— Как ты думаешь, может быть, нам перед отъездом во Францию стоит завернуть на север и побывать на могиле родителей?

Пенни отвернулась, испытывая знакомую боль в сердце и чувство собственной вины. После похорон матери она так ни разу и не посетила кладбище. И в этот раз опять не успеет.

— Ты не расстраивайся, — почувствовав неладное, Самми принялась успокаивать ее, — мы можем и не ездить.

Просто у меня мелькнула такая мысль.

— Я послала деньги мистеру Диллеру, чтобы он менял цветы на могиле каждую неделю, — робко промолвила Пенни.

— Да не кори ты себя! — Самми обняла сестру за плечи. — В конце концов на самом деле наша мама не в могиле, а здесь, с нами.

Пенни улыбнулась и сглотнула комок, подступивший к горлу.

— Правильно, она здесь! Я всегда узнаю ее в тебе, потому что ты такая же легкомысленная и такая же замечательная.


До отъезда во Францию Пенни надо было переделать массу дел, поэтому в течение последующих двух недель она почти не виделась с Самми. Пенни догадывалась, что Самми самостоятельно съездила на север Англии и теперь последние дни перед отъездом проводила со своими друзьями.

Сильвия с удовольствием выслушала все новые идеи, которые родились у Пенни за время короткого пребывания во Франции, и так искренне смеялась над рассказом о начале их знакомства с Дэвидом, что Пенни на мгновение даже зауважала собственную персону, сама точно не зная, за что. В отношении Мариель Сильвия была сдержаннее и посоветовала не конфликтовать с ней, поскольку Пенни предстояло работать там, где Мариель чувствовала себя очень уверенно. Было бы крайне неразумным превращать в своего врага человека, который, безусловно, мог быть очень полезен.

Увидев примерную смету расходов, составленную лично Пенни, Сильвия притворно ужаснулась, но уже через несколько дней бюджет нового журнала был увеличен на двадцать процентов. Возросла и сумма, выделяемая Пенни на оплату жилья.

Хотя у Пенни было слишком мало времени для раздумий, ее несколько изумляли та свобода и полная самостоятельность, которые были ей предоставлены. По правде говоря, весь проект начинался в атмосфере такой нереальности, что Пенни ощущала себя скорее игроком, участвующим в беспроигрышной игре, чем журналисткой, которой предстоит рисковать, как саперу на минном поле, что было бы вполне нормальным при создании нового журнала. Мало того: уютно в новой роли Пенни ощущала себя, как ни странно, только тогда, когда Сильвия или Иоланда объявляли некоторые ее идеи неработоспособными.

Пенни вообще с трудом представляла себя в роли босса, поскольку не была убеждена, что обладает всеми необходимыми для этого качествами, но и не собиралась идти на попятную. Она уже слишком глубоко влезла в это дело и даже начала прикипать душой к своему новому журналу. Да и что было сомневаться, если Сильвия безгранично верила в нее, а в самые сокровенные моменты сама Пенни также была уверена, что справится?

В течение суматошной недели перед отъездом Пенни приняла участие в радиопередаче «Звоните — отвечаем», составила литературный обзор для журнала «Тайм-аут» и привела в порядок материалы прошлых интервью. Она постоянно пыталась собрать своих друзей и коллег на прощальную вечеринку. Но, как это обычно бывает у лондонцев, их свободное время было расписано на несколько недель вперед, и если кто-то мог выбраться к Пенни в один день, то остальные — только в другой.

С приближением отъезда Пенни все больше нервничала, а невозможность собрать вместе друзей и коллег заставляла ее испытывать жуткое чувство, как будто все они — это уже прошлое. Пенни и сама давно привыкла к тому, что все ее свободное время было заранее расписано, и все же ей как-то удавалось выкроить час-другой в случае чрезвычайных обстоятельств. А свой отъезд Пенни, конечно, считала обстоятельством чрезвычайным. Ей предоставлялся последний шанс разослать приглашения и заручиться обещаниями друзей и коллег поддерживать связь или навещать ее.

Однако в день перед отъездом ее поджидал неожиданный сюрприз. Собственно, в том, что Сильвия пригласила Пенни поужинать «У Моссимана» и даже прислала за ней машину, не было ничего необычного. И лишь когда водитель остановил автомобиль у ресторана. Пенни стала догадываться, что Сильвия что-то затеяла. Так оно и оказалось.

