Вормер Лаура Ван - Последний любовник

— Не делай из мухи слона, — тихо произносит Спенсер.

— Все совсем не так просто, как ты пытаешься представить.

— Я хотел внести разнообразие в нашу сексуальную жизнь. Хотел, чтобы в этом смысле у нас все было интересно.

Вот оно! Интересно! А до того, значит, было скучно и однообразно. Как у простых обывателей!

Я со всего маху ударяю по кнопке, опускающей разделитель.

— Остановите машину! — выкрикиваю в сторону водителя.

— Салли!

Лимузин плавно тормозит у обочины.

— Убирайся отсюда! Катись вон!

— И не собираюсь!

— Убирайся!

Спенсер бросает на меня внимательный взгляд, затем резко распахивает дверцу и вылезает.

— Хочешь знать, почему я не обсуждал с тобой нашу сексуальную жизнь? — зло кричит он, наклонившись в мою сторону. — Потому что я не мог! Стоило мне коснуться этой темы, ты приходила в бешенство!

Я захлопываю его дверцу и нажимаю кнопку замка.

— В отель «Ставни», — говорю водителю.

Он смотрит на меня в зеркальце.

— Но, леди, именно ваш друг заказал машину…

— Мой отец раздавит вас, как клопа, если вы сейчас же не заведете эту колымагу! — цежу я сквозь зубы. Этому человеку не стоит знать, что мой отец уже двадцать один год лежит в могиле.

Водитель колеблется, потом машина трогается. Последний аргумент перевесил чашу весов в мою пользу: в этом городе полно семейных династий — кто знает, какой пост занимает мой папаша и как далеко простираются его связи. Поэтому лимузин движется к отелю, оставив Спенсера на темной дороге.

Телефонный звонок врывается в мой сон, словно взрыв в голове. Я медленно открываю глаза, скосив их на будильник. Почти 8:30.

— Алло?

— Привет, Салли. Можно поговорить со Спенсером? — Это Кейт Уэстон, его босс.

— Э… его сейчас нет, — осторожно отвечаю я.

— Тогда, может, ты мне скажешь? Только что звонил агент Лилиан Мартин, он ее разыскивает все утро. Она ведь вчера с вами ушла?

— Да, мы отвезли ее домой, — отвечаю я и тянусь к стакану с водой, стоящему на столике. Я заранее оставила рядом с ним две таблетки алка-зельцера и теперь бросаю их в воду. — У нее дом на горе, возле каньона.

— С ней все было нормально?

— Насколько мне известно, да. Мы зашли на чашку кофе и отправились к себе.

В трубке раздается вздох.

— Слушай, ты не будешь возражать, если я дам твой номер агенту Лилиан? Он уже достал меня! Похоже, она должна была участвовать в каком-то шоу, но когда агент заехал за ней, дверь была нараспашку, а дом пуст.

Ничего себе!

— Конечно, я поговорю с ним.

— Спасибо. И передай Спенсеру, чтобы со мной связался.

Залпом выпиваю алка-зельцер и осторожно укладываю голову на подушки. Сквозь ставни, закрывающие окна, проникают тонкие лучики утреннего солнца. Вот почему отель называется «Ставни» — каждое окно здесь закрывает ставень, отчего даже днем приходится включать свет. Мне кажется, это неплохо — в любое время суток можно устроить ужин при свечах или просто вздремнуть. До вчерашнего вечера я считала, что здесь крайне романтично.

Новый телефонный звонок заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности. А, Ричи Бенцлер, агент актрисы!

— Значит, вчера вы отвезли Лили домой?

— Да. Выпили кофе и распрощались. Около одиннадцати, если не ошибаюсь.

— Она была очень пьяной?

— Пожалуй, несколько навеселе.

— А она… была одна? Клиффа не было дома?

— Нет, только его коробки в прихожей.

Пауза.

— С вами был еще этот издатель, Спенсер? Так?

— Так.

— Он не остался у нее? Переспать или что-то в этом роде?

Ха, не докладывать же ему, что меня мучает тот же вопрос!

— Он уехал вместе со мной.

— Ясно. Спасибо. Придется искать в других местах. — Ричи кладет трубку.

В желудке неприятно ворочается выпитый алка-зельцер, голова все еще гудит, и вообще хочется разразиться слезами.

Вернулся ли Спенсер к Лилиан? Что, если он забрал ее с собой в какой-нибудь отель, чтобы я не могла их найти? Или она забрала его в какой-нибудь отель?

