задыхаясь от бессильной злобы.

* * *

Уголовный «авторитет» и его любящая подруга заканчивали ужинать и, изрядно накачавшись спиртным, уже обменивались горячими взглядами, как всегда, полные взаимного желания завалиться «у койку», когда на кухню подобно разъяренному вепрю ворвался Голенко. Как он вошел, они не слышали, и Оксана пожалела, что дала сыну ключи от своей квартиры. Дмитрий, который сумел поймать юриста и, зверски избив, заставил во всем признаться, подскочил к сидящему Резнику, грубо схватил за плечи и, развернув к себе, рявкнул:

— Значит, вот как ты, иуда, отплатил мне за все, что для тебя сделал? Разве нахапал бы столько, кабы не я? Недаром вас зовут — иудеи!

Но одесского бандита Резаного ему было не запугать. Стряхнув с себя его руки, он тут же вскочил на ноги. Ростом меньше Голенко на голову, почти квадратный, он был волосат, как горилла, и так же силен.

— Ты на кого хвост поднимаешь, падла? Уймись, пока не поздно! — с виду спокойно предупредил он, но рука его потянулась к заднему карману брюк.

Однако с горя по утраченным надеждам и хмельного отчаяния в Дмитрии вновь проснулась лютая ненависть к любовнику матери. Он «сошел с тормозов» и, не думая о последствиях, двинул кулаком в столь отвратную для него рожу.

Рука Резника уже дотянулась до пистолета, но Голенко разбил ему нос, и он, машинально утерев ею кровь, с молодой яростью набросился на противника, молотя его кулаками, как боксерскую грушу.

Не ожидавший такого бурного натиска Дмитрий растерялся, и этого Резнику хватило, чтобы превратить его лицо в страшную маску — сплошь в синяках и кровоподтеках. Но закаленному в портовых драках моряку терпеть боль было не впервой; он выстоял, и молодость взяла верх. Теперь уже тяжелые кулаки Дмитрия делали из старого бандита отбивную, и, понимая, что проиграл, Резник, выплюнув выбитые зубы, прохрипел:

— Все! Хана! Твоя взяла, падла!

Однако Голенко был беспощаден. Повалив Резника на пол, он продолжал его избивать, а тот из последних сил сопротивлялся, и, сцепившись, они катались по полу, круша посуду и мебель. Получая ответные удары, Дмитрий окончательно озверел и, войдя в раж, мертвой хваткой схватил противника за горло. Так бы и удушил до смерти, если бы не мать.

Сначала, когда началась драка, Оксана онемела от ужаса, а потом металась около них, пьяно причитая и хватая за руки, которыми они молотили друг друга. Разнять их так и не смогла, но когда сын стал душить любовника, схватила острый кухонный нож и, занеся над Дмитрием, испустила истошный вопль:

— Остановись, подонок, не то убью!

У нее был такой страшный вид, что сын выпустил горло врага и поднялся на колени, тяжело переводя дыхание. Этой мгновенной передышки хватило Резнику, чтобы выхватить из заднего кармана пистолет. Собрав остатки сил, бандит вскочил на ноги и направил его на стоявшего на коленях Голенко:

— Ну молись Богу, падла! Если он тебя примет.

— Илюша! Не делай этого! — взвизгнула Оксана, выронив нож и хватая его за руку, из-за чего выстрел, предназначенный ее сыну, попал в потолок.

— А ну, пошла, курва! — рявкнул на нее Резник, грубо отталкивая от себя, но пока высвобождал свою руку, Дмитрий подобрал кухонный тесак и с размаху воткнул ему в бок. Это был конец! «Вор в законе» захрипел, и ему сил достало лишь, чтобы выдернуть нож, после чего он свалился замертво, заливая пол кухни хлынувшей из раны кровью. Убийца остался стоять, тупо глядя на то, что наделал, а Оксана упала на труп любовника и, заливаясь слезами, целовала его волосатую грудь, повторяя как безумная:

— Илюшенька мой! Что же это такое? Илюшенька мой!

И когда до нее дошло, что он мертв, впервые в жизни потеряла сознание.