Сильвия специально выбрала этот ночной клуб в Вест-Энде. Казалось, там присутствовали все, с кем Пенни была знакома или у кого когда-либо брала интервью. В клубе было полно журналистов, фотографов, а также всевозможных знаменитостей: политиков, спортсменов, удачливых предпринимателей, целителей, дизайнеров, писателей, владельцев ресторанов, обозревателей, астрологов и наконец просто эксцентричных личностей. Все они собрались здесь, чтобы пожелать Пенни удачи и заверить, что будут жутко скучать без нее. Пенни была так ошеломлена, что могла только удивляться и радоваться, узнавая одно лицо за другим.

Танцы и веселье продолжались всю ночь. Когда были выпиты все запасы шампанского, перешли на вино и подчистую подмели все закуски. Сильвия произнесла речь, от которой многие прослезились, а Иоланда подарила Пенни золотую ручку от «Картье», еженедельник в красном кожаном переплете с золотым тиснением из магазина «Смайдсонс» на Бонд-стрит и забавную карикатуру, изображавшую Пенни в берете, с ожерельем из луковиц на шее и кипой скандальных газет и судебных дел в руках.

В конце вечеринки, когда Пенни, с глазами, полными слез, переходила из одних объятий в другие, ей ужасно захотелось, чтобы Сильвия выбрала для работы в новом журнале не ее, а кого-нибудь другого. Мысль о том, что она надолго расстается со всеми, кто собрался здесь, внезапно стала почти невыносимой. Пенни уже не казалась себе игроком, играющим в беспроигрышную игру; совсем наоборот, у нее появилось ощущение, будто ее отправляют прямиком за решетку.

Это ощущение преследовало Пенни весь следующий день, когда они с Самми сели в самолет и, благополучно приземлившись в аэропорту Ниццы, обнаружили, что там облачно, холодно и дует мистраль. Пожалуй, только изумленные и радостные возгласы Самми, которые та издавала на протяжении всего пути от аэропорта до виллы, удержали Пенни от того, чтобы не вернуться ближайшим рейсом в Лондон.

К счастью, на следующий день ветер утих. Хотя воздух оставался холодным, с безоблачного неба ярко светило солнце, и Пенни решила, что им не помешает небольшая экскурсия по окрестностям. Они начали с посещения местной кондитерской, где полная веселая пожилая дама с волосатым подбородком и в цветастом фартуке встретила их с радушным галльским гостеприимством. Без умолку расспрашивая, чем они занимаются во Франции, она заворачивала свежие пирожные в папиросную бумагу и укладывала в пакет, чтобы они могли все это взять домой.

Потом Пенни и Самми перешли на другую сторону улицы и зашли в кафе, где находилось довольно много рабочих в черных беретах и голубых комбинезонах из саржи и несколько местных подростков. Усевшись за столиком на улице. Пенни и Самми прихлебывали горячий густой кофе, наслаждаясь тишиной и покоем.

Позже они прогулялись по деревне художников Мужен, примостившейся на вершине холма. Отсюда была видна их вилла, красиво выделявшаяся на фоне моря. Картины художников не произвели на них большого впечатления, но сама деревня была столь живописна, что Самми использовала всю пленку, фотографируя старый каменный фонтан, причудливые маленькие домики по сторонам узких мощеных улочек и Пенни, которая, несмотря на холод, храбро позировала на фоне одного из модных, дорогих бистро.

После обеда снова пошел дождь, поэтому сестры решили немного покататься на взятой напрокат машине, а заодно ознакомиться с окрестностями. Густые леса, холмы, симпатичные прованские деревеньки и открывающиеся с холмов великолепные виды на море, казалось, были специально созданы для того, чтобы они могли еще больше почувствовать свою близость друг к другу и всему окружающему миру.

Наконец Пенни, усталая, но куда более счастливая, чем еще за день до этого, повела машину домой. Самми в это время тихонько посапывала на сиденье рядом с ней; у ее ног валялись карты, путеводители, новый берет и связки чеснока.

Когда они вернулись на виллу. Пенни долго стояла на улице, не обращая внимания на дождь и наблюдая, как по поверхности бассейна расходятся круги от падающих капель. Она вовсе не ожидала, что настроение ее переменится так внезапно. Впереди была масса работы, и Пенни вновь ощутила, что начинает сомневаться в своих способностях. Однако решив, что единственный способ укротить нервы — это просто начать работать, она позвонила Мариель, во-первых, чтобы сообщить ей о своем приезде, а во-вторых, чтобы узнать, как Мариель подготовила совещание, о котором Пенни упоминала в одном из факсов.

