Аида Золотая - Последний поцелуй неба

— Я не убивал Андрея, — сухо, четко выговаривая каждый звук, сказал он. — Я никогда бы его не тронул. Я падаль, но его не убивал.

С этими словами он стукнул по двери. Та скрипнула. И, более не произнося ни слова, он вышел.

Стало тихо. Страшно тихо. Невыносимо.

Анна медленно шла в сторону реки, бросив машину у СИЗО. Медленно курила, ничего не чувствовала и отчего-то вспоминала день, когда Алекс выполнил свою часть их «договора».

Стоя на лестнице, она пристально вглядывалась в гостей, расположившихся в разных местах гостиной. Девицы привычно кружили вокруг них. Бармен с равнодушным выражением лица наводил порядок за стойкой. Она уже почти сделала шаг вниз, когда заметила, что дверь открылась, тяжелые портьеры раздвинулись, и в зал ввалился хохочущий Алекс. Следом за ним вошел тот, кого она ждала не первый вечер.

Они недолго побродили по гостиной, подходя то к одним, то к другим гостям. Ольховский что-то громко, на всю комнату рассказывал. Закс больше помалкивал и улыбался убийственной улыбкой. Ограничился бокалом шампанского. Алекс пил напитки покрепче. Северина замерла под лестницей, наблюдая за обоими.

Потом Закс наткнулся взглядом на призывно улыбавшуюся ему Катиш. К ней не подходил. Развалился на диванчике, глядя, как она, неторопливо пританцовывая, пробирается ближе к нему. Потом несколько слов друг другу на ухо. Он резко встал. Она взяла его ладонь, повисла на руке и снова что-то зашептала на ухо. Он хохотнул. И, увлекаемый ею, прошел всего в нескольких метрах от Северины.

Она проводила их взглядом и приблизилась к Алексу.

— У деловых людей все по-деловому, — усмехнулась она.

— Это ты, что ли, деловая?! — рассмеялся Ольховский.

— Ну что вы… Я исключительно о вас.

— Скажи спасибо, что я твоей мадам не донес про ваши игры. Диск гони!

Она с любопытством посмотрела на него.

— И что же не донесли?

— Это недостаточно весело. А вот отшлепать твою сообщницу за плохое поведение — в самый раз.

— Полин занята, — хитро улыбнулась Северина.

— Я пока и не претендую. Типа обиделся. Диск, говорю, давай.

— Диск в комнате.

— Неси, я не спешу.

— Но я-то свободна, — она повела плечами и отбросила назад хвост.

— Тебе в детстве не говорили, что навязчивость — плохая черта для девушки? — усмехнулся Алекс. — Или у тебя в номере тоже камера стоит?

— Типа вы не знаете разницу между девушкой и шлюхой, — насмешливо сказала Северина. — Ладно, Полька всегда говорила, что вы жмот. Сейчас принесу ваш диск.

И она медленно пошла по лестнице вверх, похлопывая себя хлыстом по ягодице.

— Я банкир, а не жмот, — пробормотал себе под нос Алекс.

Он попался на крючок просто. Девочки между собой прозвали его «самодержцем». Любил подрочить на хороший стриптиз. А стриптиз лучше Полины мало кто исполнял. Он запал на нее с первого раза. Проблема в том, что его жене это вряд ли могло понравиться. Игра была рискованной — он действительно запросто мог стукануть мадам Ламберт. А репутация заведения — прежде всего. Но, казалось, его самого забавляет эта игра. Добавляет пикантности ситуации.

Получив диск с записью своих экзерсисов возле Полины, он ретировался в соседний зал, где мужчины играли в карты. В конце концов, и в этом месте было, чем убить время.

Теперь было важно не пропустить момент, когда Закс выйдет от Катиш. Черт его знает, на что он ведется, а Катиш раскручивать умеет. На Северину же поглядывал какой-то молодой, белобрысый и явно шустрый. Скрыться от него в комнате было рискованно: и Закса упустит, и мадам донесут. Она недолго побродила подальше от центра, когда почти решилась подняться к себе, но облегченно выдохнула. Задержала свой взгляд на Заксе, и ресницы ее чуть дрогнули от незаметного смешка. Быстро он!

Северина взмахнула длинным «конским» хвостом светлых блестящих волос, взяла с подноса бокал вина и, поигрывая в руке хлыстом, двинулась среди гостей, соблазнительно поводя бедрами.

Не дойдя до Закса полшага, сделала вид, что споткнулась, и на его брендовой рубашке бледно-розового цвета расплылось ярко-красное пятно.

— Я такая неловкая, — забормотала Северина, подняла на него глаза и проговорила с придыханием: — Простите…

***

Его жизнь прекратилась в одно мгновение. Он увидел ее.