* * *

Оксана очнулась от того, что перетрусивший Дмитрий отчаянно тряс ее за плечо, приговаривая:

— Ну приди же в себя, ма! Ну приди же!

Она все еще лежала на трупе Резника, который стал уже остывать, и когда, ощутив его смертельный холод, осознала безвозвратность утраты, то взвыла, как раненая волчица. Ее сын-убийца некоторое время тупо наблюдал, как тяжело страдает мать, но потом снова занервничал и зло бросил:

— Все! Подбери сопли, ма! Не стоит из-за него мучиться! Туда ему и дорога!

Однако Оксана вновь уронила голову на столь дорогую для нее, но уже бездыханную волосатую грудь, и, поливая ее слезами, запричитала:

— Миленький мой Илюшенька! Что же ты меня оставил, безутешную? Я ли тебя не любила? И за что тебя погубил мой негодяй? Уж лучше бы он не родился на свет!

Внезапно Оксана прекратила рыдать, поднялась и с такой ненавистью взглянула на Дмитрия, что он, не выдержав ее взгляда, понуро опустил голову.

— Ты не сын мне больше, подлый убийца! — тихо, но твердо произнесла она и, указав на дверь, потребовала: — Уходи и никогда больше здесь не появляйся!

— Ладно, ма, только… помоги мне убрать… это, — боязливо кивнув на труп, запинаясь пробормотал Голенко. — Ты ведь не хочешь, чтобы нас загребли мусора? Соседи слышали шум и могли стукнуть в ментовку!

— Это тебя они загребут, негодяй! Вот и убирай! — враждебно бросила ему мать, повернувшись, чтобы выйти из кухни.

— Не спеши в тюрягу, ма! — остановил ее окриком подонок. — На ноже ведь остались и твои пальчики! Скорее поверят, что это ты убила своего хахаля!

Как ни странно, эта подлая угроза заставила его мать опомниться.

— Уж тебя я могу убить точно, и меня оправдают, — огрызнулась она.

Больше Оксана не произнесла ни единого слова: и когда целый час убирали в квартире, и когда, завернув труп Резника в старое покрывало, воровато озираясь, чтобы никто не увидел, спустили на лифте и спрятали в багажник «Тойоты». Она распечатала рот только когда Дмитрий уже сел в машину, непримиримо бросив:

— Никогда этого тебе не прощу! И не надейся!

И подождав, пока джип сына скроется за поворотом, достала мобильник и твердым тоном сообщила:

— Совершено зверское убийство предпринимателя с Украины. Труп спрятан в багажнике джипа «Тойота». За рулем убийца. Машина сейчас в Марьиной Роще. Ее номер…

* * *

Новенький джип «Тойота» медленно ехал по Сущевскому валу в сторону Рижской эстакады третьего транспортного кольца столицы. В этот поздний час движение на московских улицах уже было небольшое, но Голенко никуда не спешил. Он уже достаточно отрезвел и уныло обдумывал свое тяжелое положение. Дмитрий оказался в полном одиночестве.

«Ну допустим, от трупа можно избавиться довольно легко. Например, найти безлюдное место и сбросить его в канализационный люк, — с хладнокровной деловитостью рассуждал он. — Но вот что дальше я здесь буду делать? К матери ход закрыт — я ее знаю. С Петькой все кончено, и ему на глаза лучше не попадаться. Надежной телки — и то у меня нет. В общем, полный облом!» — подвел он безрадостный итог своим связям в столице, а вслух пробормотал:

— Надо встать в сторонке и обмозговать все получше! Мне не хватает только еще в какой-нибудь столб врезаться!

Припарковав машину к бордюру, Дмитрий стал обдумывать — как теперь жить. То, что придется отвечать за убийство, ему и в голову не приходило, настолько он был уверен в своей безнаказанности. «Итак, в Москве мне делать нечего: на работу возьмут лишь грузчиком или вышибалой, — тоскливо рассуждал он. — В Одессу тоже возвращаться ни к чему. Куда же податься?» Так и не найдя приемлемого для себя решения, пробормотал вслух:

— Пожалуй, двинусь на машине в Сочи! Курортный город, богатых баб там навалом, и на первых порах можно в альфонсах перекантоваться. К тому же — порт и, в крайне случае, устроюсь на какое-нибудь судно.

