— Ладно. — Джорджи отпустила Элайзу и поднялась. — Может, покатаемся с горки?

— Джорджина, — с поклоном отвечал ей Морган. — Наша Снежная Королева. Мы исполним все, чего ни пожелаете.

Глава девятнадцатая

Джессике очень понравилась квартира Моргана. Здесь так спокойно, можно расслабиться, забыть о тревогах. Уютно. Стены светлые — белые или чуть голубоватые, по стенам развешаны картины и фотографии — и на всех цветы. Пол паркетный, полированный, но без лакового блеска. Даже кресло, в котором она сейчас сидит, источало покой.

За такую мебель что угодно отдашь! Конечно, бывают мягкие диваны с бархатистой, подобранной в тон обивкой, антикварные столы с резными ножками, кровати с балдахинами, но они не гарантируют комфорта. Джессика успела убедиться в этом, потому что долго жила в домах, где были «приличные» вещи. До этой самой минуты она и не подозревала, как неудобны могут быть вещи, созданные для глаз, а не для тела.

Забравшись в кресло с ногами, обхватив ладонями кофейную кружку, она внимательно изучала лицо Моргана. Высокий лоб, на щеках румянец, нос словно создан для очков, за стеклами которых сияют большие, честные, невинные голубые глаза. Она легко могла представить его школьником — как он, с болтающимся шарфом, входит в класс, а другие мальчишки смеются над ним. Но одноклассники не видели того, что видит сейчас она, — не видели его большого и доброго сердца. В нем всегда будет что-то мальчишеское — и в тридцать девять, и в девяносто девять.

Но где-то в его душе кроется страшная тайна. Иначе как он мог описать эти жуткие сцены насилия в «Вуду-девах»? С той минуты, как она вошла в эту комнату, он постоянно ухаживал за ней, словно за инвалидом: пододвигал кресло, приносил чай, нянчился, как сиделка, вернее сиделец, с поправкой на мужской пол. Если где-то в уголке его сознания и затаился крутой мужик с мачете, ей он его не спешил демонстрировать. И хотя рядом с его письменным столом стояли полки с книгами, его собственных произведений среди них не было. Морган Блейн, видимо, тщательно скрывал от нее тот факт, что он знаменитый писатель. Поразительная скромность. Он не похож на хвастливого и крикливого американца, а сдержан и скромен, как истинный англичанин.

Конечно, она тоже кое-что утаила. В конце концов Джорджи объявится. И зачем делать вид, что она его не залавливает? Именно залавливает, если честно. Она надеялась, что к тому моменту, когда все раскроется, он узнает ее поближе и сможет понять и простить. Если же нет — судьба ее предрешена.

— Тебе правда лучше?

— Да, я прекрасно себя чувствую.

— А то, знаешь, я уж испугался. Никак не мог понять, что за чушь ты несешь. То вспоминала какого-то официанта, потом — про проект, про сестру и мальчика. — Он покачал головой. — Я совсем запутался.

— М-м… это от сотрясения. От этого мне стали мерещиться странные вещи. — Перемени тему. Сейчас же. — А твоя подруга, врач, Луиза… Вы с ней давно знакомы?

— Несколько лет. Мы с ее женихом дружим чуть не с детства.

— Мне очень неловко, что она застала меня в таком состоянии.

— Ничего, не волнуйся. Она людей во всяких состояниях видит. Ей не привыкать. — Он улыбнулся. — Хотя это было забавно. После того как ты ушла, она сказала мне, что, может быть, в твоих словах есть доля правды — в том, что ты прилетела, чтобы найти меня, — он вытаращил глаза, — что-то в таком духе. Я говорю: «Да, конечно, она так хотела меня найти, что прямо с самолета кинулась за мной в эту забегаловку. Ей больше делать нечего как мотаться по всему свету и приставать по утрам к мужчинам».

Он засмеялся.

— Ха. — Плохо получилось, подумала Джессика. — Ха-ха-ха. — Актеры же могут заставить себя плакать на сцене, значит, и она может выдавить пару натуральных смешков.

— Мы вообще-то не думали над тобой смеяться, правда-правда, но знаешь, то, что ты несла про вуду — это был полный бред.

Он снова засмеялся.

— Морган, — Джессика поднялась и подошла к его креслу и опустилась перед ним на колени, — я очень ценю твою скромность… — Она не договорила, потому что в этот момент он наклонился к ней и поцеловал. Поцелуй, о котором я могла лишь мечтать, подумала она, прежде чем раствориться в новом головокружительном ощущении. И это была последняя внятная мысль.

