Брат охает, а она отшатывается, словно я ударила её.

– Айви… – выдыхает она и быстро вытирает слезу. Одну чёртову слезу. Не потоп. Не целую реку. Одну!

– Так ответишь? Я приехала сюда только для того, чтобы узнать о причинах твоего решения, и только. – Я очень жестока к ней. Я это понимаю, но я не могу сейчас справиться с эмоциями и говорить с ней в другом тоне.

– Я… да, я… хорошо, – мямлит она и опускается на диван.

– Может быть, я принесу чай? Хотите чай? Я ещё привёз пирожных. Ты должна их попробовать, Айви. Это изумительные корзиночки с заварным кремом и джемом, – натянуто улыбаясь, предлагает брат.

– Да, с удовольствием, – отвечаю ему улыбкой и киваю.

– Отлично, вы пока… говорите, а я поставлю чайник.

Брат сбегает из комнаты, в которой стало очень душно. Воздух даже потрескивает между нами с ней. Мы сидим на приличном расстоянии друг от друга. И это расстояние никогда не изменится.

– Я знала, что наступит тот день, когда мне придётся говорить об этом. Но это сложно, Айви. Сложно, потому что я совершила много ошибок. Я извиняюсь за них перед тобой, но я делала всё, ради тебя. Я хотела, чтобы у тебя была нормальная жизнь…

– Нормальная? Наверное, в твоём представлении нормальная это знать наверняка, что тебя вышвырнули из этой же нормальной жизни и выстроили целый забор перед тобой, посадили злую собаку и натянули колючую проволоку, – едко перебиваю её.

Она тяжело вздыхает и сжимает руки на коленях в замок.

– Нормальная – значит не здесь. Не в этом месте. Ты была очень активным ребёнком. Жутко активным. Твой отец должен был двигаться дальше, и я не могла запретить ему, не хотела. Я его сильно любила. И врачи там хорошие. Врачи были в большом городе. Мы не планировали, что это превратится в долгие двадцать лет, но так получилось.

– Прости? Так получилось? Это всё, что ты можешь мне сказать? – Оскорблённо приоткрываю рот и не верю своим ушам. Так получилось? Серьёзно?

– Мы не думали, что всё зайдёт так далеко, Айви. Мы с твоим отцом пытались помочь тебе. У тебя были психологические отклонения, а узких специалистов у нас в городе не было. Он начал искать работу, чтобы мы все могли переехать, но появились обстоятельства… здесь жили наши с ним родители. Они были уже в возрасте, их нельзя было оставлять одних. Нам пришлось разделиться…

– Это я понимаю как раз, но я не понимаю, почему после их смерти и даже при их жизни ты ни разу не приезжала к нам, ни разу не звонила нам? Это ведь было не сложно, не так ли? – Грубо перебиваю её.

– Ты права. Это было не сложно, но я не смогла. Я боялась, что мы сделаем только хуже. Ты захочешь приехать к нам, а там… в большом городе могли тебе помочь.

– Помочь с чем? Ты просто объясни мне, с чем мне так нужна была помощь? Я не была психически нездоровым ребёнком, я была ребёнком, чёрт возьми. Я сама работаю с детьми и нет ничего ужасного в том, что они активны. Нет. Кто тебе вбил в голову, что это плохо? – Возмущённо повышаю голос и в этот же момент входит брат с подносом. Мать бросает на него взгляд, умоляющий о помощи. Господи, эта женщина даже признаться не может в том, что я ей была не нужна. Это оскорбительно.

– Айви, мама хочет сказать, что у тебя были психологические отклонения. Они с отцом так думали, – медленно произносит брат.

– Какие? – Хмурюсь я.

– Ты выдумывала себе друзей. Невидимых друзей, – едва слышно говорит мать. Недоумённо приподнимаю брови.

– Что? Но это тоже не отклонение. Многие дети, испытывая одиночество или нехватку внимания, выдумывают себе друзей, – ещё больше удивляюсь я. Это глупая причина. Очень глупая.

– Да, так и есть, но внимания у тебя было много, ты никогда не была одинокой. И ты… вредила себе, – выдавливает из себя мать.

– Вредила? То есть наносила себе увечья по собственному желанию в четыре года? – Нервно издаю смешок.

– Нет, не увечья, – мотает головой Пэнзи. – Ты неслась куда-то и тебя потом искали, а ты объясняла это тем, что была с друзьями, играла с ними. Ты угодила раз под машину и тебя немного задело. Ты получила вывих ключицы и синяки. Тебе было четыре года. Потом ты начала сбегать из детского сада, потому что там было скучно, а с друзьями весело. Ты чуть не утонула в фонтане, когда сбежала из кафе, где мы праздновали мой день рождения. Последней каплей для родителей стало то, что ты забралась на крышу нашего дома, чтобы что-то увидеть. Тебе якобы подсказали друзья. Это и напугало их.