Необходимо чем-то занять себя. Натягиваю купальник и шорты — неплохо бы прогуляться к воде и искупаться. Быстро выхожу из комнаты, стараясь ни о чем не думать, спускаюсь по лестнице в вестибюль. И именно в тот момент, когда я почти смирилась с мыслью, что больше не увижу Спенсера, мой взгляд натыкается на него. Он сидит в холле, одетый в ту же одежду, что и накануне, только почему-то без носков, и рукава рубашки закатаны. Рядом на столике я замечаю стакан какао и свежий номер «Таймс».

— Ты вчера возвращался к Лилиан? — Я задаю вопрос тихо, потому что всегда стараюсь избегать публичных скандалов. Присаживаюсь рядом.

Когда Спенсер поднимает голову, я замечаю, какие красные у него глаза. На лице темная тень щетины.

— Дело в том, что она пропала, — поясняю я. — Ее агент нашел меня через Кейт. Он знает, что мы были у Лилиан вчера вечером. Я сказала, что мы проводили ее, зашли на кофе и вместе уехали в одиннадцать. Если ты — случайно — знаешь, где она может быть, позвони Ричи Бенцлеру. — Я протягиваю ему ключ от номера. — Его номер телефона на тумбочке.

Встаю и направляюсь к столу консьержа. Спенсер удерживает меня за руку:

— Нам нужно поговорить.

— Что-то не хочется. — Отвожу глаза.

— Это необходимо. Мы должны обсудить произошедшее. — Спенсер увлекает меня к лифтам.

Нечего скрывать, я невероятно рада видеть его. Однако что-то во мне немедленно приходит в бешенство от одного вида его небритой рожи. Даже рука зудит — так хочется дать затрещину!

Мы молча возвращаемся в номер.

— Я закажу завтрак. Что ты будешь? — спрашиваю будничным тоном.

— «Кровавую Мэри», — говорит Спенсер. Видя мое замешательство, повторяет настойчивее: — «Кровавую Мэри».

Я звоню в сервис. Для себя заказываю яичницу с беконом, апельсиновый сок и бутылку перье, для Спенсера, который направился в душ, — «Кровавую Мэри». Узнав, что алкогольные напитки по утрам не подают, прошу вместо «Кровавой Мэри» «Деву Марию».

Заказ приносят как раз тогда, когда Спенсер выходит из душа — полотенце обернуто вокруг бедер, на волосах блестят капли воды. Он явно чувствует себя лучше, побрившись и почистив зубы. Взяв с сервировочного столика бокал с томатным соком, делает глоток. Сообразив, что в нем отсутствует водка, смотрит на меня, но ничего не говорит. Опустошив бокал, откидывает салфетку с тостов и яичницы.

— Я пешком вернулся к дому Лили и вызвал по телефону такси. Добравшись до отеля, я заснул в шезлонге возле бассейна.

Хотя я и чувствую облегчение, виду не подаю.

— Все же позвони Ричи Бенцлеру. Скажи, что видел ее.

Он откусывает кусок тоста, смачно хрустнув корочкой.

— Но я ее не видел. Лилиан не было в доме. А входная дверь была распахнута.

— Куда она могла отправиться?

— Да куда угодно! Возможно, сразу после нашего ухода. — Усевшись на краешек кровати, Спенсер откладывает тост и по-собачьи преданно заглядывает мне в глаза. — Что нам делать, Салли? Как я должен поступить, чтобы все исправить? Я не думал, что так получится. Я не знаю, я просто… — Тяжкий вздох. — Я не хотел тебя обидеть и поступить неуважительно по отношению к тебе…

Что за бред он несет! Я понимаю, что лучше будет промолчать, иначе я начну орать на него. Неуважительно! Какая чудовищная нелепость! Значит, планируя наш досуг с Лилиан, Спенсер собирался вести себя уважительно? И это при том, что за пять месяцев, что мы вместе, он должен был хорошо меня изучить? Что же придет ему в голову через год?!

— Скажи, можешь ли ты простить меня и дать мне шанс? Если хочешь, мы пойдем к психологу, чтобы решить наши проблемы. Все еще можно исправить. Ведь трещина еще не так глубока.

Если что-то и могло убедить меня простить Спенсера, так это подобный аргумент. Узнав, что он готов обсуждать наши проблемы и пытаться их решить с моим участием, я почти сдаюсь. Почти.

— Я подумаю над этим. — Беру вилку в руку, готовая приступить к завтраку. — Все-таки у нас есть проблемы, ты ведь не станешь это отрицать? — Почему-то по щекам катятся предательские слезы.

Спенсер обнимает меня, целуя в волосы:

— Мы с ними справимся.