— Извини, — пробормотал он, откидываясь назад. — Я виноват, я не мог удержаться. Это выше моих сил. Знаешь, Джессика, в тебе что-то есть такое… не знаю, как объяснить…

— Не объясняй. — Теперь она сама склонилась над ним. И сама его поцеловала.

Поцелуй, как известно, — момент истины. Он как гадалка, как чревовещатель. Если поцелуй хорош, все ложное отступает перед ним. Если же он неловкий, неуверенный, неудачный — жди несчастья. Поцелуй — это ключ к сердцу любимого существа. Если бы только мужчины знали такую простую вещь, подумала Джессика, они бы так не переживали из-за длины, техники или подъемной силы. Бросили бы изучать картинки из Камасутры и изобретать изощренные позы, чтобы лишний раз доказать свою мужественность. Они бы сосредоточились на поцелуях. Устроили бы школы поцелуев. Защищали диссертации по поцелуям. Они бы…

— Джессика? Очнись!

Она лежала в постели. Он снова поднял ее на руки и понес, раздел, разделся сам, а потом они продолжали начатое в гостиной. И чуть не дошли до последней черты, но Джессика вдруг отстранилась.

— Подожди, Морган, просто пока обними меня.

Он без лишних слов прижался к ней и больше ни на чем не настаивал. Она остановилась, потому что испугалась, что опять не испытает оргазма. Будет очень обидно, если опять не получится. Порой ей казалось: все, что рассказывают про оргазм, — миф, ничего такого в природе нет и быть не может, женщины все это выдумали и из солидарности рассказывают друг другу одни и те же байки, выдавая их за чистую правду. И все, что написано про оргазм в журналах — тоже чистый вымысел. В таком случае не стоит не переживать из-за того, что с ней ничего подобного не происходит. Но с другой стороны, если все это правда, то с Морганом Блейном у нее все должно получиться. Сегодня же ночью. А если не получится? Джессика так увлеклась решением этой гипотетической проблемы, что совсем забыла, в чьих объятиях лежит.

— Морган… — Она подняла голову. — Извини, я задумалась.

— Тебе не плохо?

— Мне отлично.

— Все это для меня так неожиданно. — Он обнял ее. — У меня этого и в мыслях не было, правда.

— Знаю.

— Я не нарочно. Я не специально, чтобы заманить тебя в постель.

— Знаю. У нас получилось как с Риком и Евой, да?

— Извини, не понял?

— Ну, когда они оказались вместе — сцена на поляне не считается, — стоило им только посмотреть друг на друга — ну и, сам знаешь. А что? Похоже. То есть, я хочу сказать, поляны у нас не было, но когда я впервые тебя увидела…

— Какой такой поляны? — Морган отшатнулся от нее, сел и включил ночник. — Опять этот бред.

Джессика тоже села, завернулась в простыню и тихо улыбалась, глядя на взъерошенного Моргана. Нет, красавцем его не назовешь, это не совсем то, чего она ожидала, зато в известные моменты, при известном освещении, как, например, сейчас, лицо его становилось одухотворенным. Лежа с ним рядом в постели, она чуть не забыла, с кем имеет дело. Это ведь писатель Морган Блейн. Теперь она только об этом и думала. Тот самый человек, который написал «Вуду-дев», талантливый, признанный писатель. И она с ним — в одной постели.

— Ты не почитаешь мне вслух, Морган? Из книги, над которой сейчас работаешь? Может, почитаешь мне начало? Это было бы так трогательно. Прошу тебя.

Да, это создаст нужное настроение. «Гроза на рассвете». Кто знает, не перерастет ли она сегодня в «зарницу в ночи».

— Хорошо, раз ты просишь. — Морган потер переносицу. — Подожди, схожу за очками.

Джессика терпеливо ждала, думая: до чего же мне повезло! Он будет читать ей свою новую книгу, Книгу, КНИГУ!!! Она будет единственным существом в мире, которое услышит эти слова. Авторское чтение «Грозы на рассвете». Она будет первым слушателем. Джорджи лопнет от зависти. Если в Голливуде сделают экранизацию, она поедет получать Оскара. Мистер и миссис Морган Блейн и их дети, Морган Младший и Кэтрин. Конечно, не стоит позировать для глянцевых журналов, это было бы чересчур вульгарно, зато…

— Ты готова? — Он вернулся в очках и с рукописью. — Слушай.

Голый писатель сидит на постели, подумала Джессика. Ну кто бы мог подумать?! Она откинулась на подушку, мечтательно закрыла глаза и стала ждать. Морган откашлялся.


«Внутренний генезис микроорганизмов.

Глава первая.