Шокировано смотрю то на брата, то на мать. Я никогда не слышала о подобном от отца. Он не говорил мне об этом.

– Это не шутка? – С ужасом шепчу я.

– Нет, это не шутка, Айви. Когда мы увидели тебя стоящей на крыше, то у меня началась истерика. Я так сильно испугалась, что больше не могла отмахиваться от странностей в твоём поведении. Нам срочно нужен был специалист, поэтому вы с отцом и переехали. Он водил тебя к психотерапевту, и твои друзья исчезли. Ты больше не бросалась под машины, потому что увидела друзей и захотела с ними поздороваться. Ты не включала плиту, чтобы угостить друзей чаем и накормить их. Ты стала нормальным ребёнком. Да, ты была активна, но не так, как здесь. И мы посчитали правильным проверить эту теорию. В этом городе ты была не счастлива, что-то сильно удручало тебя, и ты выдумала друзей, а там же ты была нормальной, – она делает небольшую паузу, прочищая горло.

– Конечно, я винила себя в этом. Я боялась, что если мы появимся у вас или вы вернётесь сюда, то снова начнётся этот ад. Выбор был в пользу твоей жизни, а не моей любви к тебе. Я продолжала тебя любить, каждый раз слушая о твоих достижениях, и я не считаю, что поступила неправильно. Что-то здесь с тобой было не так. Может быть, ты высказывала какой-то протест против нас, может быть, ещё что-то, я не знаю, но с отцом ты начала жить нормально. И мы ждали каждый год, чтобы решиться снова встретиться. Ждали, боялись и откладывали этот момент. Поэтому я и попросила Пэнзи больше не писать вам, не общаться, чтобы тебя не тянуло сюда. Нам необходимо было достоверно убедиться, что ничего из прошлого не вернётся. Мы защищали тебя так, Айви. Не понимая от чего, но защищали. А сейчас ты уже очень взрослая и мы решили, что пора, хватит тянуть время и бояться. Если опять вернутся те страхи, твои страхи из детства, то ты нам скажешь, мы решим их, а жить без тебя… не видеть тебя я больше не могу, как и твой брат. Мы страдали не меньше, чем ты, Айви. Но мы так боялись, что эти твои выдуманные друзья толкнут тебя в спину на очередной необдуманный поступок, и я потеряю тебя. Ты погибнешь… – голос матери начинает дрожать, как и её губы. Из глаз текут, не переставая, слёзы.

Я не знаю, что ей сказать, как и удручённому брату. Они ждут от меня какой-то реакции, а я просто в шоке. Я не помню ни друзей, ни то, о чём они рассказали. Они и меня заставили бояться саму себя. Это чертовски страшно и больно. Сейчас, глядя на них, внутри поднимается невероятная ярость.

– То есть, вместо того чтобы решать проблемы в то время, ты просто взяла и отошла от этих проблем? Ты спряталась здесь, словно ничего особенного не случилось? Ты оставила их решать одного отца и ждала подходящего времени? Ты издеваешься? – Зло цежу я.

– Айви, да послушай же, ты могла умереть! Ты вытворяла страшное! На моих глазах! Я была этому причиной! Не знаю почему, но именно я! И я защищала тебя от себя самой! Думаешь, я радовалась тому, что вы уехали? Радовалась, что, вероятно, никогда тебя больше не увижу? Нет! Я страдала! Я перестала нормально жить, а только думала о тебе! Я дочь потеряла! Дочь, которую безумно любила! Когда у тебя будут свои дети, то ты поймёшь, как это страшно и больно! – Кричит она, обвинительно тыча в меня пальцем. Я задыхаюсь от такой наглости.

– Мама, успокойся, – рыкает на неё Пэнзи.

– Ты могла меня и не терять, знаешь ли! Ты могла взять задницу в руки и приехать, чтобы понять причину, почему мне так не хватало вашего внимания, раз я привлекала его своими поступками! А вместо этого, ты просто спряталась здесь и лишила меня брата! Ты разрушила нашу семью своими страхами и эгоизмом! А сейчас удивляешься, почему я не хочу тебя понимать? Да, не хочу, как и ты не захотела помочь мне и показать мне то, что любишь меня! Ты не задумывалась, что никто из нас не чувствовал твою любовь, потому что ты пропадала на работе, м-м-м? Да, папа мне рассказывал, что ты обожала свою работу, как и сейчас! Ты даже в декрете не была, потому что рвалась туда, а не к своим детям! Так, может быть, причина была, действительно, только в тебе, а? Не во мне, не в этом месте, не в обстоятельствах, а в тебе? Может быть, ты одна из тех женщин, которым просто нельзя иметь детей? – Выкрикиваю я, захлёбываясь кислородом.

