Энн Брешерс - Последнее лето — твое и мое

На самом деле она не испытывала к нему ничего. Тело онемело, и все расплывалось перед глазами. В какой-то момент Алиса испугалась, что сердце выскочит у нее из груди, и отстранилась от Пола.

Наклонив голову, она указала на его сумку.

— Это все? — спросила она у сумки.

— Да, все.

Его слова прозвучали почти с сожалением. Ей захотелось заглянуть ему в лицо, но, поскольку он смотрел на нее, она этого не сделала.

Что с ней происходит? Ведь это всего лишь он. Тот же старина Пол. И все-таки не тот. Это самый незнакомый из всех незнакомцев — притом, что самый старый ее друг.

— Тяжелая? — услышала она свой голос.

— Нет. Все в порядке, — ответил он.

В его голосе ей послышались насмешливые нотки. Неужели он над ней смеется? Бывало, он этим грешил. Безжалостно смеялся и подтрунивал над ней. Но если он станет делать это сейчас, она просто умрет.

Она заранее решила, что на этот раз будет держаться с ним холодно. За то, что надолго уехал и забыл ее. «Ты забыл меня?» Ей хорошо удавалось злиться на него, когда он был далеко, но в его присутствии ничего не выходило.

Она решительно пошла вперед, он двинулся за ней следом. Миссис Маккей открывала свой фургон, а Конни, их бывший тренер по плаванию, стояла неподалеку. Стоит ей поднять голову, она увидит находящихся поблизости людей. Все они знали Пола. Узнают ли они его с этими длинными спутанными волосами и заросшим щетиной лицом?

Где же ее придуманные чувства, то, как она собиралась на него смотреть, как держаться? Где все те правильные слова, которые она хотела произнести? Ничего у нее не вышло.

— Пойдем поищем Райли, — сказала она помимо собственного желания.

Сердце радостно забилось. Вот чем они могут заняться. В таком случае во всем этом есть смысл.

Она предложила ему велосипед матери, а сама села на свой. Уложив вещевой мешок в корзину, Пол с ловкостью истинного островитянина завихлял впереди нее вверх по узкому дощатому настилу. Бывало, он ездил одновременно на трех велосипедах. Умел управлять рулем без рук. Он был тогда ее героем-байкером.

Они поехали прямо к берегу океана. Почти не снижая скорости, он снял на ходу ботинки и носки. Потом остановился на лестнице у подножия дюны, а она, немного помедлив, с волнением оглядывала тот пляж, каким он стал сегодня.

В детстве они придумывали для пляжей десятки названий, как эскимосы для снежных пустынь, и все же хотелось придумывать еще и еще. Широкий пляж с белоснежным песком, поблескивающим бирюзой, дети прозвали Тортолой, по имени острова в Карибском море, куда Пол ездил с мамой. На такой пляж они смотрели свысока. Пляж Райли, известный также под именем «Берега борьбы», был таким местом, где песчинки кололи кожу, как стекло, а рваные волны прибоя яростно накатывали на берег. Пляж Алисы попадался очень редко; на нем бывали маленькие запруды.

Сегодня Алисе хотелось увидеть тот берег, который всегда нравился Полу, то есть пляж Пола — хрустящий песок, приносимый низкой приливной волной, крутой откос к воде и подходящий к самому берегу легион упругих зеленых волн. Каким привычным ей казалось хотеть то же, что и он. Это по крайней мере не изменилось.

Однажды Пол сказал ей, что берег похож на него, потому что меняется каждый день, но при этом не делает прогресса. Позже она припоминала свои размышления о том, что нормальный человек вполне может начать с того, что сравнит себя с берегом.

Алиса откинула волосы назад, думая о том, что этот берег тоже нуждается в каком-то названии. «Психованный берег». «Скрежещущий берег». Песок здесь был гладким и ровным, зато прибой, волны которого косо наскакивали на берег, — диким. Пока Пол спускался по обвалившимся ступеням, Алиса придумывала предлог, чтобы не плыть с ним. Она смотрела в восточном направлении — туда, где в кресле спасателей сидела Райли, и над головой у нее развевался красный флажок с надписью «Плавать запрещается».

Пол направился отнюдь не в сторону Райли, а прямо к воде. Алиса, онемев от изумления, смотрела, как он одетым входит в воду. Потом он нырнул в водяную оливковую стену. Алиса с нетерпением ждала, когда его голова покажется из бурлящей пены, все крушащей на своем пути. Она взглянула на сестру, которая теперь поднялась в кресле, вытянув вперед шею и прижав руки к бедрам — в позе готовности спасателя.

