Мне бы очень хотелось иметь дочь. Если бы у нас с Джерри была дочь… нет, даже если бы у меня была дочь от Майкла, все могло сложиться немного иначе. Возможно, мои сыновья не выросли бы такими своенравными и Джерри перестал бы к ним цепляться. Вступая в новый брак, мы частенько вынуждены мириться с отпрысками своей второй половины. Я знаю, что муж тепло относится к Тому и Джеку, но слыша, как тает его голос при разговоре с собственной дочерью, ощущаю стеснение сердца. Как загораются его глаза! Какая улыбка бродит на губах! Дочь Джерри изучает английский в университете Эдинбурга, сын работает в компьютерной фирме. Отношения Джерри с бывшей женой остаются натянутыми, так что и встречи с детьми случаются редко. Он избегает говорить о них, а я предпочитаю не лезть не в свое дело, поскольку расспросы его угнетают.

Я на секунду зажмурила глаза, пытаясь прогнать видение: Джерри любит Джека и Тома так же сильно, как если бы они были его сыновьями… глупая, несбыточная мечта!

Сделав большой глоток кофе, я чуть отодвинула от столика стул, чтобы вынырнуть головой из тени зонта. Подставив лицо солнцу, делаю глубокий вдох и заставляю себя улыбнуться. Целый месяц отдыха впереди, напомнила я себе. И три недели, в течение которых мы с Джерри и детьми будем вместе.

Мои мысли потекли в другом русле: когда наша компания приведет себя в порядок и позавтракает, мы гурьбой отправимся на пляж. Такой план накануне одобрили почти все за исключением разве что Джека (он считал себя слишком взрослым для отдыха с родителями) и, как ни странно, Кольма, флегматичного шестнадцатилетнего сына Мэдди и Фергуса, который до этого никогда и ни с кем не спорил. Однако все взрослые стояли насмерть: мы хотя бы раз должны собраться вместе, а потом каждый подросток волен делать все, что ему заблагорассудится. В пределах разумного, конечно. Задобренные авансом, дети согласились.

Короче, компания решила дать спектакль под названием «Три счастливых семьи». Иначе не скажешь, правда?

Глава 6

Наш узкий кружок образовался довольно давно, но держался в основном на крепкой дружбе женщин, тогда как мужчины были втянуты в него не по собственной воле. Конечно, Джерри, Фергус и Рики не возражали, но все же это были настолько непохожие люди, что едва ли бы им посчастливилось сойтись, кабы не их жены. Мы втроем дружили с давних пор, причем наша дружба никогда не обрывалась, даже если мы ненадолго ссорились. Мы работали водной государственной конторе еще в те годы, когда подобные учреждения считались оплотом безопасности для любого гражданина. Такая служба считалась надежной и защищенной от экономических потрясений, хотя и была скучна, как серый осенний день.

Мы с подругами занимали должности обычных клерков-машинисток, хотя в то время для этого не требовались даже навыки скоростной печати. По большей части мы писали от руки, простыми шариковыми ручками, правили и составляли документацию. Контора звалась «Сеомра-а-Сихт», и мы заседали в комнате номер семь.

Мэдди, которую даже в те годы никто не звал Мэдлин, кроме собственной матери, родилась в Баллинине, в Уэст-Корке. Она была самой амбициозной из нас троих. Ее голубая мечта — карьера профессиональной актрисы.

Когда я с ней познакомилась, Мэдди все свободное время проводила на кастингах драматических театров, многие из которых были любительскими. Мы с Ритой восхищались пробивной энергией подруги, с трепетом внимали ее рассказам — особенно тем, в которых шла речь об Ирландском драматическом фестивале в Атлоне, где ее заметили критики. Мэдди играла там мисс Призм, в парике из седых волос и тяжелом старческом гриме. Однако ее любовь к искусству не ограничивалась театральными ролями. Казалось, Мэдди желала приложить руку ко всему, везде оставить свой след. Она помогала оформителям сцены, режиссеру, постоянно писала какие-то сценарии и даже гримировала актеров для пьес, в которых сама не участвовала.

В те дни Мэд была просто динамо-машиной. Она моталась по городу ради кастингов, была в курсе последних новинок сезона, пробовала себя всюду, где могли понадобиться ее услуги. Мэдди была уверена, что однажды получит достойную роль и ее заметят. Она терпеливо ждала, пока ей выпадет шанс испить из чаши Святого Грааля. Под Граалем подразумевался, конечно, театр «Эбби», святая святых ирландской драматической сцены.