Все, что было до этого, перестало иметь значение. Прежнего не существовало. Он, прошлый, остался в другом измерении, в котором все помнилось так, будто отголоски звуков сквозь толщу воды. Все, что случилось после, было связано с ней. Самого себя он связал с ней. Туго, так, что путы впивались в тело, оставляя кровавые следы. Скинуть их было нельзя. Он не хотел их скидывать. Даже если это вело к гибели их обоих.

Но в ту минуту он не мог знать будущего. В ту минуту он ничего не мог знать, кроме единственного — он умер, и он родился заново. Видя ее глаза.

Ее глаза. Затаить дыхание и глядеть в них. В мире нет ничего важнее именно этого времени, когда они не скрыты опущенными ресницами, не играют, не кокетничают, не блестят предательскими слезами. Они не затуманены. Она ясны и ярки. Их синева затапливает все вокруг, затмевая небо. Эти глаза пьянят сильнее поцелуев и запретных мучительных ласк, от которых горит душа и сгорает тело.

Ее глаза, умеющие лгать так сладко, что любая правда померкнет возле этой лжи. Пусть так. Он готов был и к этому. Он сам себя вогнал в это. И не жалел ни минуты.

Всего лишь секунда. Быть может, меньше. Он, пресыщенный и изможденный. Она — порочная и ненасытная. Они стоили друг друга.

Она пролила на него вино — едва ли нечаянно. Он сделал вид, что поверил в ее неосторожность. Она подняла на него взгляд. И все было кончено, когда красное пятно продолжало расползаться по его груди.

Его жизнь прекратилась в одно мгновение. Он увидел ее. И родился заново.

Следующие дни после того, как Анна побывала в СИЗО, текли вяло и уныло. В университет не ходила — купила в поликлинике больничный. Спала, ела, дышала. Ни о чем не жалела. Знала, что по-другому быть не могло. Она должна была выдохнуть десятилетний ком, разрывающий изнутри. И верила, что теперь, наконец, живет.

За это время Заксу продлили срок содержания под стражей, несмотря на все усилия команды адвокатов. Анна предполагала, что не обошлось без Алексея, но напрямую не спрашивала. Несколько дней она его даже не видела. Избегала. Знала, что станет просить у Власова новое разрешение на встречу. Отговаривалась от себя тем, что он обещал без нее сдохнуть. А это по-прежнему легко. Понимала, что он к ней не выйдет. Но было одно, что не давало ей покоя.

«Я не убивал Андрея. Я падаль, но его не убивал».

Он не оправдывался в том, что произошло в ее доме в Двугорском. Он не пытался объяснить своих поступков. Но настаивал на том, что не причастен к смерти Андрея. Будто для него это было важным.

«Я не убивал Андрея. Я никогда бы его не тронул. Я падаль, но его не убивал».

Долгие годы Анна позволяла себе оставаться холодной, уверенная, что движется в правильном направлении. Теперь началась горячка. Раз за разом она спрашивала себя, могла ли ошибиться.

Анна слышала его голос, когда бродила из угла в угол по квартире, которую снимала теперь за городом, когда засыпала, когда торчала в больнице.

Впервые она боялась. Анна боялась проявить слабость и пожалеть его.

Однажды вечером, в попытке избавиться от бестолковых мыслей, читала что-то про Древний Рим, обнаруженное в хозяйском книжном шкафу, когда в квартиру неуверенно постучали.

Привалившись к стене возле двери, не глядя ей в лицо, на пороге стояла Таня.

— Пустишь? — спросила она глухо.

— Зачем приперлась? — полюбопытствовала Анна, впуская ее.

Таня отлепилась от стены. Сделала шаг внутрь. И лицо ее попало в резкий свет электричества, обнажая то, что она пыталась скрыть, не поднимая головы.

— Больше некуда, — сиплым голосом ответила она.

На щеке под нижним веком красовался кровоподтек. С той же стороны на скуле счесан участок кожи. Хуже всего были глаза — абсолютно больные, будто у нее жар.

Анна закрыла за ней дверь и кивком пригласила в комнату.

— Что случилось?

— Клиент, — сделав несколько шагов, Таня стащила с себя куртку. — Я долго тебя искала. Оказывается, Питер большой. Если бы не твоя любимая кондитерка, хрен…

— Зачем искала?

— Я не знаю зачем, — выдохнула Таня и почти упала на диван, тут же скривившись от боли. — Аня… я так влипла…

Анна осталась стоять.

— Говори уже, — голос ее стал мягче.

— Мне, наверное, деньги нужны… И уехать куда-нибудь… Ты же поможешь?

— Ты что, грохнула кого? — усмехнулась Анна.