Наконец-то метрах в двадцати впереди показалась голова Пола. Теперь он был за пределами прибоя, но его тем не менее порядком болтало.

Алисе было видно, как Райли говорит что-то другому спасателю, стоящему у помоста. Райли дважды просвистела в свисток.

— Выходите из воды! — завопила она, указывая на красный флажок. Потом процедила сквозь зубы: — Придурок!

Пол издали поднял руку и помахал ей.

Услышав громкий радостный вопль сестры, Алиса догадалась, в какой именно момент Райли его узнала. Райли бросила взгляд через плечо и увидела Алису.

Теперь можно было расслабиться и опустить свисток. Райли пожала плечами, Алиса в ответ улыбнулась. Перекрывая шум от свежих порывов ветра, Райли громко закричала:

— Похоже, Пол вернулся!

— Пусть там остается, — сказала Райли спасателю, своему помощнику. — С ним ничего не случится.

Она снова уселась на стул, продолжая следить за прыгающей по волнам головой. Она не собирается поддаваться на его уловку. Пусть тонет. Уж он-то ни за что не утонет.

В свое время Пол, исполненный решимости всегда быть лучшим, вместе с ней осваивал каждый этап обучения на спасателя. И хотя она никогда ему в этом не признавалась, но считала, что именно благодаря ему стала крутой. Она не пропускала вызовов на состязания — ведь надо было стараться победить Пола. А потом, когда настал день фактического экзамена — к тому времени чисто формального — и его заключительный этап, Пол не пришел. Позже она встретила его у паромного причала, но он лишь пожал плечами. От этого дня зависело его будущее, а он повел себя так, словно просто позабыл об экзамене.

Однако в первый официальный день на посту, когда ее, одетую в красную униформу, распирало от гордости, Пол появился вновь. В темноволосом мужчине, которого швыряло по волнам за линией прибоя, она не сразу распознала Пола. Живо вскочив со стула, с сильно бьющимся сердцем, Райли принялась свистеть и выкрикивать команды, одновременно подготавливая снаряжение.

Как только она выплыла с глубины и увидела, кто это, ей захотелось по-настоящему его утопить. В сердцах обругав его, она, с горящими от злости щеками, поплыла к берегу. Потом увидела на песке стайку озабоченных граждан и старшего спасателя, раздосадованного тем, что она бросила жертву на произвол судьбы. А в воде Пол продолжал разыгрывать свой спектакль. Что ей было делать? Она вернулась, чтобы спасти его задницу. Пока тащила Пола к берегу, Райли отвесила ему хороший подзатыльник. Впервые в жизни он непритворно поморщился от боли.

В детстве они с Полом были очень похожи. Она безо всякого усилия его понимала. Иногда они дрались. В третьем классе она повалила его на землю. В пятом классе он ударил ее о дверной косяк, и пришлось наложить на бровь шесть швов. После этого они не дрались, хотя она пыталась его спровоцировать. Она считала, что его останавливал ее шрам. Шрам ей нравился.

После окончания средней школы он стал слишком все усложнять. Иногда он по непонятным для нее причинам становился тихим и задумчивым. Она всегда считала, что, пройди он тест на спасателя, Пол был бы счастлив. Она в это искренне верила. Позже он присоединился к каким-то странным политическим группам и пытался организовать Центральный американский союз сборщиков фруктов, но те оказались чересчур ушлыми, чтобы купить что-то из того дерьма, что он пытался продать.

«Я приехал со всеми своими политическими взглядами, однако окружающие меня бедность и несчастья сводят их на нет, — писал он ей с фермы у Бейкерсвиля. — Вчера ночью, пока я спал, кто-то выкрал у меня из брюк бумажник. Чувствую всю нелепость своего положения».

Она не пыталась с ним спорить. «Надо было стать спасателем», — писала она в ответ.

И все же она действительно любила его. Поэтому, даже не принимая его устремлений, она переживала из-за его разочарований.

— Можешь меня подменить? — спросила она Адама Прайса.

Этот спасатель-дублер был моложе ее на шесть лет.

Он согласился, и она вскочила со стула. Испытывая хорошо знакомую радость, она подошла к воде и нырнула в океан, где сейчас не стал бы плавать ни один нормальный человек. Сделав несколько мощных гребков, она подплыла к Полу.