Никогда не забуду тот день, когда подруга получила роль в постановке Шона О'Кейси «Плуги звезды», куда ее пригласили, заметив в какой-то пьесе драматической школы.

— Девочки! Девочки! — вопила Мэдди, влетая в комнату номер семь здания «Сеомра-а-Сихт». У нее были малиновые щеки, волосы развевались, в руках был зажат лист бумаги. — Меня пригласили на роль! В театре «Эбби»! Это же лучший день в моей жизни!

В порыве чувств Мэд схватила вешалку для шляп и попыталась протанцевать с ней по комнате. Несколько курток и пальто немедленно попадали на пол.

Позднее выяснилось, что роль будет эпизодической. Вернее, две роли. Женщина в баре во время сцены драки и девушка в толпе на площади.

— Все, что я должна буду делать, — это просто реагировать на происходящее, — вещала Мэдди, ничуть не расстроенная бессловесными ролями. — Они дали мне возможность появиться в эпизодах, и я буду не я, если не использую шанс по максимуму! — Она рассмеялась, запрокинув голову. — Это станет моим триумфом, началом продвижения наверх.

Наверное, пригласи Мэдди в Голливуд Сесил де Милл, она бы не выражала столь бурных восторгов, как по поводу своей маленькой победы. Мы восхищенно всплескивали руками и охали. Все кончилось, когда появился наш менеджер и окинул нас недовольным взглядом.

Мы с Ритой купили билеты на спектакль. Мэдди больше никого не приглашала на просмотр и даже матери не разрешила прийти. Ей хотелось, чтобы остальные увидели ее позже, в более серьезных ролях. Короче, мы с Ритой чувствовали, что нам оказана особая честь, нам доверяют увидеть первый, пробный, шар, и страшно этим гордились. Долгое время мы обсуждали, как одеться, и даже спрашивали совета у подруги.

— Вы хотите, чтобы я узнавала подобные глупости у других актеров? — изумленно спрашивала Мэдди. — Да как я буду выглядеть в их глазах?

В конце концов мы решили, что Ирландский национальный театр и премьерный спектакль с участием подруги заслуживают особых, торжественных, нарядов. Спустя месяц мы, облаченные в лучшее, что было в нашем гардеробе, присоединились к толпе в фойе театра. Здесь многие знали друг друга, здоровались, общались, приветственно целовались.

Как выяснилось, мы переоценили значимость события. Большинство зрителей были одеты в стиле сухой элегантности, который сейчас называют «кэжуал», хотя кое-кто вообще вырядился проще некуда. То и дело мелькали простые офисные пиджаки и свитера, кто-то пришел в спортивной обуви. Наряды некоторых людей выглядели странно — длинные шарфы и шали, ряды деревянных бус, необычное сочетание тканей. Наверное, это были представители театральной богемы, хотя я никого не узнала.

— Что скажешь? — прошептала я Рите на ухо.

Мы как раз нашли тихий уголок и подперли спинами стену.

— Ничего, — буркнула в ответ подруга.

— Но мы одеты нелепо!

— Какая разница? — За равнодушием в голосе Риты стояла досад… — Это театр, а не показ мод! Не возвращаться же теперь домой. Да и никто не обращает на нас внимания.

Впрочем, наша небольшая проблема была позабыта, едва начался первый акт. Актеры были так убедительны, словно жили на сцене, да и сама пьеса оказалась захватывающей. Я даже перестала волноваться за Мэдди.

Мы с Ритой переживали, что не сможем найти подругу в толпе массовки, однако все прошло благополучно. Выяснилось, что в «массовке» задействованы всего три человека и двое из них — мужчины. Я еще подумала, что национальный театр мог бы разориться и на толпу побольше: Мэдди, с копной буйных рыжих волос, бросалась в глаза в первую очередь, хотя и была одета в двух сценах в разные костюмы. Могли ей хоть парик напялить!

Мэдди дала нам пригласительные за сцену, и мы с Ритой нетерпеливо ждали, когда можно будет побывать в настоящей театральной уборной. Подруга делила гримерку с актрисой второго плана, которая играла Молсер. Пока мы обходили зал и сцену, направляясь к кулисам, нами владело чувство, что мы привилегированные особы. Нас пропустили и показали нужную комнату.

Дверь гримерной, залитой ярким светом, была распахнута. «Молсер», уже заслуженная актриса, снимала остатки грима. Она успела переодеться, и рядом стояла сумка с вещами. Мэдди ждала нас при полном гриме и в костюме.