Такая перспектива Голенко понравилась, он повеселел и завел двигатель. «Пора уже избавиться от “жмурика”, — насмешливо подумал о трупе Резника, ничуть не жалея о содеянном. — Надо свернуть на тихую улочку и найти легко открывающийся люк». Однако проехать ему удалось не более километра: его заметил милицейский автопатруль.

— Смотри! А ведь это — тот самый джип, о котором недавно поступила информация, — не оборачиваясь, кинул сержант-водитель лейтенанту, слушавшему рацию.

— Давай, догони ее! — приказал старший по званию. — Интересно, труп еще в багажнике?

Он отложил рацию и взял в руки микрофон, а когда приблизились к джипу, на всю округу раздалась его команда:

— Водитель «Тойоты», остановитесь!

Голенко мгновенно покрылся холодным потом, но, само собой, не подумал даже затормозить. Наоборот, резко увеличил скорость, лихорадочно соображая, как уйти от погони. За время работы водителем он успел хорошо изучить Москву и, первым делом, мысленно намечал маршрут, по которому смог бы скрыться. «Мотор у меня мощнее, и я от них оторвусь. Потом нырну в проезд Сокольнического лесопарка — там постов нет, — молнией мелькало у него в мозгу. — А дальше — тоже через лесопарк Лосиного острова и Гольяново выеду на МКАД. Милицейский пост проскочу на скорости, авось не заметят. На кольцевой снова оторвусь и где-нибудь съеду — на джипе это удастся. Ну а дальше — проселками». Вслух же, подбадривая себя, понадеялся:

— Лишь бы вырваться из Москвы, а прихватят за городом — откуплюсь!

И, выжимая из двигателя все его лошадиные силы, Голенко погнал джип с такой скоростью, что патрульная «Лада» быстро отстала, а скоро и скрылась из виду. Маршрут он выбрал удачно: незаметно свернул в Сокольники и через проезды лесопарков благополучно добрался до Гольянова, последнего микрорайона перед МКАД. Там был пост, который он быстро проскочил, но в зеркало заднего вида заметил, как из будки выскочили двое с автоматами и бросились к стоявшей наготове машине.

Дмитрий изо всех сил, невзирая на гололед, гнал джип по кольцевой дороге, в то же время высматривая возможность где-нибудь с нее съехать, пока не видно погони. Но не успел. Впереди его уже караулили две милицейские машины — по одной с каждой стороны дороги. Однако, путь они не перекрыли — по МКАД движение не прекращалось и ночью. Это позволило джипу проскочить, но началась погоня, и Голенко похолодел, предчувствуя, что ему несдобровать.

Преследовавшая его машина оказалась мощным «БМВ» и довольно быстро поравнялась с «Тойотой», приказывая остановиться. Разумеется, он не подчинился, лишь увеличив скорость. Тогда «БМВ», обогнав, попробовал его подрезать, но Дмитрий ловко увернулся и, уйдя влево, спрятался за одним из идущих в среднем ряду тяжелых бензовозов. Милицейские машины, находясь справа от автоцистерн, ничего не могли сделать и выжидали: дорога была скользкой, и останавливать огнеопасные гиганты было рискованно.

Голенко уже понимал, что положение безнадежно, но его захватил азарт гонки и, зная, что в любом случае ему лишь «светит» тюрьма, злобно шептал:

— Попробуйте, возьмите меня, суки! То же мне — водилы! И чего таких фраеров в ментовке держат?

И это его подвело! Впереди из-за ремонтных работ было сужение дороги. Сообразив, что бензовозы затормозят и, вырвавшись вперед, милицейские его перед препятствием заблокируют, Дмитрий решил раньше них проскочить эту узкую горловину. Он резко нажал на газ, чтобы опередить идущий рядом бензовоз, и произошло непоправимое. Газовать по гололеду было равносильно самоубийству. Джип развернуло на девяносто градусов и бросило под колеса автоцистерны между тягачом и прицепом. Раздался удар, скрежет металла и визг тормозов. Но все перекрыл мощный взрыв — это в потерпевших аварию врезался бензовоз, шедший сзади.