Джоджо Мойес - Последнее письмо от твоего любимого

— Благодарю, благодарю вас… — прошептала она. — Скорее, у нас остается меньше пятнадцати минут.

Машина Фелипе стояла недалеко от бара, но пока они добрались до нее, он тоже успел изрядно промокнуть. Он не открыл ей дверь, поэтому она сделала это сама, с трудом закинув мокрый чемодан на заднее сиденье.

— Пожалуйста, поехали! — воскликнула она, убирая мокрые пряди с лица, но бармен сидел за рулем в задумчивости.

О боже, хоть бы он не успел выпить лишнего, взмолилась про себя Дженнифер. Пожалуйста, только не говори мне, что ты не в состоянии вести машину, что кончился бензин, что ты передумал.

— Пожалуйста, у нас мало времени! — изо всех сил сдерживаясь, попросила она еще раз.

— Миссис Стерлинг, я отвезу вас, но позвольте сначала задать вам один вопрос.

— Да?

— Мне надо знать… Тони — хороший человек, но…

— Я знаю, что он был женат. Я знаю про его сына. Я все знаю! — нетерпеливо перебила она его.

— Он куда более раним, чем вам кажется.

— Что?

— Не разбивайте ему сердце. Я никогда не видел, чтобы он так вел себя с женщиной. Если вы не уверены, если вам кажется, что вы можете передумать и вернуться к мужу, пожалуйста, не делайте этого.

Крупные капли дождя гулко стучали по крыше крохотной машины. Дженнифер положила руку Фелипе на плечо и уверенно сказала:

— Я… Я не такая, как вы думаете. Правда. Я просто хочу быть с ним. Я бросила все ради него. Кроме Энтони, мне никто не нужен, никто! — с жаром повторила она и чуть было не рассмеялась от страха и тревоги. — А теперь поехали, пожалуйста.

— Ладно, — согласился он, вдавливая педаль газа в пол так, что двигатель бешено взревел. — Куда едем? — спросил он, выезжая на Юстон-роуд и раздраженно барабаня по выключателю, — дворники почему-то отказали.

Дженнифер вдруг вспомнила о миссис Кордозе, которая до блеска надраила окна после смерти мужа, а потом вытащила из конверта письмо.

Моя дорогая, единственная моя!

Я говорил серьезно. Я пришел к выводу, что есть лишь один выход: кто-то из нас должен решиться на отчаянный шаг. Я правда так думаю…

Я решил согласиться на эту работу. В пятницу в 7.15 вечера я буду стоять на четвертой платформе на вокзале Паддингтон…

— Платформа номер четыре, — крикнула она. — У нас одиннадцать минут. Как вы думаете, мы…

Лето 1964 года

Медсестра медленно шла по отделению, толкая перед собой тележку, уставленную аккуратными рядами бумажных стаканчиков с разноцветными таблетками.

— Господи, снова? — прошептала больная, лежавшая на койке 16-с.

— Ну-ну, мы ведь не будем капризничать, правда? — отозвалась медсестра, ставя стакан с водой на тумбочку рядом с койкой.

— Меня уже трясет от этих таблеток.

— Понимаю, но нам ведь надо как-то снизить давление, да, дорогая?

— Правда надо? А я не думала, что это так важно…

Сидевшая на стуле рядом с кроватью Дженнифер подала Ивонне Монкрифф стакан. Огромный живот подруги возвышался под одеялом, смотрясь нелепо на фоне ее в остальном стройной фигуры.

Вздохнув, Ивонна положила таблетки в рот, послушно проглотила их и насмешливо улыбнулась молоденькой медсестре, которая с довольным видом двинулась к следующей пациентке дородового отделения.

— Дженни, дорогая, сделай что-нибудь. Разработай план побега. Я не выдержу здесь еще одну ночь. Все эти стоны и крики, ты себе не представляешь, что тут творится.

— Я думала, Фрэнсис хотел положить тебя в частную клинику.

— Да, но это было до того, как они сообщили, что мне придется провести здесь несколько недель. Ты же знаешь, как он относится к деньгам. «Дорогая, ну зачем нам частная клиника, если здесь тебе совершенно бесплатно предоставят прекрасный уход? К тому же тебе будет с кем поболтать», — передразнила мужа Ивонна и, фыркнув, слегка кивнула на крупную веснушчатую женщину на соседней койке. — О да, конечно! У меня так много общего с Лило Лил. Тринадцать детей, тринадцать! Я-то думала, что трое детей за четыре года — это чересчур, но не тут-то было. По сравнению с ней я жалкая любительница.