Пока Алиса смотрела с берега, они вместе качались на воде, огибая линию мощного прибоя и словно дразня волны.

В старые времена Пол приходил к ним в пижаме, чтобы побороться за хорошую кашу. Алиса догадывалась, что это была одна из немногих битв, какие он мог выиграть или проиграть. Самое главное было — прийти пораньше.

Его огромный дом стоял между их домом и океаном. Два этих дома стояли так близко друг от друга, что по ночам, когда океан был спокоен, можно было слышать, как ссорятся родители в соседнем доме. В его доме было семь спален и телевизор. Чистый, прибранный дом, один из шкафчиков которого был забит коробками с хлопьями. Но в ранних детских воспоминаниях Алисы никто никогда не приходил туда, чтобы съесть фруктовых шариков, а тем более — чтобы побороться за них. Алиса чувствовала, что маленькие дети инстинктивно предпочитали жить в маленьком доме, а не в большом.

В то утро Пол тоже появился у них, хотя и не в пижаме. На нем были ярко-желтые, колом стоящие брюки, едва не заставившие Алису рассмеяться. Но она сдержалась, с недоумением думая о том, что он больше не приходит к ним по утрам.

Он пришел к ним привычным путем — через черный ход. Если идти нормальным путем, то пришлось бы пройти по деревянному настилу, по меньшей мере, сто пятьдесят шагов, и еще больше для Алисы, но гораздо меньше для Пола. А вот песчаная тропинка среди зарослей тростника была длиной тридцать шагов самое большее, притом была скрыта от окружающего мира.

— Ты уже позавтракал? — мимоходом спросила Алиса, излишне заботящаяся о мелочах.

— Нет, — у него был слегка виноватый вид. — Но это неважно. Необязательно меня кормить.

Она пододвинула к нему коробку рисовых хлопьев, а также миску и ложку. Он молча положил себе хлопьев, позабыв, казалось, нужные слова.

— Молока? — спросила она.

— Спасибо.

Подперев подбородок рукой, Алиса смотрела, как он ест. Обычно он не возражал, чтобы на него смотрели.

— А что у тебя с волосами? — спросила Райли, проходя из кухни в прачечную.

— Отросли, — ответил он, с удовольствием хрустя хлопьями.

— И так сильно?

— Угу, так сильно.

— Мои так не отрастают, — заметила Алиса.

— Потому что ты, вероятно, их моешь и расчесываешь.

— В общем, да.

— Ну вот.

— Они у тебя не так уж хорошо выглядят, — сказала Райли вполне обыденным тоном, держа под мышкой полотенце.

— Я знаю, — ответил Пол, нащупав пальцами один из свалявшихся комков. — Немного чешутся. Думаю, на лето постригусь. — Положив ложку, он взглянул на Алису. — У тебя все еще есть парикмахерские ножницы?

Она потрясла коробку с хлопьями, чтобы посмотреть, хватит ли еще на одну тарелку.

— Да. Хочешь их одолжить?

— А ты могла бы это сделать? — спросил он.

Она поставила коробку на стол.

— Ты хочешь сказать, могла бы я тебя постричь?

— Ага.

Иногда она стригла его, и Райли тоже. Время от времени стригла и других ребят. В качестве услуги вынимала из волос комки жевательной резинки и репьи. И не потому, что хорошо умела стричь, но потому только, что однажды дядя Пейтон подарил ей парикмахерский набор с хорошими ножницами. А иначе приходилось бы уезжать с острова.

Может ли она его постричь? А почему бы и нет?

— Что-нибудь простенькое, — сказал он.

— Сделай ему пышную шевелюру, — предложила Райли.

— Думаю, что смогу.

Он встал, выжидающе глядя на нее.

— Прямо сейчас? — спросила она.

Лучше было бы немного повременить, и тогда он об этом забудет.

— Да. Это ничего?

Она почти машинально поднялась вслед за ним по лестнице. У них была лишь одна ванная комната, и они с Райли подолгу препирались о том, чья очередь ее убирать. Пол сел на край ванны, как привык это делать.

Райли встала в дверном проеме с усмешкой на лице.

Ножницы лежали в шкафчике, все в том же пластиковом футляре. Алиса предпочла бы, чтобы они на нее не глазели. Ее смущала такая приверженность Пола к ее ножницам.