Перефразируя Толстого, можно сказать, что «все микроскопические живые существа похожи друг на друга», но в процессе развития каждый из этих организмов изменяется по-своему. Наглядную картину подобного несходства дает изучение окружающей среды, продуцирующей причины, провоцирующие активизацию внутреннего генезиса, подразумевая под «внутренним генезисом бактерии» процессы, описанные Фредериком Деррингом в его основополагающем исследовании на данную тему (см. сноску 1), хотя некоторыми учеными этот термин оспаривается как не полностью отражающий весь спектр рассматриваемых видоизменений и потому требующий дальнейшего осмысления и последующей детализации. Автор надеется, что его скромные усилия не будут расценены коллегами как попытка отмежевываться от блестящего труда профессора Дерринга и что данная книга может быть полезна тем, кто…»

— Морган? — Джессика открыла глаза. В них был страх. — Что ты делаешь?

— Я так и знал, что тебе будет скучно. — Он смущенно пожал плечами. — Но ты ведь с интересом слушала про мхи. И потом, ты сама просила…

— Ох! — Джессика пыталась сообразить. Почему он выбрал для романа такое скучное начало? Или это пародия? Но разве бывает пародия на микробов? — Думаю, я недостаточно хорошо знаю литературу, чтобы это понять. Для меня это слишком сложно. Это что, новый литературный прием? Это модно — так начинать роман? Не думай, что я критикую, ни в коей мере, но не кажется ли тебе, что ты только отпугнешь читателя таким началом? Конечно, я не литературный критик, но мне кажется, «Вуду-девы» начинались совсем по-другому. Мне кажется… — Джессика досадливо махнула рукой. Она проговорилась. Упомянула про «Вуду-дев». Теперь он поймет, что она знает, кто он такой. Но отступать было поздно. Может, он не заметил? — Мне кажется, очень рискованно — начинать с этих, с микробов. Что они потом будут делать?

Морган опять поскреб переносицу.

— Ты все еще бредишь, Джессика. Я не понимаю, о чем ты толкуешь. Это не роман, а научный труд. Или я совсем тупой?

— Нет. — Джессика нахмурилась. — Я почему-то вижу тебя сочинителем романов: захватывающих, страстных, полных поэзии и страсти. Вот. А не каких-то научных статей.

— Это самый приятный комплимент, такого мне никто не говорил.

Он встал. Она знала, что сейчас он подойдет к ней и поцелует, но жестом велела ему сесть. Поцелуи потом, у них впереди целая ночь. Сначала надо узнать, что все-таки с этой книгой.

— Романы… как «Вуду-девы».

— Ага. — Вместо того чтобы почесать переносицу, Морган медленно провел ладонями по лицу. — У тебя как с головой? Не кружится? Не болит? Может, опять сотрясение сказывается. Надо вызвать Луизу…

— Нет, пожалуйста. — Видя, что он сильно расстроен, Джессика хотела встать, подойти к нему и потрясти за плечи, но внезапно устыдилась своей наготы. И потому не двинулась с места. — Зачем мне врач? Я только хочу сказать, что, по-моему, тебе не стоит заниматься не своим делом. Ладно, у тебя возник внезапный интерес к науке, но разве нельзя этим заняться в свободное время?

— Джессика, я занимаюсь своим делом.

Еще немного — и она начнет биться головой о стену. Пора положить конец этим его шарадам. Скромность украшает человека, но всему есть пределы.

— Послушай, Морган, я все о тебе знаю. Это не значит, что я за тобой шпионила. Но я знаю, кто ты на самом деле. — Джессика вылезла из постели, чтобы пересесть поближе к нему. — Неужели ты и правда думаешь, что читателям, которые любят Моргана Блейна, любят «Вуду-дев», что этим читателям нужна научная книга про что-то там у микробов? Морган, ты такой талантливый. Я не хочу, чтобы ты зарывал свой талант, только и всего. Я… Я… Я говорю тебе это потому… потому что люблю тебя. Разве ты не видишь?

— Вот оно что. — Морган поднялся. Посмотрел в потолок, потом на пол, почесал подбородок. — Кажется, теперь вижу. Да. Думаю, все понятно.

Он подошел к креслу, на котором была набросана его одежда, и начал одеваться. Джессика сидела не шевелясь, ошеломленная, и не верила своим глазам. Она призналась ему в любви, а он одевается? Как это понимать? Неужели он испугался? Есть такие уроды, которые боятся сильных чувств, но не может быть, чтобы он… Значит, он только притворялся нежным и заботливым, чтобы обманом затащить ее в постель, а потом, когда дело сделано, бросить? Или его задели ее критические замечания? Говорят, писатели болезненно на все реагируют. Неужели он такой обидчивый? Или он из тех, кто действует по принципу «повеселились и до свиданья»?