— Я тебе кое-что принесла, — перебила ее Дженнифер, доставая из сумки журналы.

— О, «Вог»! Спасибо, милая, но его лучше забери обратно. Пройдет не один месяц, прежде чем я смогу влезть хотя бы в одно из этих платьев, так что лучше забери, а то буду тут обливаться горючими слезами. Закажу новый корсет, как только этот малыш уже наконец родится… Расскажи мне что-нибудь интересное.

— Интересное?

— Что будешь делать на этой неделе? Ты не представляешь себе, что значит оказаться запертой на неопределенный срок в четырех стенах, когда ты размером с кита, тебя заставляют есть молочный пудинг, а ты даже понятия не имеешь, что творится в мире.

— Да так… Ничего особенного, скукота… Вечером идем в посольство на коктейль. Я бы осталась дома, но Ларри настоял, чтобы я пошла с ним. В Нью-Йорке провели какую-то конференцию, говорят, асбест вреден для здоровья, поэтому Ларри хочет пойти и объяснить им, что он думает об этом господине Селикове, от него одни неприятности.

— А как же коктейли, наряды?

— Если честно, я бы лучше свернулась клубочком на диване в обнимку с «Мстителями». Сейчас слишком жарко, чтобы наряжаться.

— Ой, да не говори! Мне кажется, будто меня положили в маленькую духовку и закрыли крышку, — погладив себя по животу, поддержала ее Ивонна. — Кстати, слышала новость? Ко мне вчера Мэри Один заходила и рассказала, что Кэтрин и Томми Хаутон разводятся. Ни за что не угадаешь, как они представят дело в суде. «Отельный развод». То есть если он признает, что его застали в отеле с другой женщиной, тогда весь процесс пройдет куда быстрее, но это еще не все.

— Да ты что?! Рассказывай.

— Мэри говорит, что женщина, которая согласилась позировать для фотографий, и правда его любовница. Та самая, которая ему письма писала. Бедняжка Кэтрин думает, что он кому-то заплатил за эти письма. Она использует одно из тех писем как улику в суде, а он сказал ей, что письмо написал по его просьбе какой-то друг. Нет, ну ты слышала когда-нибудь о таких ужасах?!

— Кошмар…

— Остается молиться, что Кэтрин не придет в голову навестить меня. Я просто не выдержу и все ей расскажу. Бедная женщина, ведь все знают, кроме нее.

Дженнифер рассеянно листала журнал, мимоходом разглядывая рецепты и новые выкройки платьев. В какой-то момент подруга замолчала, и Дженнифер встревоженно посмотрела на нее и, положив руку на покрывало, спросила:

— Ты в порядке? Принести тебе что-нибудь?

— Приглядывай за ним, ладно? — спокойным голосом произнесла Ивонна, комкая опухшими пальцами край простыни.

— За кем?

— За Фрэнсисом. Любые неожиданные гости, женского пола разумеется, — объяснила она, отвернувшись к окну и не глядя на подругу.

— О, я уверена, что Фрэнсис…

— Дженни, просто сделай, как я прошу, хорошо?

— Конечно, — немного помолчав, ответила Дженнифер, разглядывая приставшую к юбке нитку.

— Ну ладно, а теперь расскажи, что ты сегодня наденешь, — сменила тему Ивонна. — Ох, жду не дождусь, когда снова смогу ходить в приличной одежде. Я тебе говорила, что у меня ноги так опухли, что стали на два размера больше? Еще немного, и придется выходить отсюда в резиновых сапогах.

— Чуть не забыла, — вставая, добавила Дженнифер и взяла в руки висевшую на спинке стула сумочку. — Вайолет обещала зайти к тебе вечером.

— О боже мой! Она же мне расскажет во всех подробностях о том, как у маленького Фредрика болит животик.

— Зайду завтра, если получится.

— Веселись, дорогая. Я бы все отдала за то, чтобы оказаться на коктейльной вечеринке, а не лежать тут, слушая нудные рассказы Вайолет, — вздохнула Ивонна. — Будь добра, передай мне вон тот номер «Куин», пока не ушла. Что ты думаешь о прическе Джин Шримптон? У тебя была похожая на том жутком ужине у Мейси Бартон-Хюльме.

Дженнифер зашла в ванную, заперла за собой дверь и скинула на пол халат. Она уже решила, что наденет вечером: платье-рубашку с воротничком-стойкой, из натурального шелка цвета хорошего кларета и шелковый палантин. Волосы уберет наверх и наденет рубиновые сережки, которые Лоренс подарил ей на тридцатилетие, а то он жаловался, что она слишком редко надевает их. По его мнению, раз он тратит на нее деньги, она должна хотя бы демонстрировать это окружающим.