Мы с Ритой принялись тискать подругу в объятиях, выражать восторги, поздравлять с успехом.

— Так вы считаете, что я справилась? — раз двадцать переспросила Мэдди. — Вы уверены, что я хорошо держалась? Или вы это говорите, чтобы сделать мне приятное?

— Да ты что! — дружно восклицали мы. — Ты была потрясающа! Когда ты на сцене, от тебя глаз не оторвать! Затмеваешь всех!

Вторая актриса, которая под шумок уже собралась, по-видимому, была немало позабавлена нашими восторгами.

К сожалению, первый триумф Мэдди так и не привел ко второму. Никакой это был не прорыв. Впрочем, вскоре наша энергичная подруга встретила Фергуса.

Что до меня, примерно в то же время я познакомилась с Майклом. В те годы я была стеснительным, зажатым созданием, по моему лицу мгновенно читалось, что я совершенно не знаю, чего хочу от жизни и куда мне двигаться. Мужчин я боялась как огня, при встрече с ними тушевалась и уходила в себя.

Мне здорово повезло, когда меня посадили работать в одном кабинете с Мэдди и Ритой. Они были куда более раскрепощенными и уверенными в себе, чем я, и это в немалой степени способствовало моему выходу из раковины. Глубоко религиозная в то время, я была не слишком интересной собеседницей, поэтому меня удивил энтузиазм, с которым девчонки приняли меня в свою компанию. Мэд и Рита взяли меня под крылышко и опекали целых четыре года. Несмотря на скучную службу, мы находили время посмеяться и выбраться в город в выходные.

Над нами начальствовала некая мисс Сантини. Пусть вас не обманет ее чудесная итальянская фамилия, при звуке которой представляешь страстную высокую красотку с шикарными волосами. Мисс Сантини — сущий надсмотрщик по складу характера. К тому же она крошечного роста, сутулая, с хроническим бронхитом, который усугублялся ее страстью к курению. Курила она не только часто, но и с каким-то маниакальным восторгом, затягивалась глубоко, тяжко дышала, выпуская дым, и снова затягивалась. Я, как самый младший сотрудник в подразделении, была вынуждена бегать по поручениям мисс Сантини, то есть ежедневно покупать крепкие сигареты и таблетки от кашля с противным запахом аниса. В результате в комнате номер семь всегда стояли клубы сигаретного дыма, сильно отдававшие анисом. Даже наша одежда была стойко пропитана этой вонью. Я ненавидела этот запах.

Да и работу свою я не любила. Как раз в те годы я увлеклась журналами по интерьеру. Блеклые офисные краски мне претили и навевали тоску. В комнате номер семь все казалось бурым: стены, линолеум, столы. Даже одинокая картина, невесть каким образом оказавшаяся на стене нашей унылой кельи, была выдержана в бурых тонах. Крохотное окно комнаты располагалось почти под потолком; сквозь него не проникали даже звуки улицы, отчего казалось, что нас, сотрудников, заживо погребли.

Моя обязанность заключалась в надписывании адресов на конвертах из манильской бумаги. Мисс Сантини надзирала за этой никчемной работой с особым тщанием. Каждую помарку она подчеркивала красным карандашом, отточенным так, что кончик напоминал острие иглы.

Однако работа была не всей моей жизнью. Я жила в Дублине, крупном развивающемся городе, у меня были подруги. Даже со своей крошечной зарплатой я могла позволить себе ходить в кино, на танцы или в кафе, поскольку на шее еще не сидели дети.

И все же денег нам, трем подругам, едва хватало, хотя это нас не смущало. В таком положении было немало людей, однако оптимизм тех лет не сравнить с нынешней гонкой за финансовой наживой. Многие офисные служащие ездили на работу на велосипедах или автобусах, поскольку личный автотранспорт тогда еще не стал манией века. На улицах не бывало пробок, люди не неслись по тротуарам сломя голову и озлобленно бубня в мобильник.

Из уст молодой женщины тех лет невозможно было услышать слово «карьера». Имея крышу над головой и пусть небольшой, но стабильный заработок, мы чувствовали себя вполне реализованными и довольными жизнью. Благодаря поддержке друзей я потихоньку становилась более открытой и все чаще под их нажимом выбиралась в люди.

Майкла я встретила на автобусной остановке, хотите — верьте, хотите — нет. К тому моменту я уже научилась не съеживаться всякий раз, когда со мной заговаривали. Если бы этого не произошло, наша с Майклом история могла вообще не сложиться.