Таня вскинулась, подняла на нее взгляд и впилась глазами в ее лицо. Она была затравлена. Как дикий зверь, который чуял псов.

Смешок замер где-то у Анны в горле. Она резко замолчала и долго смотрела на подругу. Потом выговорила:

— Я помогу, если ты, наконец, объяснишь, что случилось.

— Аня, я… — прошептала Татьяна… — он меня снял у мадам… Но только на дом… Я не знаю, сколько он ей отвалил, что она на дом позволила… Он меня сперва там, в «Носороге», потом увез… Вряд ли мадам показания давала, у нас же не бордель, нам шум не нужен… Но какого хера она меня отпустила, знала же, что на дом просто так не везут!

Мадам Ламберт знала. Но клиент попался привередливый. И гонорар впечатлял. Она придирчиво рассматривала Татьяну прежде, чем «выпустить» ее к людям. За два месяца Веревкиной удалось привести себя в порядок. Во всяком случае, тело казалось подтянутым. Личный врач мадам, осмотрев девочку, сказал, что она может работать. Это можно было считать удачей. Таня вернулась на свое место.

— Он сказал, что на всю ночь, — негромко поясняла мадам. — Если понравишься, будет у тебя постоянный клиент. Согласись, в твоем случае это лучший вариант. В общем, будь умницей, сумеешь подработать.

То, что Веревкина нуждалась в деньгах, в «Носороге» знали. Об оставленном ребенке принято было молчать. Таня молчала тоже. Никто не спрашивал, так оказалось проще делать вид, что вернулась, что душа не вывернулась наизнанку. Что не думаешь о том, сколько бабок может понадобиться на то, чтобы вытащить девочку. Хотя кому какое до того дело? Это был чужой ребенок. За эти месяцы Таня ни разу не ходила в больницу. Потому что было бы больнее. И все равно продолжала думать о том, что нужны деньги. Может быть, по привычке.

Таня вышла к клиенту в гостиную. Он по-прежнему ждал у бара, где она оставила его после прелюдии в ее комнате. Механизм тоже был интересен. Клиент снял ее здесь же, среди всех. «Опробовал». А потом отправился к мадам с личной просьбой. Это было круче предложения руки и сердца.

— Между прочим, я готова, — усмехнулась Таня, проведя ладонью по его плечу.

— Ну поехали, если готова, — он соскочил с высокого стула и, крепко ухватив ее за локоть, поволок за собой.

Ехали недолго. Он вел машину рвано, будто был нетрезв. А когда доехали, местом развлечения выбрал гостиную: просторную, богато уставленную, с настоящим камином.

Развалился на огромном мягком диване и грубо приказал:

— Показывай, что еще можешь.

— У тебя музыка где-нибудь включается? — проворковала она.

— Включается, — насмешливо протянул мужчина и кинул ей с тумбочки пульт.

Поймала. На ее губах появилась улыбка, которую можно было бы считать соблазняющей. Если бы не липкий ужас, прокатывающийся у нее по спине. Она не знала его причины. Ей было все равно, откуда было взяться этому чувству. Но оно было.

Таня нажала кнопку. Из колонок заорало что-то на английском. Она рассмеялась грудным смехом, сделала громче. Бросила пульт в сторону и, ритмично двигая бедрами, стала раздеваться. Скользила руками по своему телу. Распускала шнуровку корсета на груди. Откидывала голову, извиваясь подобно змее в танце. А потом, когда корсет был на полу, а она осталась в короткой красной юбке и черных чулках в сетку, рухнула на пол, к его ногам. И медленно, так же по-змеиному, поползла к нему. Вцепилась ногтями в брюки. Стала приподниматься по его телу. Лаская щиколотки, икры, колени. Легла грудью на его бедра. Потянулась к ширинке. Шумно дышала, отчего казалось, что стонет. И глаз не поднимала — облизывая губы и отстраненно улыбаясь.

Он больно схватил ее за волосы, захватив всей пятерней, заставил посмотреть себе в лицо. Сам ее видел смутно. Знал, что блондинка, потому и выбрал. Лицо казалось размытым пятном.

— Не тупи, работай! — зло выдохнул он и снова дернул рукой.

Она тихо охнула и тут же прикрыла испуг тихим смехом. Потянула вниз собачку ширинки, расстегнула пуговицу, спустила трусы. Коснулась теплого тела. И терпкий мужской запах ударил ей в голову. Внизу живота растекалось тепло, от которого сладко ныли мышцы. Опустила лицо еще ниже, высунула кончик языка и прошлась им по члену от головки до яиц. И стала дергать вниз его брюки, стаскивая их и одновременно поглаживая его бедра и ягодицы.