И в этот момент я понимаю, что ничего у нас не выйдет. Ничего, черт побери, не получится. Всего пять месяцев вместе — и такая пропасть легла между нами; пропасть столь же глубокая, как между совершенно чужими людьми. Разве я могу объяснить ему, какое отчаяние переполняет меня при мысли о том, как наши отношения оказались похожи на все то, что было у меня прежде. Вся моя жизнь состоит из взлетов и падений, я всегда следовала принципу «все или ничего», и оттого каждое поражение в личной жизни оставляет в памяти горечь потери. Я начинаю плакать сильнее, шмыгая носом и всхлипывая на плече Спенсера. Я оплакиваю наши отношения, которые, как оказалось, не были ничем особенным. На душе снова погано и очень одиноко. До чего я была глупа, думая, что у нас есть шанс!

Когда поток слез иссякает, Спенсер протягивает мне бумажный платок. Я вытираю глаза и нос, поднимаю на него глаза.

Он тоже это чувствует. Черт возьми, он тоже чувствует это, хотя и пытается скрыть! Легкая тень неверия в наше будущее сквозит в его глазах. Еще вчера мы думали о помолвке, а сегодня никто из нас не верит, что все еще может наладиться.

Если бы только мое тело не реагировало сейчас таким образом! Тянущее ощущение между ног нарастает, словно протестуя против разрыва. Не в силах сдержаться, я перевожу взгляд вниз, на бедра Спенсера. Это было ошибкой. Он правильно истолковывает этот взгляд и, взяв мою руку, кладет ее себе между ног.

Мое дыхание учащается. Спенсер напряженно следит за мной, сузив глаза. Под влажным полотенцем все растет и твердеет.

Я знаю, что мне сейчас требуется: сорвать с него это проклятое полотенце, сесть на него сверху, обвив ногами его бедра, и двигаться в такт его движениям, прижимая его голову к своей груди, вплетая пальцы во влажные волосы…

Спенсер просовывает ладонь мне в шорты, гладит и ласкает, его лицо так близко от меня, что все тело превращается в комок нервов.

Только сердце почему-то молчит, и оттого кажется, что я наблюдаю за происходящим со стороны.

— Прости. Я не могу. — Я отвожу его руку в сторону. Спенсер поднимает на меня глаза, в них застыло непонимание. — Ничего не получится. Все стало другим. Я изменю себе, если сделаю это. — Я снова начинаю плакать.

На мгновение Спенсер утыкается лицом мне в грудь, словно в отчаянии, потом резко встает и уходит в ванную. До меня доносится звук запираемой двери.

— Тебе звонил какой-то мужчина. Не так давно, — тоном секретаря объявляет мама, как только я вхожу в дом. Она сидит за кухонным столом, очки сдвинуты на кончик носа. Вокруг нее разложено множество папок с бумагами. Похоже, мамуля решила навести ревизию в своих записях, которые накопились за последние двадцать лет. Бумаг так много, что они заполняют весь стол, на полу тоже несколько стопок, на кухонном табурете высится гора тетрадей.

— Кто это был? — спрашиваю я, отряхивая снег с ботинок.

Наши собаки в нетерпении поскуливают у моих ног и отпихивают друг друга ворсистыми боками в ожидании, пока до них дойдет очередь. Огромный пес Скотти, помесь колли и ретривера, принадлежит мне; золотистый ретривер поменьше, Абигейл, — собака матери. Сегодня обе псины ночуют в доме. Причиной тому густой снег, поваливший, еще когда я была в аэропорту, и теперь укрывший улицу белым покрывалом.

— Он не назвался, — отвечает мама, сдвигая очки еще ниже, так что они вот-вот свалятся с носа. — Я посоветовала ему звонить тебе в газету.

Это не первый раз, когда маму беспокоят незнакомые люди. И откуда только они берут ее номер?

— Скотти хорошо себя вел? — треплю я теплый загривок пса.

— Он был душкой. А вот Абигейл шалила. Забралась на стол и съела половину яблочного пирога.

Я сажусь на корточки перед маминой любимицей, ухватываю за мягкие ушки и притягиваю к себе.

— Абигейл! Как нехорошо! — округляю глаза. Собака радостно ухмыляется и тычется мордой мне в шею. Скотти (ужасный ревнивец!) пытается влезть мне на голову. Звери заваливают меня на спину, я хохочу и пытаюсь отпихнуть их от себя, а они облизывают мне щеки и нос.

— Ты их совсем испортишь, — учительским тоном говорит мама.

— Не я же кормлю их яблочным пирогом! — торжествующе парирую я.