— Я назначила его на завтра, на десять утра, — сообщила Мариель.

— Понятно. — Пенни старалась сохранять строгий тон. — Боюсь, что меня это не устраивает, так что буду вам признательна, если вы перенесете его на среду, как я и просила.

Мариель ничего не ответила.

— Полагаю, вы связались со всеми, кто нам нужен? — более мягким тоном поинтересовалась Пенни.

— Со всеми.

— А как насчет Дэвида?

— Он сказал, что будет на совещании, если сможет.

Вероятно, среда ему не очень подходит.

Пенни в задумчивости взглянула на Самми, которая в этот момент вошла в комнату.

— Благодарю вас, Мариель, увидимся завтра.

Полистав записную книжку. Пенни отыскала телефон Дэвида и набрала его. Она довольно долго ждала, слушая гудки, но дома явно никого не было. Пенни положила трубку, решив ни за что не перезванивать Мариель и как-нибудь самой выяснить, где Дэвид.

— Ну как? — спросила Самми.

Пенни снова посмотрела на сестру.

— Что ж, я думаю, настало время дать понять Дэвиду Виллерзу и Мариель Дескорт, кто здесь на самом деле босс.

Самми усмехнулась.

— Молодец! — похвалила она. — Только не зацикливайся на них, ладно? Я понимаю, это нелегко, но просто сейчас самое подходящее время напомнить тебе вот что: в жизни существуют и другие вещи, гораздо более важные, чем этот журнал.

— М-м… — в задумчивости протянула Пенни. Затем, внезапно вздрогнув, она повернулась и посмотрела на камин. — Холодно. А тебе? Давай разожжем огонь.


Часы на железнодорожном вокзале Ниццы показывали 20:55, когда Роберт Стерлинг, низенький, лысеющий, грузный американец лет пятидесяти, вышел из вагона второго класса и смешался с толпой пассажиров. В правой руке он нес неприметный портфель, на левом плече висел тяжелый потертый портплед. С выступающей нижней губы Стерлинга свисала толстая сигара, и пепел с нее падал на лацкан его плаща.

Двигаясь в толпе как обычный пассажир, он бегал своими маленькими внимательными глазками по окружавшим его приветливым лицам. Оружие, полученное в Париже, было спрятано в портфеле вместе с досье на Дэвида Виллерза.

Когда прибывший подошел к выходу из вокзала, по бокам возникли двое мужчин в темных костюмах. Один из них забрал у него портплед, другой тихо, но быстро заговорил по-итальянски.

Вынув сигару изо рта, Стерлинг остановился, бросил окурок на землю и раздавил каблуком. Затем произнес грубо и нетерпеливо:

— Говори по-английски!

Спустя сорок минут Стерлинг уже был в Пор-Пьер-Канто в Каннах и поднимался на борт моторной яхты, зарегистрированной в Англии, но построенной в Турции.

Когда грузное тело Стерлинга показалось над бортом, дверь салона распахнулась, и Мариель Дескорт в красном, облегающем фигуру брючном костюме вышла на палубу, встречая его.

На следующий день, рано утром, Эстер Делани — низенькая, ярко одетая пожилая женщина со светло-карими глазами и морщинистым лицом — с улыбкой проследовала через таможню и направилась к залу прилета в аэропорту Ниццы. Ее длинный красный плащ, белая меховая шляпа и белые кожаные высокие ботинки на каблуке обратили на себя внимание многих пассажиров, и это очень понравилось Эстер, так как она представила себе, что пассажиры, вероятно, принимают ее за знаменитость.

Заметив мужа, ожидавшего в толпе встречающих, она вскинула руку и помахала ему. И в этот же самый момент высокий мужчина примечательной внешности, лет сорока с небольшим, с небрежно перекинутой через плечо спортивной сумкой, прошел мимо нее к стойке одной из компаний по прокату автомобилей, повинуясь незаметному сигналу клерка.

Эстер Делани наблюдала за этим мужчиной уголком глаза. Она подождала, пока он получил информацию у клерка и двинулся к выходу из здания аэровокзала, а затем, подойдя к мужу, приподнялась на цыпочки, поцеловала его, поправила галстук и прошептала:

— Все чисто.

Пока они шли к машине, которую Уолли Делани оставил прямо у здания аэровокзала, мужчина с сумкой юркнул в стоявший неподалеку лимузин. Никто из четы Делани не смотрел в его сторону и никак не отреагировал на жест шофера лимузина, который поправил свою кепку, перед тем как сесть на водительское сиденье.