– Айви… – шепчет с болью брат.

– И что ты ждёшь от меня сейчас? Понимания? Прощения? Чему? Твоей трусости? Ты испоганила три судьбы! Три! Мою, брата и отца! Ты ничего не лишилась, но зато лишила всех нас! Ты просто эгоистичная сука, вот ты кто, мама! Эгоистичная, самовлюблённая и циничная! У тебя была сотня шансов всё исправить, но ты трусливая стерва, которая и пальцем не пошевелила, чтобы это сделать! Нет! Я отказываюсь тебя понимать! Отказываюсь, ясно? Ты была для меня никем, такой и останешься! Но единственное, за что я тебе благодарна, что родила мне брата! Вот его любить я буду! – Срываюсь на бег и несусь к лестнице, слыша, как зовёт меня Пэнзи.

В моей груди клокочет невероятная ярость на неё. Как так можно? Это оправдание? Это жалкое подобие! Это не то, на что я рассчитывала, когда ехала сюда!

Влетаю в отведённую для меня спальню и хлопаю дверью. Жгучие слёзы тут же наворачиваются на глаза, отчего я едва могу дойти до кровати и упасть на неё. Закрываю лицо руками, горько плача от боли. Мне безумно стыдно за то, что я сказала ей на эмоциях, но не стыдно за то, что сделала это. Она должна знать, что её глупые отмазки никак не изменят моего отношения к ней. Я не могу поверить, что она настолько жестока была с нами. Я многое знаю о ней по рассказам папы, которые не хотела слышать, но всё же слышала. Она слишком любила свою работу и этот город, что решила обменять их на нас с ним, на нормальную семью. Вот… вот, что меня оскорбляет. Папа часто рассказывал, с каким упоением она работала и порой даже брала лишние смены, только бы подвернулся интересный случай, о которых она читала в учебниках. Она не хотела быть матерью, вот и всё. Не хотела быть моей матерью, а оправдания в том, что она якобы боялась из-за того, что я погибну, чушь. Откровенная и наглая чушь, и я не прощу её за это. Она выкрутилась. Я не верю. Пусть меня сочтёт брат сумасшедшей, но не верю я ни единому её слову о том, как она страдала. Ни чёрта она не страдала!

Истерика меня изводит и лишает сил. Сухо всхлипывая, вытираю глаза и щёки, понимая, что я приехала сюда зря. Я надеялась на то, что она объяснит мне разумные причины, почему не смогла, что случилось с ней в прошлом, раз она даже не попыталась позвонить. Набрать чёртов номер и поговорить с дочерью. Наплела брату всю эту чертовщину ему. Она запретила Пэнзи общаться с нами. Запретила, словно мы изгои, потому что боялась? Чушь собачья.

Переодевшись в удобные джинсы и поло, зло пихаю свои вещи в сумку и смотрю расписание автобуса обратно. Он поедет только завтра утром. Да, я собираюсь домой. Здесь мне больше делать нечего. Уже ясно, что наши отношения с ней ничем хорошим не закончатся и даже не начнутся. А до своего отъезда я поживу в гостинице. Я не хочу видеть эту женщину. Не хочу.

Спускаюсь вниз и осматриваю дом. Кривлюсь от обиды и дёргаю головой. Да, это обидно! Это так обидно! Я не могу смириться с этим. Не в силах просто. Она отобрала у нас с братом нормальное детство и сломала нас внутри. Она. Для меня она просто чёртово зло!

Резко неприятное пищание разрушает мой внутренний гнев на мать, и я поворачиваю голову в сторону кухни. Иду туда и нахожу пейджер Пэнзи. Да ладно? Он снова его забыл? Честно, это уже серьёзная проблема. Из-за неё. Тоже из-за неё.

Пейджер снова пищит и, видимо, что-то срочное, потому что там появляется номер «911». Хмурюсь, понимая, что Пэнзи необходима эта вещица и вспоминаю о том, что говорила Сью-Сью. Он в доме Уиллеров целый день. Выходит, мне придётся снова туда идти, чтобы отнести ему пейджер, а потом поговорить с ним и попросить его помочь снять номер в гостинице. Так и сделаю.

Оставляю сумку в коридоре и выхожу на улицу, где палит солнце. Оно ослепляет, и я щурюсь от яркости.

Моё подавленное состояние понемногу становится лучше, пока я неторопливо иду по дороге к особняку. Я оглядываю домики, природу и просто дышу свежим воздухом, пусть и жарким. И чем дальше я от дома матери и от неё самой, тем мне лучше. Не хочу туда возвращаться. Я бы осталась здесь ещё на пару дней, чтобы провести время с братом, но никак не с ней. Я не собираюсь позволять ей снова забрать у меня Пэнзи. Поэтому я останусь, но с ней общаться не буду. Не буду, и всё.