Приготовив платье, Дженнифер решила сначала полежать в ванне, а потом накрасить ногти. Затем надо одеться, и к приходу Лоренса она уже почти закончит наносить макияж. Она открыла кран и посмотрела на свое отражение в зеркальном шкафчике с лекарствами, протерев запотевшее стекло. Вскоре оно снова запотело, но Дженнифер опять протерла его, продолжая разглядывать свое лицо. Потом открыла шкафчик и нашла то, что ей было нужно, среди множества коричневых бутылочек на верхней полке. Два валиума — и запить водой из стаканчика для зубных щеток. Она неуверенно взглянула на бутылочку с пентобарбиталом, но решила, что это чересчур — плохо сочетается с алкоголем, а Дженнифер определенно намеревалась выпить.

Она залезла в ванну, услышала, как внизу хлопнула дверь — миссис Кордоза вернулась из парка, — и погрузилась в убаюкивающую теплую воду.

Лоренс позвонил ей и сообщил, что задерживается. Дженнифер сидела на заднем сиденье. Эрик, его водитель, уверенно вел машину по раскаленным, пересохшим от жары улицам, пока они наконец не добрались до парковки перед офисом ее мужа.

— Желаете подождать в машине, миссис Стерлинг?

— Да, благодарю вас.

Молодой человек быстро взбежал по лестнице и исчез в вестибюле. Сама Дженнифер больше не появлялась у мужа на работе. В этой обстановке она смотрелась довольно странно: она, конечно, согласилась зайти поздравить персонал с Рождеством, но ей было неприятно находиться здесь. Его секретарша смотрела на нее с любопытством и осуждением, как будто Дженнифер что-то ей сделала. А может, так и есть? Последнее время она вообще плохо понимала, что делает.

Лоренс, в своем темно-сером твидовом костюме, вышел из офиса в сопровождении шофера. Даже в тридцатиградусную жару Лоренс Стерлинг одевался подобающе, считая новые веяния мужской моды совершенно недопустимыми.

— А, ты здесь, — равнодушно сказал он, открыв дверь и впустив в машину волну удушливого зноя, сел на заднее сиденье рядом с ней.

— Да.

— Дома все в порядке?

— В порядке.

— Приходили мыть лестницу?

— Да, сразу после твоего ухода.

— Хотел закончить к шести, но эти чертовы международные звонки… Вечно они звонят позже, чем обещают.

Дженнифер молча кивнула, понимая, что ответа от нее не требуется.

Машина медленно ползла по оживленной вечерней Мэрилебон-роуд, вдали, словно зеленый мираж, маячил Риджентс-парк. По сверкающим тротуарам туда лениво стекались стайки смеющихся и радостно болтающих девушек. С недавних пор Дженнифер начала ощущать себя старой матроной по сравнению с этими куколками, которые не носят корсетов, ходят в коротких, вызывающих юбках и ярко красятся. Казалось, им совершенно все равно, что подумают о них люди. Они всего на десять лет младше меня, размышляла Дженнифер, а такое впечатление, что я им в матери гожусь.

— Чего ты вдруг надела это платье? — неодобрительно спросил он.

— Я не знала, что оно тебе не нравится.

— Мне все равно. Просто я считаю, тебе лучше носить платья, в которых ты не выглядишь как… как скелет.

Опять он за свое… Ей казалось, что ее сердце защищено прочной фарфоровой скорлупой, но ему всегда удается найти способ задеть ее.

— Скелет? Спасибо. Боюсь, с этим я ничего поделать не могу.

— Не надо, Дженнифер. Вообще-то, ты могла бы побольше думать о том, как ты выглядишь. Намазала бы этого… ну как это у вас там называется, вот сюда. — Он показал на ее круги под глазами. — Ты выглядишь усталой. Давай, Эрик, — крикнул он шоферу, зажигая сигару, — поехали. Хочу быть там к семи.

Машина послушно рванулась вперед. Дженнифер смотрела в окно и молчала.

Изящная, сдержанная, спокойная — так о ней отзывались друзья и коллеги Лоренса. Миссис Стерлинг — образец женской добродетели, всегда держит себя в руках, никогда не опускается до возбуждения или истерики, как большинство жен людей попроще. Если кто-то говорил об этом в присутствии Лоренса, он обычно с усмешкой отвечал: